Серый волк
СТАРЫЕ ЗАСЛУГИ
Сначала о нём позаботилась природа. Зверь получился сильный, смелый, страшный. Он жил чуть не по всей Земле, его глаза светились в темноте даже в безлунную ночь, а дикий вой поднимал со дна человеческой души что-то совсем нечеловеческое.
Вполне достаточно для того, чтобы стать символом.
Так и случилось: трудно найти на нашей маленькой планете народ, который бы никогда не думал о волке.
Турки считали его своим прародителем. Монгольский император Чингисхан был горд тем, что он — «сын волка». Свой род вели от волка индейцы племени тлинкитов, и хотя бы отчасти волками были грузинский царь Вахтанг I Горгослани и один из героев древнеиндийской «Махабхараты» (кому досталась волчья голова, кому — тело).
В делах войны и победы этот зверь тоже был в первых рядах. На древних землях Ирана и Греции воины представлялись в виде волков, а сваны на Кавказе прямо именовали боевую дружину волчьей стаей. Галльские воины украшали свои шлемы волчьими головами. Германцы зажаривали и ели волчье мясо, чтобы перенять бойцовские качества. Да что говорить!.. Даже мальчишек-скаутов во времена, казалось бы, вполне цивилизованные гордо именовали «волчатами».
Два могучих волка лежали у ног скандинавского бога войны Одина. А другой бог войны, олимпиец Марс, послал не какую-нибудь беленькую козочку или тучную корову, а мудрую волчицу, чтобы вскормила Ромула и Рема — будущих основателей его любимого города. И это не единственный случай: такая же мать-волчица присутствует в древнеиранских легендах и китайских хрониках VII века.
А получеловеки-полузвери? Если (нарушая чистоту эксперимента) считать вместе с шакалами и собаками, их наберётся по всему свету полтора десятка: Анубис и Упуат — в Древнем Египте, дабу — в Африке, Ыхкилики — у гренландских эскимосов…
Трудно бывает иногда понять и решить, чего больше в этих многовековых «танцах с волками» — восхищения или страха. Пожалуй, страх всё-таки перевешивает. За сотни лет до голливудского «Чужого» нервная дрожь таинственной «чуждости», какой-то тёмной потусторонности витала над зубастой головой серого волка. Что, собственно, делали Анубис с Упуатом? Один встречал мёртвых у порога загробного мира, другой прокладывал дорогу по «подземному Нилу», где солнечного бога Ра поджидали исчадья мрака. Славяне вообще без обиняков считали волка посредником между «тем» и «этим» светом, а некоторые западные европейцы — самим Дьяволом. Актёры, исполнявшие эту страшную роль на сцене, одевались в волчьи шкуры, ибо Дьявол, приходя в наш мир, очень любит принимать волчье обличье.
Светлые силы боролись, как могли. На западе Европы праведное слово творило чудеса: Франциск Ассизский сделал свирепого хищника кротким, как агнец; в Бретани святой незрячий Эрве научил волка служить ему поводырём, а в Нормандии святой Остреберт и вовсе велел зверю носить бельё после стирки — вместо осла, которого тот загрыз.
Идея волчьей «чуждости» проросла, разумеется, и на уровне быта, конкретной человеческой повседневности. Чужой, другой, посторонний… И вот уже нашёлся якобы старый заговор, где славяне называют волчью стаю «ордой». А в другом фольклорном тексте (якобы) отдельно взятый серый волк и вовсе — еврей… Говорят, есть такие места, где даже вредный нарост на дереве и почерневшая сердцевина ствола назывались словом «волк». А уж обряды! Кое-где в традиционных причитаниях во время свадьбы невеста прямо-таки должна была обозвать «волками серыми» братьев жениха, а женихова родня саму невесту — «волчицей».
Про легенды и говорить нечего: мировая мифология пропитана волчьей темой, как крепким вином.
