ВЕРКИН, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ

Обложка книги Э.Веркина «Облачный полк»Веркин, Э. Н. Облачный полк : повесть / Эдуард Веркин ; [предисл. К. Молдавской]. — Москва : КомпасГид, 2012. — 296 с.

Спокойный патриарх неспокойного семейства, бурлящего вокруг дачных шашлыков, купаний и других каникулярных поводов, под натиском правнука вспоминает детство, самый страшный и звонкий кусок — зиму 1942 года. Три последних месяца из полутора лет, в течение которых Димка бродил по пояс в грязи и снегу, конвоировал перепуганных до истерики полицаев, выменивал у немецких обозников гранаты на лендлизовскую тушёнку с Большой земли, отчаянно хотел отогреться и наесться, а ещё больше — открыть наконец счёт убитым фрицам. Опекал его эти полтора года Саныч, дерзкий пацан, трепло и боец от бога, заговорённый цыганкой от пули и фотокадра, представленный к Герою и боящийся всего трёх вещей: предательства, торфяного топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины.

Эдуард Веркин производит (и, похоже, поддерживает) впечатление холодного до аутичности литератора-профи, способного писать для детей что угодно, в любом направлении и с обеих рук. Основной рукой он в короткие сроки наколотил несколько десятков повестей в коммерчески привлекательных и не слишком тесных нишах подростковых «ужасов», фантприключений и познавательного «фикшна» — и добился успеха, признаком которого можно считать тиражи, переиздания и небольшую армию фанатов.

За этими нишами, как в целом за текущими процессами в отечественной детской литературе, я не слежу и ничего совсем уж хорошего от ниш и процессов давно не жду. Соответственно, Веркина я не читал и не собирался. Но усечённый вариант моего романа [«Убыр» — примеч. ред.] прошёл вдруг в финал конкурса «Книгуру» — и я решил, что лучшего повода изучить срез актуального «детлита» не будет.

Тут и выяснилось, что у Эдуарда Веркина есть вторая рука, которой он пишет некоммерческие тексты и получает за них (впрочем, не только за них) разные премии (но не всегда публикации). Дальше можно порассуждать про Джекила и Хайда, про Синюю папку и про сор, из которого непременно что-нибудь растёт. Но лучше сразу перейти к делу.

Дело такое: «Облачный полк» — единственная книга последнего (как минимум) десятилетия, которую должен прочитать каждый нормальный житель нашей страны, достигший 14 лет.

В роман я вошёл со снисходительным скепсисом. Потом ошарашено подумал, что это ведь почти что уровень богомоловского «Ивана». На самом деле «почти что» здесь лишнее — более того, веркинский «Облачный полк» помощнее будет.

Роман написан очень мастерски и очень просто. Читать его очень легко и очень тяжело. И не потому, что мальчишеский трёп может плавно перетечь в лютый бой до кровяных сгустков под веками, а марш по притихшим деревням заводит героев в кусочек неуместной на войне, но всё равно страшной сказки. А потому, что все ведь знают, чем в итоге завершилась относительная партизанская вольница 1942-43 годов. И ещё потому, что моё поколение помнит не только имя и фамилию дерзкого пацана Саныча, но и даты его жизни — вместе с обстоятельствами, связанными с последней датой.

Многие думают, что забыли, — но всё равно помнят. Или вспомнят. Особенно если напомнить вот так — как раньше детские писатели не напоминали:

«— А тебе нравилось убивать? — спросил я.

— Что?

— Убивать, — повторил я. — Немцев. Нравилось?

Он всё-таки достал свою папиросу, задымил.

— А нам нравилось. Вот мне. И ему тоже нравилось.

Писатель неловко стряхнул пепел, прямо в салон, на кожаный диван.

— Видишь ли… — Виктор курил и кусал губы. — Про «Убей немца» сейчас не очень… своевременно. Эренбург сам не любит вспоминать. И общество…

Писатель сделал рукой круговое движение, взволновал дым. Послюнявил пальцы, потёр место ушиба.

— Мы ведь сейчас с ГДР очень дружим.

— А я не дружу, — сказал я. — Я вот лично не дружу.

— Я не знаю…

Писатель сломал папиросу, выкинул в окно.

— Я считаю, что всё ещё не закончено, — сказал я. — У нас с немцами. И никогда не будет закончено. Каждый немец, пусть он через сто лет родится даже, каждый немец нам должен.

— Ну да, за то, что они у нас тут сделали…

— Совсем нет. Они нам должны не за то, что они у нас сделали. Они должны за то, что мы у них не сделали».

Ещё раз: это не лучший исторический роман, не подростковая книга года, не игра в патриотический проект брежневской эпохи.

«Облачный полк» — это мощная, пронзительная, горькая и гордая книга, подлежащая обязательному прочтению каждым нормальным человеком.

Обложка книги Э.Веркина «Друг-апрель». Худож. О.СелянкоВеркин, Э. Н. Друг-апрель : [роман] / Эдуард Веркин ; [худож. О. Селянко]. — Москва : Эксмо, 2014. — 352 с. — (Эдуард Веркин. Современная проза для подростков).

Аксён живёт на костромском разъезде Ломы, где станция давно сгорела, а почти всё население разбежалось. Осталась семья отмороженных вконец упырей — так Аксён давно и вслух зовёт спившуюся мать, старшего брата, исчерпывающе описываемого строчкой «припадочный малый, придурок и вор», и приблудившегося ушлого дядьку, склонного к философствованиям и изощрённым аферам. Аксён тоже давно сбежал бы, но надо заботиться и ждать. Заботиться о вечно голодном братце, живущем мечтой о приставке «Соньке», а ждать — пока вернётся Ульяна. Не то чтобы первая любовь, а просто более-менее вся жизнь Аксёна, которая тщательно и обоюдно выстраивалась с детсадика, преимущественно лютыми методами, — а потом вдруг кончилась.

