«НА ДАЛЁКОЙ АМАЗОНКЕ…»

О детской литературе Бразилии

Часть 1

Пожалуй, Бразилия действительно слишком далека от России, иначе как объяснить, почему бразильская детская литература до сих пор нам почти неизвестна? А между тем она существует уже целое столетие, необычайно богатая, разнообразная, самобытная и притягательная. Мы решили восстановить справедливость и сделать её хоть чуточку ближе.

Обложка книги М.Лобату «Сказки тётушки Настасии». Худож. Г.ФилипповскийЕдинственный бразильский детский писатель, более или менее знакомый русскоязычной публике, — Монтейру Лобату. Ещё в 1958 году в Советском Союзе вышла его книжка «Сказки тётушки Настасии» (с тех пор не переиздавалась и стала библиографической редкостью), а затем в 1961-м — «Орден жёлтого дятла» (этой сказочной повести повезло больше — она выдержала ряд переизданий, последнее из которых появилось совсем недавно, в 2013 году). Собственно, эти две книжки и есть та тонкая ниточка, что связывает нас с бразильцами и даёт хотя бы некоторое представление об их детской литературе. Сюда можно добавить «Историю любви полосатого кота и сеньориты ласточки» Жоржи Амаду, но уже с натяжкой. Ведь и сам автор назвал её «сказкой для взрослых детей», то есть по большому счёту — для всех.

А что же остальные? Марина Коласанти, Маурисиу ди Суза, Рут Роша, Зиралду, Сильвия Ортхоф, Рикарду Азеведу, и, разумеется, неподражаемые Лижия Божунга Нуньес и Ана Мария Машаду? За бортом осталась также удивительная поэзия Сесилии Мейрелис, Бартоломеу Кампуса ди Кейроса, Энриеты Лисбоа, Винисиуса ди Мораиса. Каждый из них имеет свой неповторимый почерк, каждый оставил в литературе заметный след.

Для начала остановимся на трёх основных авторах, которые уже давно стали классиками бразильской детской литературы.

Обложка книги М.Лобату «Орден жёлтого дятла». Худож. В.АлфеевскийЖозе́ Бе́нту Рена́ту Монте́йру Лоба́ту появился в литературе в начале XX века, причём вовсе не в качестве детского писателя. Монтейру Лобату был выдающимся общественным и политическим деятелем своего времени, полагавшим, что Бразилия может стать процветающей страной, если с малых лет уделять достаточно внимания воспитанию её граждан. Для детей он начал писать тогда, когда стало ясно, что на переводной европейской литературе, как бы она ни была хороша, вырастить бразильского читателя затруднительно: дети не понимают этого искусственного для них языка, а описываемые реалии далёких стран кажутся им непостижимыми. Лобату здесь был, безусловно, новатором. Он создал воображаемый мир — естественную стихию детей — и при этом локализовал его в узнаваемых и понятных реалиях собственной страны. Новаторским был и язык: разговорный, очень бразильский, живой и настоящий.

Носишка, Эмилия, Педриньо, дона Бента, тётушка Настасия, граф де Кукурузо, маркиз де Рабико — всех этих персонажей, впервые появившихся в 1921 году, бразильские дети обожают и по сей день.

Весь цикл произведений Лобату для детей условно можно разделить на две группы. Первая — это буйство фантазии и воображения, выдуманный мир с забавными и удивительными персонажами: «Проказы Носишки» («Reinações de Narizinho»), «Охота Педриньо» («Caçadas de Pedrinho»), «Записки Эмилии» («Memórias da Emília»). Во вторую группу входят книги, где живут те же герои, но во всех историях и приключениях появляется образовательный элемент, а также затрагиваются проблемы, которые до этого считались принадлежностью исключительно мира взрослых. Лобату говорит с детьми о войне («Ключ по размеру» [«A chave do tamanho»]), об истории («История мира для детей» [«História do mundo para as crianças»]), даже о проблемах исследования бразильских земель и открытии нефти («Колодец графа» [«O poço do Visconde»]). Сюда же можно отнести целый ряд книг, основанных на бразильском и мировом фольклоре: «Саси» («O Sací»), «Сказки тётушки Настасии» («Histórias de tia Nastácia»), «Двенадцать подвигов Геракла» («Os doz trabalhos de Hércules»).

Обложка браз. изд. книги М.Лобату «O Sací»Устное народное творчество — везде и всегда неисчерпаемый источник авторского вдохновения. А уж в Бразилии и подавно. Сочетание европейского, африканского и индейского наследия делают эту часть бразильской культуры уникальной и ни на что не похожей.