Несправедливая свадьба, превратившаяся в волчью стаю…
Жестокие убийцы невинных, превращённые в волков… Особенно хорош самый великий и ужасный скандинавский волк Фенрир, который раскрывал «свою пасть так, что одна его челюсть касалась Неба, а другая — Земли». Чтобы связать это апокалипсическое чудовище, карлики, по просьбе бога Одина, сделали ленту «из шести элементов…то шум кошачьих шагов, женская борода, корни горы, медвежье сухожилие, рыбье дыхание и птичья слюна»… Если этого мало, можем сообщить, что существует легенда, согласно которой во всём виновата женщина. Та самая Ева, из-за которой первого человека изгнали из рая. На земле её женские глупости вовсе не закончились.
Всевышний дал Адаму ивовый прутик, чтобы он мог его прикосновением создать что-нибудь полезное. Адам дотронулся до морских волн, и появилась съедобная овечка. Еве трогать прутик не разрешалось. Дальше всё понятно: за спиной отлучившегося Адама она стегнула что есть силы бедные морские волны, выскочил страшный-ужасный-зубастый волк, схватил овечку… (Психологический опрос, проведённый среди пятерых подружек разного возраста и социального положения, показал, что против искушения прутиком не устояла бы ни одна.)
Остались оборотни: вервольфы, волколаки, волкодлаки… Серьёзное осознание этого феномена здесь неуместно. Для серьёзной, хотя и небесспорной попытки такого осознания существуют Зигмунд Фрейд, Герман Гессе и Джек Николсон, едва не загрызший Мишель Пфайффер в знаменитом кинофильме «Волк». С точки зрения детского и подросткового русскоязычного чтения интересна простая, но неожиданная вещь: наша современная «справочная» литература.
Вот «Мифы русского народа», выпущенные в свет издательством «Астрель» в двухтысячном году. В неспешной повествовательной статье «Волколак» нет вроде бы ничего настораживающего. Напротив, весьма полезно сообщается, что оборотни упоминались ещё в «Слове о полку Игореве», а также в других древнерусских памятниках. Дальше следуют подробности их существования, примеры из славянских легенд и поверий… Но что-то не так. И вдруг посредине текста понимаешь, что всё дело в интонации: про оборотня нам рассказывают «в настоящем времени», как про животное в зоопарке. Последний абзац повествования начинается словами: «Надёжных оберегов от превращения в волколака очень мало. Поскольку такая опасность особенно часто угрожает молодым на свадьбе…»
Но это не предел. Если любопытный ребёнок откроет книгу под названием «Нечистая сила» из серии «Я познаю мир» (!!!) всё того же издательства «Астрель», то первая же фраза, которую он увидит в главе «Оборотни», сразу расставит все точки над «i»: «Изо дня в день они живут обычной человеческой жизнью — как ты и я…»
Дальше — больше. На странице двести двадцать третьей мы узнаем, что оборотни — вовсе не суеверие. Чуть позже (с. 225-227) нам предложат подробные рецепты превращения: «европейский» (посложнее) и «славянский» (попроще). Описания вполне конкретны и на странице двести двадцать восьмой подводится итог: «Следует ещё добавить, что процесс превращения человека в волка очень болезненный. Трещат кости, суставы и сухожилия, меняя форму, зудит вся кожа, потому что из-под неё вылезает шерсть… И так — каждый раз!»
Трудно удержаться от комментария: каждый раз, когда взрослый протягивает ребёнку книгу, он должен сначала в неё заглянуть. А дальше — дело вкуса. Может, кто-то давно хотел воспитать оборотня, да только не знал, где об этом прочитать…
Впрочем, не всё так плохо, и мистическое обаяние серого волка, пройдя через руки умелого популяризатора, вполне поддаётся детскому восприятию. Из публикаций последних лет хотелось бы отметить перевод французской книжки Клод-Катрин Рагаш «Волки». (Не путать с отечественной книгой того же названия, написанной Андреем Поярковым.
Она тоже хорошая, но исключительно «природная», научно-популярная.) Французские «Волки» — это легенды.
Европейские легенды, пересказанные для десятилетних романтиков вполне современным (иногда, к сожалению, чересчур современным) языком. Всё коротко, разнообразно, украшено вполне «сказочными» картинками художника по имени Франсис Филипп. Между страницами с небывалыми приключениями и превращениями имеются комментарии под названием «Волки и мифология» или «От истории к легендам». О степени научности этих комментариев судить не нам, но читать их, пожалуй, ещё интереснее, чем сами легенды.
