Александр Введенский выпустил около сорока детских книжек, но знают об этом немногие. Значительно шире известны факты из «взрослой» биографии поэта. Вместе с Даниилом Хармсом Введенский являлся организатором и вдохновителем знаменитой группы ОБЭРИУ (Объединение реального искусства), которая в 1930 году была, в силу своей аполитичной чуждости, ликвидирована. Литературно-полицейскими мерами власть не ограничилась: в 1941-м Александр Иванович Введенский был арестован, после чего бесследно исчез, и долгие годы имя его вообще не упоминалось.

Когда справедливость (насколько возможно) была восстановлена, перед читателем предстал интересный русский поэт, смело и точно отразивший своё время. Вернее, к нам вернулись два поэта: взрослый, бескомпромиссный отрицатель общепринятого в поэзии и в жизни и рядом с ним — постоянный автор детских журналов «Чиж» и «Ёж» с его стройными и лёгкими строчками, которые написаны как будто другими буквами. Сравнивать двух Введенских глупо. Можно говорить только об огромном диапазоне этого поэта.

Реалисты объясняют такое раздвоение стиля и настроения необходимостью зарабатывать деньги на жизнь. Реалисты правы. Но не совсем. Не бывает сорок книжек хороших стихов только за деньги.

И.Линкова

Не знаю, как сейчас, а в нашем детстве «садистские» стишки и «страшилки» пользовались невероятным успехом. Говорят, что среди сочинений народных поэтов бродили, утратив авторство, и некоторые стихи Олега Григорьева, тоже как будто ставшие народными. Неудивительно: и те, и другие возникли, как полуосознанный вызов отвратительному официозу, безраздельно царившему в советской детской литературе.

Судьбы поэтов, осмелившихся бросить вызов системе, всегда были незавидны. Тяжко приходилось и Григорьеву, и это отчётливо слышно в его стихах:

— Ну, как тебе на ветке? — Спросила птица в клетке. — На ветке — как и в клетке, Только прутья редки. О.Григорьев

А.Копейкин

Вышедшее в 1861-1867 гг. четырёхтомное издание, скромно озаглавленное «Песни, собранные П.Н.Рыбниковым», наделало в кругах учёных-этнографов и фольклористов немало шума. Сначала составителю, как водится, не поверили, потому что тома эти скрывали в себе (а вернее, открывали любознательному читателю) целый мир, доселе никому не ведомый, — былинный мир русского Севера. Только в 3-м томе Рыбников подробно рассказал о том, как во время странствий по Олонецкому краю ему удалось записать более двухсот подлинных исторических песен, былин и «старин» — древних эпических сказаний, передаваемых из уст в уста певцами-сказителями, и тогда Академия наук спохватилась и присудила ему Демидовскую премию. А коллеги-фольклористы, затаив дыхание, принялись внимать хранителям народных песенных сокровищ, которых Павлу Николаевичу посчастливилось отыскать в Прионежье: Леонтию Богданову, Козьме Романову, Тимофею Рябинину, Никифору Прохорову, Василию Щеголёнку…

Как отмечают специалисты, «открытиям Рыбникова во многом обязаны последующие собиратели русского фольклора».

А.Копейкин