Носителями и проводниками народной мудрости у Лобату выступают особые герои — тётушка Настасия и дядюшка Барнабе́, благодаря которым дети легко и непринуждённо знакомятся с огромным пластом национальной культуры.

— Тогда расскажи как следует, что такое этот саси́. Тётушка Настасия говорит, ты знаешь всё на свете…

И дядюшка Барнабе́ принялся рассказывать.

— Саси — это такое существо с одной ногой, которое беззаботно разгуливает повсюду, устраивая всякие пакости и проказы. В руке у него зажжённая трубка, на голове — красный колпак. Вся его сила находится в этом самом колпаке, как сила Самсона была заключена в его волосах. Кому удастся схватить и спрятать колпак саси, тот сможет стать хозяином этого существа и просить всё, чего захочется.

— А какие проказы он делает?

— Какие только сможет. Это из-за него прокисает молоко, подгорает фасоль, ломаются иголки, теряются напёрстки, он прячет ножнички для ногтей, запутывает клубки с шерстью, разоряет гнёзда, кидает мух в суп. Найдя гвоздь, саси́ переворачивает его остриём вверх и ждёт, пока кто-нибудь из проходящих мимо уколется, что его невероятно забавляет. Всё, что случается в доме плохого, — всё это проделки саси́. Но ему этого мало. Он дразнит собак, пугает кур и не даёт покоя лошадям на пастбище, сосёт у них кровь. Саси́ не делает большого зла, но нет такой мелкой пакости, к которой бы он не был причастен…

Главный персонаж всех книг Лобату — тряпичная кукла Эмилия — дерзкая, смелая выдумщица, которая всегда говорит то, что думает. Для Лобату она стала своего рода рупором, с помощью которого он мог безбоязненно выражать свои взгляды, критиковать, иронизировать, доводя до абсурда нелепости цивилизованного мира, — какой спрос с тряпичной куклы?

— Ладно. Меня набили соломой, и я стала жить дура дурой, как все куклы. И была очень некрасивая. Прямо уродина, говорят. Глаза мне тётушка Настасия вышила чёрными нитками, и даже не шёлком, а просто катушечными. Ходила я, широко расставляя ноги, как мальчишка-продавец в лавке. Знаете, почему они всегда так широко расставляют ноги?

— Строение тела, — отвечал граф.

— Никакого настроения. Это от привычки с малолетства стоять за прилавком, продавая товары. Приходится пошире расставлять ноги, чтоб крепче опереться на прилавок, а то попробуй-ка простоять так с утра до вечера! Так и привыкают, а настроение тела тут ни при чём. Вот я и ходила, широко расставляя ноги. Потом я исправилась. Теперь я ноги составляю узко. В остальном я тоже исправилась. Тётушка Настасия меня много исправляла, и иголкой, и воспитанием… (пер. с португ. И.Тыняновой)

Помимо собственных персонажей Лобату в его книгах живут герои и других известных сказок со всего света; тексты писателя полны скрытых цитат и аллюзий.

— Тогда Колумб, — продолжал кот Феликс, — решил сойти на берег и узнать, что это за земля, так как сомневался. Он спустил шлюпку и поплыл к берегу. Спрыгнул на берег и позвал индейцев. <…>

<…> Колумб шагнул к индейцу, чтобы пожать ему руку. Индеец повернулся к своим товарищам, которые держались подальше, и крикнул:

«Вот нас и открыли, ребята! Это и есть тот самый Христофор Колумб, который будет хозяйничать на нашей земле. Старые времена кончились. Теперь начнётся новая жизнь».

В этом месте рассказа граф высунул голову из банки и сказал:

— Не верьте! Открытие Америки происходило совсем не так! Я утверждаю, что кот Феликс всё выдумывает… (пер. с португ. И.Тыняновой)

На книгах Монтейру Лобату выросло не одно поколение бразильских писателей. К примеру, А́на Мари́я Маша́ду никогда не скрывала, что в детстве зачитывалась его книгами, и это во многом определило всю её дальнейшую жизнь. Как и всякая яркая личность, Машаду попробовала себя в самых разных профессиях и видах творчества — была журналистом, телеведущей, художницей, переводчицей, преподавателем, всего не перечесть. В детскую литературу она вошла благодаря журналу «Переменка» («Recreio»), который пользовался бешеным успехом у бразильских детей в 1960-е годы.