Вообще, интерес к волку в его, так сказать, мифологическом варианте весьма велик.
Достаточно ввести в поисковую систему Интернета два слова «образ волка», и целый поток упоминаний, публикаций, ссылок обрушится с такой силой, как будто у нас на дворе непрерывный декабрь: по-чешски и по-латышски — «волчий месяц»…
СЕРЫЙ ДУРАК
Почему? Ведь зоологи-биологи утверждают, что волки вовсе не глупее других зверей, даже совсем наоборот. Один авторитетный популяризатор рассказывает, как во время вертолётной охоты на волков, когда всех уже перебили, пилот вдруг заметил одного, самого умного. Дело происходило не в чистом поле, а над перелеском, маленькой рощицей, где деревья стоят далеко друг от друга. Так вот, умный волк, как хороший спецназовец, прижался к стволу дерева, слился с ним, встав для этого на задние лапы.
Он стоял и не шевелился, хотя вокруг гремели выстрелы…
Так почему же почти во всех народных сказках, прежде всего — в русских, волк обязательно — дурак и заслуживает только побоев, смерти, смеха?
Похоже, ответ напрашивается сам собой: если страшное не сделать смешным, как же его пережить?
Сказки сказывались тогда, когда вертолётной охоты ещё не было, а знание жизни — было. И знание это безошибочно подсказывало, что способствует выживанию на нашем белом свете, и кто перспективнее — сильный волк или хитрая лиса? Исключения, конечно, бывают. Нашлась, например, одна небольшая сказочка (кажется, венгерская), где дело обернулось странно: когда звери, попав в яму, под руководством лисы быстро съели друг друга, и остались только волк да лиса, Серый повёл себя неожиданно.«Давай, — говорит, — поборемся, кто победит — хитрость или сила?» 
При такой конкретной постановке вопроса в условиях ямы лисе, разумеется, тут же пришёл конец. Но это и вправду исключительный случай. Типично совсем другое. В сборнике сказок, записанных Афанасьевым, только под названием «Волк-дурень» присутствует несколько вариантов, а пересчитать истории с обманом и одурачиванием волка на всём фольклорном пространстве вообще невозможно. Причём дело не только в проделках рыжей Лисы Патрикеевны, заставившей, как известно, своего приятеля хвостом рыбу в проруби ловить. Кто только не «водит за нос» доверчивую зверюгу!
Коза подзадоривает дурачка прыгать через горящие угли, в результате чего волчье брюхо, безусловно, лопается.
Боров, идущий в лес жёлуди есть, заманивает в яму.
Кобыла предлагает съесть её «с хвоста», и, разумеется, волчара получает копытами по голове.
Невинная овечка советует перед съедением себя помыть и как бы ненароком приводит волка к капкану.
Но краше всех — свинья. Когда волк сообщил, что сейчас станет есть её вместе с поросятами, хрюшка возражать не стала. Она сказала так: «Будь ты моим кумом, а я твоею кумою, станем их, малых детушек [поросят], крестить». Отказаться волк не посмел. После чего был приведён на мельницу и утоплен (правда — не до смерти).
Очень поучительно и трогательно наблюдать, как меняются «отношения с волком» при переезде из одной страны в другую. Вот проголодавшийся хищник (кстати, вместе с лисой), дождавшись нужного момента, идёт по деревне колядовать. Дело происходит на украинской территории, нарушить обряд никак нельзя, поэтому дед с бабой безропотно отдают злодею и курочку-рябу, и петушка-певушка, и семерых овечек… Аналогичная ситуация в России. Тут вообще без всяких колядок шантажист-волк ежедневно прибегает к старику и, угрожая съесть старуху, отнимает всё имущество. Старик молча терпит, пока в ненасытном волчьем брюхе исчезают «петушок да курочка, пятеро овец, шестой — жеребец». И только когда очередь доходит до детей,«паренька да девушки», хозяин дома берётся за кочергу.