Веркин — единственный известный мне панчер современной русской литературы. Разминается он на коммерчески успешных фантастике, приключениях да ужасах, имеющих широкий круг юных поклонников, а всерьёз работает редкими, но убийственными текстами, которые действуют на читателя, как поставленный удар в подбородок: голова ясная, мысли светлые, а руки-ноги висят ленточками — и двинуться невозможно.

Книгу про пацана, который знает наизусть все проходящие поезда и окрестные леса, кормится наловленной рыбой и краденой тушёнкой, читает только старые журналы, выброшенные немыми на полустанках, проходит по улице соседнего города, вырубая всех встречных в возрасте от шестнадцати до двадцати, чуть не топится от безуспешных (и дико смешных) попыток придумать подарок девочке, бросает школу в связи с отсутствием ботинок — но каждый день приходит за десять километров к школе, чтобы встретить и проводить Ульяну, — эту книгу можно пересказывать по-разному. Как чернуху про свинцовые мерзости люмпенской жизни (и тема свинца богато представлена в тексте), как грустную историю первой любви (максима про то, что первая любовь не бывает счастливой, естественно, приложена), как приключения невесёлого трикстера в стране жуликов и воров (схемы преступлений и наказаний в наличии), как гимн подростковой стойкости, кующей победу из совершенно негодного материала (ковка и ударная техника в богатом ассортименте), как ловкое упражнение в композиционной изощрённости (с персональным приветом чеховскому ружью) или как вдохновенный римейк поэмы Эдгара По «Ворон» (неназойливой искоркой пронизавшей всю ткань повествования). Я бы сказал, что «Друг-апрель», при всей его истовой злободневности и настоящести, что ли, остаётся историей на вечную тему любви и бедности, к которой добавили гордость, совершенно невыносимую и необходимую. И оказалось, что вопреки Бёрнсу, любовь-то с бедностью сосуществовать могут, а вот гордость сшибает эту пару то вместе, то поврозь. И читателю остаётся надеяться, что кто-то сумеет подняться. И верить, что так бывает.

Я не уверен, что многие бестселлеры и премиальные книги последних лет будут кому-то интересны лет через пять-десять. В Веркине я уверен.

В 2014 году «Эксмо» запустило персональную серию Веркина и переиздало в ней роман «Друг-апрель». Это радует и вселяет надежду.

Шамиль Идиатуллин

 Просто цитата:

«В четвёртом классе она получила четвёрку по математике. Случайно. Ошиблась. До этого одни пятёрки, а тут вдруг вот. Нет, дома её не ругали, ей самой было неприятно. Четвёрка. Они шагали домой после уроков, и она плакала. А он никак не мог её успокоить. Никак-никак. <…> Даже приключения Чугуна не помогали, она всё плакала и плакала, глаза стали красными, он даже испугался, что они у неё лопнут. Тогда он попросил дневник.

Она перепугалась, решила, что он хочет четвёрку переправить, но Иван заверил, что ничего подобного не случится, всё будет абсолютно законно. Давай дневник — и иди домой, ждать.

Что ей было делать? Она отдала дневник.

Он отправился к дому математички. По пути заглянул к бабушке. Бабушка спала, его не заметила. И хорошо, иначе бы спрашивать начала.

Дом у математички был хороший, но старый, деревянный. Высокий забор, красивые ворота. Он вежливо постучал, его вежливо впустили, предложили чаю. Он вежливо отказался и предложил разобраться с недоразумением. Математичка не поняла, с каким. Он продемонстрировал дневник, сказал, что надо переправить четвёрку на пятёрку и всё, инцидент будет исчерпан. Математичка, разумеется, отказалась. Если Ульяна хочет, она вполне может четвёрку потом переправить, это вполне допустимо. Екатерина Васильевна, вы не понимаете ситуации, улыбнулся Иван. Вы должны исправить именно эту четвёрку и именно сейчас. Екатерина Васильевна мягко отказалась, сказала, что она такое видывала, она педагог с опытом.

Он сказал, что ему очень жаль, но другого выхода у него нет. Екатерина Васильевна дала понять, что больше его не задерживает, ей ещё сегодня тетради проверять. Он откланялся.

А через минуту с улицы послышался крик. Кричала соседка Екатерины Васильевны. Математичка выбежала на улицу и села, хорошо скамейка подвернулась.

Он прибил левую ладонь к воротам. Гвоздём.

Когда математичка немного отдышалась, он поинтересовался — не пересмотрела ли она свою позицию по вопросам успеваемости. Если не пересмотрела, то он готов простоять тут сколько потребуется, хоть до послезавтрашнего утра.

Четвёрка в дневнике была немедленно заменена на пятёрку.

Он выдрал гвоздь кусачками, замазал рану живицей — бабушка пользовала ею суставы, пожелал Екатерине Васильевне успехов в педагогической деятельности и отправился к ней. Продемонстрировал изменения в дневнике, сказал, что Екатерина Васильевна очень раскаялась в своём поступке и впредь взялась так не поступать.

И весь вечер они сидели, смотрели мультики и ели сладкую кукурузу из банки. Уже ночью, когда они возвращались домой, он почувствовал, что рука заболела.

Впрочем, заражения крови не случилось».

 

Читать об авторе на Продетлит