Книга Машаду «Разыскивается волк» («Procura-se lobo») — блестящий пример интертекста и словесной игры. Здесь мы встречаемся с волком Акелой из «Книги Джунглей» и Капитолийской волчицей, с волком из сказки про семерых козлят и Волком из «Красной Шапочки», с волками из басен Эзопа и Лафонтена и многими другими волками — персонажами сказок разных времён и народов. По сюжету все они пишут письма работодателю в ответ на объявление о работе. Есть, например, такое:

Обложка браз. изд. книги А.М.Машаду «História meio ao contrário»Меня очень заинтересовало ваше предложение о работе, потому что здесь кругом снег, и я уже давно подумываю о том, чтобы перебраться отсюда и найти место с более приемлемым климатом. Я знаю, что в вашей стране очень жарко. Там много солнца и не так много охотников. А здесь даже дети преследуют меня. Есть тут один мальчик по имени Петя, он настоящий вредитель. Стоит только его деду задремать, он бежит за мной и стреляет из игрушечного пистолета. Он меня так замучил… У него даже есть друзья — профессиональные охотники. Здесь у меня нет шансов. Не могли вы, пожалуйста, найти мне скромное местечко в какой-нибудь школе самбы? Я обожаю музыку и очень способный, могу играть на любом инструменте…

В другой книге, «Сказка немножко наоборот» («História meio ao contrário»), Машаду экспериментирует с самим жанром сказки. Действительно, почему бы не начать с известной концовки «…и жили они долго и счастливо» и не кончить популярным зачином «жили-были…»? Бесконечные отступления, живой язык, вовлечение читателя в свою игру — всё это традиции Лобату.

…И тогда они поженились и жили долго и счастливо… Есть много историй, которые имеют такую концовку. Но для нашей это будет началом. То есть, если нужно откуда-то начинать, то было бы здорово начать именно с этого. И тогда это будет история дочери этих двух счастливцев, которые поженились и жили долго и счастливо. Ведь история детей и правда начинается с их родителей. Или с бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек, прапрапрапрапрапрародителей, если только кто-нибудь это сможет выговорить и вспомнить всех этих людей.

Ну, есть такие, которые помнят. Индейцы помнят. <…> Но это индейцы. Белые люди сегодня не очень-то интересуются подобными вещами. Они предпочитают знать расписание футбольных матчей, столицы стран, марки машин и другие премудрости цивилизации. <…>

Есть люди, которые любят только истории точные и очень хорошо организованные — тогда тебе лучше взять какую-нибудь другую историю, потому что эта уже спутанная и вся наоборот. Она ещё не началась как следует, а уже появились какие-то индейцы, которые не имеют никакого отношения к этому сюжету. Всё дело в том, что я очень люблю индейцев и пиратов и постоянно про них вспоминаю.

Но давайте начнём сначала.

То есть с конца, это же история наоборот…

Обложка браз. изд. книги А.М.Машаду «Bisa Bia, bisa Bel»Интересна также книга «Прабабушка Бия, прабабушка Бэл» («Bisa Bia, bisa Bel»), где возникает тема, повторяющаяся во многих других произведениях Машаду, — тема памяти и родственных связей. Девочка Бэл находит старую фотографию прабабушки, где та изображена такой же девочкой, как и сама Бэл. Они становятся очень близки, так как прабабушка словно бы живёт внутри Бэл и постоянно с ней разговаривает, делится всем на свете и слышит её голос в ответ. А однажды Бэл начинает слышать ещё один голос, совсем другой, который называет её, маленькую Бэл, прабабушкой! Оказывается, в далёком будущем её правнучка точно так же находит её фотографию, и эта связь продолжается.

— Спокойно, бабуль…

— Бабуля — это она, — ответила я, — не путай. И это моя прабабушка, а не твоя.

Голос ответил:

— Я это знаю прекрасно. Это ТЫ — моя прабабушка. Прабабушка Бэл, миленькая девочка в шортиках и кроссовках, которую я увидела в старых вещах моей мамы на одной очень старой фотографии. Я сделала голографическую копию. А вот это — твоя прабабушка, девочка, которая тоже была там, на портрете, который ты держала в руках.

<…>

— Как тебя зовут?

— Бета, я твоя правнучка.

— Но как такое возможно?

— Я живу в будущем, в другом веке. Однажды моя мама — твоя внучка — делала генеральную уборку и нашла одну старую фотографию, где был портрет самой миленькой девочки на свете: ТВОЙ!