В стране Дании такой номер не пройдёт. Собственно, волк только и хотел — отобрать у пастушка узелок с едой. Но не тут-то было! Несмотря на угрозы съесть всё вокруг, пастушок смело встал на защиту своего узелка. В результате, были съедены все овцы, жеребёнок, работник, девушка-служанка, хозяин с хозяйкой и сам пастушок. Но волк свалял дурака. Он, не подумавши, проглотил ещё и кошку с собакой. Те в пузе у волка подрались, пузо порвали, и пастушок (вместе с узелком, овечками и т.д.) вернулся на исходные позиции.
Шутки шутками, но волк, как символ глупости, тупости и злости, вошёл в национальное сознание почти безоговорочно.
Дедушка Крылов сформулировал кредо негодяя: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Сказал и в тёмный лес ягнёнка поволок».
Лев Николаевич Толстой развернул тему в сторону высокой нравственности, но суть дела от этого не изменилась. Когда в толстовском рассказе для малышей «Белка и волк» заскучавший хищник спрашивает «…отчего вы, белки, так веселы?», ответ звучит вполне по-вегетариански: «Тебе оттого скучно, что ты зол. Тебе злость сердце жжёт. А мы веселы оттого, что мы добры и никому зла не делаем».
Даже в наше время добрый Борис Заходер, сочинитель «Мохнатой азбуки», русский папа Винни-Пуха, — даже Заходер сочинил язвительную сказку под названием «Волчья песня». Серый разбойник опять попался на подначку, да ещё какую! Он, видите ли, очень любил повыть: «Украду-у! Укушу-у-у-у! У-душу-ууу!». Окружающие учли эту особенность, и, когда волчище пришёл нападать на стадо овец, те не стали ни жаловаться на судьбу, ни разбегаться в разные стороны. Вышла навстречу волку одна самая смелая овца и предложила ему стать запевалой в хоре. Серый дурак завыл, что есть мочи, овцы давай орать на все голоса: «Беее! Мееее!». Тут«…со всей округи люди и собаки сбежались. На том и кончилась волчья песня».
Кончилась? Как бы не так! После всех этих нападок и насмешек, после всех этих звериных историй пора метнуть на кон главный козырь. Да, волшебная русская сказка, где волк — герой, в сущности, всего одна. Зато какая!..
ГЛАВНАЯ «ВОЛЧЬЯ» СКАЗКА
В эту сказку можно влюбиться, даже совсем её не читая. Достаточно посмотреть на иллюстрации Билибина или репродукцию с картины Васнецова и — всё! Тёмный лес уже шумит и качается, ветер посвистывает в ушах от быстрого бега, жёсткая волчья шерсть касается руки, а нездешний взгляд Елены Прекрасной молча говорит о том, что счастье есть. И — главное. Главное! Когда Серый волк, страшный и дикий серый волк сам говорит тебе: «Садись на меня!» — что-то вздрагивает в душе, как будто не зверь, а целый мир ложится к твоим ногам…
(Ну, извините. Бывает. Нечего было сто лет тому назад вешать над детской кроваткой того самого Билибина.)
Возвращаясь к реальной действительности, то есть непосредственно к содержанию «главной волчьей сказки», следует признать, что прочтение этого текста «взрослыми глазами» производит довольно неожиданное впечатление. Любимая с детства череда побед, одержанных Иваном-царевичем под руководством Серого волка, вдруг начинает медленно поворачиваться «другой стороной», а мудрые волчьи советы приобретают какой-то чересчур жизненный смысл.
Напомним первоисточник.
«В некотором было царстве, в некотором государстве был-жил царь, по имени Выслав Андронович. У него было три сына-царевича: первый — Димитрий-царевич, другой — Василий-царевич, а третий — Иван-царевич…»
Так начинается повествование в своём классическом виде, то есть в записи Александра Николаевича Афанасьева, опубликованной в середине позапрошлого века. Существуют, разумеется, разные варианты, многочисленные литературные обработки, меняются отдельные детали, царя и старших царевичей зовут то так, то эдак, но финал игры всегда в нашу пользу. Остаётся только проследить путь к победе.
Из царского сада, как известно, стали пропадать золотые яблоки. Старшие братья за вором не уследили. Иван же царевич увидел жар-птицу и даже завладел её пером. После чего все три брата отправились, по просьбе отца, на поиски таинственной птицы.