Я была поражена…

Есть у писательницы и тексты об истории страны, и книги на мифологические сюжеты, и стихи, и сказки. Её стиль отличают лёгкость, бесконечные эксперименты с языком, словесные игры, неограниченная свобода воображения. За свою долгую писательскую жизнь Ана Мария Машаду была отмечена множеством самых разных наград как у себя на родине, так и во всём мире. Её книги переводятся и издаются в других странах, далеко за пределами Латинской Америки. Однако Россия, увы, пока не входит в их число.

 

Часть 2

Ли́жия Божу́нга Ну́ньес — тоже во многом уникальный автор, однако её творчество весьма специфично. Было бы несправедливо причислять произведения Божунги исключительно к детской литературе. Ею зачитываются и взрослые, и каждая её новая книга — событие; иногда она может превратиться в спектакль («Книга: история одной встречи» [«Livro: um encontro»]), иногда — в арт-объект («Сделанная вручную» [«Feito a mão»]).

Обложка браз. изд. книги Л. Божунги Нуньес «A bolsa amarela»Одна из самых известных книг Божунги — «Жёлтая сумка» («A bolsa amarela») — рассказ девочки Ракел о своей жизни. Читатель становится свидетелем интереснейшей, очень необычной и насыщенной жизни, но при этом не узнаёт ни сколько девочке лет, ни имени её родителей, братьев и сестёр (а семья у неё довольно большая). Зато в мельчайших подробностях нам описываются обитатели жёлтой сумки Ракел. В этой сумке — всё живое и со своим собственным характером: желания, которые то распухают, то сдуваются, петух в маске, что пришёл из сочинённого Ракел романа, Булавочка, чьей жизни посвящена в книге целая глава. Сумка становится как бы посредником между миром реальным, в котором живут взрослые, и миром Ракел, который для неё самой не менее реален.

— Одевайся, Ракел, мы идём обедать к тёте Брунильде. Будет треска.

Я обожаю поесть. Существует лишь одно блюдо, которое я не выношу: треска. Но поскольку все в нашем доме вечно пытаются угодить тёте Брунильде, я знала очень хорошо, что когда я скажу: «Тётя Брунильда, вы не возражаете, если я съем только десерт?», — они ТАК на меня посмотрят, что я должна буду завершить свой обед и съесть всё во что бы то ни стало. В общем, я уже была наполовину расстроена.

Длинных штанов у меня только двое. Одни хорошие, другие ужасные. Когда одни в стирке, я надеваю другие. Хорошие были в стирке. «Ещё и это», — подумала я. <…>

<…> Мой нос начал болеть. Я посмотрела в зеркало и объявила:

— Я не могу пойти на треску: мой нос распух и сильно болит.

Мне велели помазать его йодом и одеться наконец. <…>

<…> В дверях я остановилась: «А что если кто-нибудь откроет жёлтую сумку, пока меня не будет? И найдёт Афонсу там, внутри? И если Ужасный сбежит, чтобы подраться? И если мои желания тоже вылезут наружу — увеличатся, разрастутся, заполнят собой всю комнату, а потом вообще всё? Я ужаснулась. Был единственный способ не рисковать — взять сумку с собой. И я взяла…

Обложка браз. изд. книги Л. Божунги Нуньес «O sofá estampado»Все тексты Божунги насквозь пронизаны магией. Она прорывается сквозь реальность, смешивается с повседневностью, и в результате действительность, дополненная воображением, воспринимается совсем иначе. Чего стоит один только броненосец, влюблённый в кошку и в буквальном смысле «докопавшийся» до своей сути. Начав от волнения копать обивку дорогущего дивана, он докапывается до пола, а затем и до фундамента, после чего уходит глубоко в землю (что, в общем, свойственно этим зверькам в природе). И вдруг перемещается в совершенно иной смысловой план, и все «копания» происходят уже в его собственной памяти («Пёстрый диван» [«O sofá estampado»]).

…Он достиг пола, очутился на ковре, снова стал копать. Продырявил подкладку, что была под ковром, стал скрести появившийся паркет. Желание копать было таким сильным, что когда закончился паркет и начался цемент, он не остановился. Казалось, что чем невыносимей становилась боль внутри, тем его когти делались всё сильнее, и он копал, и копал, и копал… И когда закончился цемент и показалась земля, он не остановился ни на секунду, погружаясь каждый раз всё глубже в свой туннель, не думая совершенно о том, куда этот туннель может его привести. Он копал до тех пор, пока не иссякли силы и не отпустила эта жгучая боль внутри, он не знал, сколько времени прошло. Он зарылся так глубоко, что вдруг оказался в своём детстве…

braziliya9Обложка браз. изд. книги Л. Божунги Нуньес «Corda bamba»В книжке «Натянутый канат» («Corda bamba») дочь эквилибристов, потеряв родителей, пытается найти своё место в новых условиях и погружается в себя, в свои воспоминания. Каждый день она вылезает из своей комнаты через окно по натянутому канату и попадает в дом со множеством дверей. За каждой из них находится какое-то воспоминание из прошлого. Открывая двери одну за другой, она всякий раз вспоминает очередной эпизод своей жизни, то, что было давно забыто, но теперь стало чрезвычайно важным. За последней дверью она встречает уже не прошлое, а будущее — пустое пространство, где она сама свободна создавать всё, что ни пожелает.

…её взгляд задержался на двери жёлтого цвета. Желание войти явно перевешивало страх. И она вошла. Внутри был такой ветер, что он подхватил её и дверь захлопнулась. Она почувствовала запах моря. <…> Она увидела приближающуюся лодку. Подумала, ей это снится: это была та самая лодочка из газеты, которую Марселу сделал для Марсии тогда, на балконе, только в этот раз она была размером с настоящую лодку. <…> И в следующий момент Мария услышала плач ребёнка. Она вытянула шею, сгорая от нетерпения увидеть этого младенца. Увидеть себя! Ей захотелось крикнуть: «Я родилась! Малыш из лодки — это я!», — но чувства захлестнули её настолько, что она не могла произнести ни звука…

Обложка браз. изд. книги Л. Божунги Нуньес «A paisagem»У Божунги совершенно удивительная, неповторимая интонация, оригинальная манера общения с читателем. В своих книгах она выстраивает особое пространство, названное «Для тебя, который меня читает» («Pra você que me lê»). Это общение может происходить то в начале книги, то в конце, а иногда врывается в середину повествования, создавая таким образом необыкновенную связь автора, персонажей и читателя.

К книге «Сделанная вручную» я написала вступление, которое назвала «Для тебя, который меня читает». Это было именно то, чего я так долго хотела, — сделать наши с тобой отношения более близкими и создать какое-нибудь пространство только для нас двоих. В «Портретах Каролины» я снова захотела написать тебе. Только в тот раз мой разговор с тобой смешался с самой историей, и одно стало частью другого. Теперь же, работая над очередным изданием этой книги мне снова захотелось поговорить с тобой и я начала думать вслух, то есть писать тебе всё то, что вертелось у меня в голове…

Тема книги, тема читателя и вообще сам процесс создания какой-либо истории для Божунги чрезвычайно важны. Есть несколько книг, которые она условно объединила в трилогию («O livro: um encontro», «Fazendo Ana Paz», «A paisagem»), где последовательно уделяется внимание каждому из этапов существования текста. В первой она очень ярко и по-театральному рассказывает о своих собственных «встречах» с книгой, исследует тему читателя («самый-самый» автор, разбудивший её детское воображение, безусловно, Монтейру Лобату, помимо него Божунга выделяет ещё двух писателей, повлиявших на её жизнь, один из которых — Ф.М.Достоевский). Впоследствии писательница сделала из этой книги моноспектакль (в прошлом Божунга актриса).

Обложка браз. изд. книги Л. Божунги Нуньес «A paisagem»Во второй книге она погружает читателя в процесс создания произведения, и это невероятно интересно. Здесь встречаются персонажи из нескольких книг. А в третьей всё соединяется — автор, читатель, творческий процесс: автор работает над книгой, когда получает письмо от своего читателя, где тот во всех подробностях описывает пейзаж, который он увидел во сне и который в точности повторяется на страницах ещё не вышедшей книги. Всё это чрезвычайно захватывает автора, и он желает встретиться со своим читателем, чтобы понять, как такое возможно.

При том что все книги Божунги очень разные и не похожи одна на другую, есть то, что их безусловно объединяет — в них всегда чувствуется необычайная свобода воображения, магическая притягательность созданных образов, абсолютная непредсказуемость сюжета, а очень верно выбранный тон позволяет писательнице говорить с детьми на самые серьёзные темы (такие, например, как тема детской проституции и сексуального насилия, тема смерти, отношения в семье).

Ирина Новикова

«Reinações de Narizinho»