Дальше сказка следит только за Иваном. Вот серый волк заел его коня (иногда — разорвал надвое, иногда — обглодал до самых косточек). Вот серый волк повинился и предложил сесть на него верхом. Поехали за жар-птицей и приехали в нужное место «как раз ночью».
Иван-царевич, по указанию волка, перелез через стену, которая была «не гораздо высокой», завладел птицей, но, позарившись ещё и на золотую клетку, был пойман и приведён к хозяину дома, царю Долмату…
Пересказывать дальше общеизвестную сказку со всеми подробностями было бы довольно странно. Но если тряхнуть головой и освободиться от гипнотического «ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич!», обнажившийся сюжет «обязательного детского чтения» тут же становится похож на репризу эстрадного насмешника Максима Галкина (построенную на пересказе детских сказок) со знаменитым рефреном «как страшно жить!»
…Чтобы «искупить» кражу птицы, Ивану с волком пришлось украсть ещё златогривого коня и Елену Прекрасную. Чтобы сохранить при себе приобретённое (жалко же отдавать такие хорошие вещи!), пришлось обмануть самым беззастенчивым образом доверчивых царей, всяких там Долматов и Афронов. Обернувшись то конём златогривым, то Еленой Прекрасной, серый волк опять становится волком в самый что ни на есть подходящий момент: когда наивный царь собирается на нём прокатиться или (в некоторых обработках сказки) — непосредственно в брачную ночь. Вот смеху-то…
Но самое «узнаваемое» и, видимо, непреходящее начинается после того, как злобные братья порубили на мелкие кусочки сонного Ивана-царевича. «…Димитрий-царевич приложил свой меч к сердцу прекрасной королевны Елены и сказал ей: «Слушай, Елена Прекрасная! Ты теперь в наших руках; мы повезём тебя к нашему батюшке, царю Выславу Андроновичу, и ты скажи ему, что мы и тебя достали, и жар-птицу, и коня златогривого. Ежели этого не скажешь, сейчас тебя смерти предам!» Такой мерзкий поступок со стороны отрицательных героев вполне объясним. Но вот на сцену возвращается друг — серый волк. 
Спрятавшись за куст (так у Афанасьева), он подкарауливает ворона с воронятами и, схвативши одного из малышей, предъявляет папе-ворону ультиматум: «Я твоего детища не трону и отпущу здрава и невредима, когда ты мне сослужишь службу…» Ворон отлучается за спасительным снадобьем на целых три дня, а когда прилетает обратно, происходит следующее: «Серый волк взял пузырьки, разорвал воронёнка надвое, спрыснул его мёртвою водою — и тот воронёнок сросся, спрыснул живою водою — воронёнок встрепенулся и полетел». После такой вполне конкретной экспертизы Иван-царевич был исцелён уже без проблем. Дальше варианты сказок заметно отличаются друг от друга: у Афанасьева подлых братьев только посадили в темницу, в обработке Алексея Николаевича Толстого «их серый волк растерзал и клочки по полю разметал».
Но это, в сущности, уже детали. Главное, что Иван-царевич, так удачно при помощи серого волка добывший коня, жену и жар-птицу, а с ним и батюшка его царь Выслав (или Берендей, или Демьян) стали после всего вышеизложенного «жить, поживать да горя не знать».
Вот чему, собственно говоря, учит народная сказка, уходящая корнями в глубину веков.
Но суетиться не надо. Поводов для паники, а тем паче, для возмущения нет. Просто у каждого времени свои глаза, и, глядя на неизбывный порядок человеческой жизни, время видит именно то, что умеет увидеть. Поэтому нужно успокоиться, читать классиков и учиться у них балансировать между реальностью и вымышленным образом этой самой реальности. Главная русская «волчья» сказка даёт для этого прекрасный повод.
…В 1831 году встретились Александр Сергеевич Пушкин и Василий Андреевич Жуковский. Дело происходило в июле в Царском Селе, где оба великих поэта собирались провести летние месяцы. Александр Сергеевич в то время весьма увлекался фольклором и предложил Василию Андреевичу устроить нечто вроде турнира: кто лучше перескажет своими словами русскую народную сказку. Условия были с восторгом приняты, «турнир» состоялся и принёс победу русской литературе: Пушкин написал «Сказку о царе Салтане», Жуковский — «Сказку об Иване царевиче и Сером Волке».
Этот вариант пересказа принципиально отличается от всех последующих. Мало того, что он стихотворный.
Жуковский был, наверное, в хорошем настроении, погода, вполне вероятно, стояла тёплая, и сказка в результате получилась хоть куда. Традиционными похождениями Ивана и Волка она вовсе не исчерпывается. В калейдоскопе приключений появляются «буквально все»: Кощей бессмертный, Баба Яга, остров Буян, шапка-невидимка, скатерть-самобранка… — сорок с лишним страниц, фестиваль сказочных героев. Но самое главное — интонация. Угол зрения. Голос, которым классик середины XIX века нам обо всём рассказывает. Бывает такая едва заметная улыбка мудреца, который всё знает, всё понимает, приемлет мир таким, каков он есть, потому что другого нет, и при всём при этом имеет силы и желание улыбаться.
Пока происходят основные события, все за всеми гоняются, машут мечами и т.д.,
Жуковский ещё кое-как держит себя в руках, но ближе к концу выходит к читателю во всей своей красе. Серый Волк обещал Ивану встретиться с ним на его свадьбе и обещание сдержал.
|
…На всех столах сервиз был золотой,
И не стекло — хрусталь; а под столами Шелковые ковры повсюду были… |
Среди этого великолепия и появляется золотая карета с гайдуками на запятках, скороходами по бокам и гербом на дверце, где
|
…В червлёном поле волчий хвост под графской
Короною… |
Из такой кареты может выйти только прилично одетый чело… простите, Волк.
|
…он был одет
Отлично. Красная на голове Ермолка с кисточкой, под морду лентой Подвязанная; шёлковый платок На шее; куртка с золотым шитьём; Перчатки лайковые с бахромою; Перепоясанные тонкой шалью Из алого атласа шаровары; Сафьянные на задних лапах туфли, И на хвосте серебряная сетка С жемчужной кистью… |
Браво! А когда выясняется, что и это не предел весёлой фантазии, когда (разумеется, после благопристойной кончины батюшки-царя) Иван начинает править, а Волк — воспитывать его детей, читательское сердце охватывает ликование:
|
…Меньшим рассказывал нередко сказки,
А старших выучил читать, писать И арифметике, и им давал Полезные для сердца наставленья… |
Постойте, погодите, про кого это? Про Серого Волка? Или, может быть, поэт Жуковский, служивший наставником и воспитателем царского наследника, имел в виду кого-то другого?..
Сказка по природе своей прекрасна, потому что бесконечна. Ведь не виновато же море, что в нём можно утонуть, если не умеешь плавать. Вот каждый и плывёт, как умеет.
Репродукция, которая висела в той комнате на Донской улице, была не очень хорошего качества. Но это не имело и не имеет никакого значения. Всё на месте: тёмный лес качается и шумит, колючий волчий загривок вздрагивает от быстрого бега, а глаза Елены Прекрасной говорят о том, что счастье есть.
НОВЫЙ ФАСОН КРАСНОЙ ШАПОЧКИ
Не стоит питать иллюзий: в детской литературе тоже происходит борьба за «переоценку ценностей». Причём сражения разворачиваются не только «на поверхности», то есть в современных книгах для детей. Нет! Ради утверждения новых смыслов поставлена под ружьё даже классика, та, что казалась незыблемой и неприкосновенной. Например — «Красная Шапочка».
История этой милой маленькой девочки началась очень давно.
В 1697 году французский поэт, знаменитый литературный критик и успешный придворный Людовика XIV, член Французской Академии и, соответственно, один из «бессмертных» Шарль Перро опубликовал (под чужим именем) сборник народных сказок, пересказанных им на свой галантный манер. Сборник назывался «Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времён с поучениями».
Среди других текстов, оказавшихся впоследствии действительно бессмертными шедеврами, была и «Красная Шапочка» — та самая, заученная всеми почти наизусть, со старенькой бабушкой, коварным волком, наивными вопросами насчёт больших зубов… Вот только конец был «неправильный», не тот, к которому мы привыкли. Заключительная фраза у Шарля Перро звучит следующим образом: «…злой Волк бросился на Красную Шапочку и съел её».
Повторяем: съел. И никакого спасения не случилось.
Однако недаром в названии книги присутствовало слово «поучения» (или в другом переводе — «наставления»). Вслед за печальным концом маленькой девочки в историях матушки Гусыни присутствовала стихотворная «Мораль», заботливо присовокуплённая добрым сказочником. Мораль, прямо скажем, для нашего уха несколько неожиданная:
|
Детишкам маленьким не без причин
(А уж особенно девицам, Красавицам и баловницам), В пути встречая всяческих мужчин, Нельзя речей коварных слушать, — Иначе, волк их может скушать… |
Далее следуют ещё десять строк, развивающих эту тему и написанных с подлинно французским лёгким изяществом, которое вполне утешает и отвлекает от печальных мыслей.
Продолжение истории было неизбежно: сама жизнь хотела, чтобы серые волки не кушали маленьких девочек. И справедливость восторжествовала.
Кто-нибудь из специалистов по фольклору наверняка знает, когда впервые была записана «Красная Шапочка» со счастливым концом. Во всяком случае, достоверно известно, что в сборнике «Детские и семейные сказки», выпущенном в 1812 году братьями Гримм, Серый волк уже получил по заслугам. Причём для верности — два раза. Бродячий сюжет в немецком варианте выглядит довольно сурово и весьма колоритно. Волка № 1, беззастенчиво сожравшего и бабушку и внучку, обнаружил охотник (в некоторых последующих вариантах охотников много, а иногда они и вовсе — лесорубы). Стрелять охотник не стал, чтобы не навредить бабушке, которая, может быть, была съедена и находилась внутри. Он взял ножницы (!) и стал резать спящему волку брюхо. Неожиданно в дырочке показался кусочек красненькой шапочки. Тогда охотник резанул как следует… Дальше всё известно. Впрочем, не всё. Немецкая Красная Шапочка после освобождения быстро натаскала больших камней, их засунули волку в брюхо, отчего он незамедлительно сдох.
Но это не конец. Через некоторое время, при очередном походе к бабушке, навстречу Красной Шапочке из лесу вышел следующий волк, так сказать, волк № 2. Однако урок не прошёл даром, и на этот раз умудрённая жизнью Шапочка не стала «сворачивать одна с большой дороги в лесу без материнского позволения». Добежав до бабушки, она предупредила о приближении злодея, умная бабушка велела тут же налить в огромное корыто воды, в которой раньше варилась колбаса (!), прельщённый запахом волк свалился в корыто… «и никто уже с той поры больше не обижал» Красную Шапочку.
Её действительно довольно долго «никто не обижал» и процесс переосмысления был похож на весёлую игру со старой игрушкой. Пока взрослые мечтали о всеобщем взаимопонимании и «умягчении нравов», у детской сказочки появились варианты, где никто никого не съедал или, на худой конец, делал это, обливаясь слезами.
Взять хотя бы наше собственное, родное кино «Про Красную Шапочку», где все герои такие смешные и такие мудрые, где всё, что можно, перепуталось, и волки, подозрительно похожие на людей, стесняются делать своё чёрное дело, а нарядный охотник трусит, как последний слабак… Или нет, лучше взять сказку французского писателя Марселя Эме, которая называется «Волк» и разворачивает перед нами целую психологическую драму с персонажами благородными и обаятельными.
…Холодным ненастным днём некий волк увидел сквозь оконное стекло двух мирно играющих белокурых сестричек и почувствовал доброту. После долгих переговоров девочки (разумеется, в отсутствие родителей) впустили волка в дом и принялись выяснять, достоин ли он доверия. Дебаты развернулись нешуточные: …а ты съел ягнёнка! — …а вы сами баранину едите! — …а ты съел Красную Шапочку! — …а это был грех молодости!
В результате все стали вместе играть, и получилось это так замечательно, что сестрички пригласили волка приходить ещё (когда мамы с папой дома не будет). Волк пришёл. Вот тут-то и случилось непоправимое! Девочки предложили гостю «ИГРАТЬ В ВОЛКА», а игра, как известно, страшная сила. Добрый зверь вошёл в роль и, сам того не желая, подружек своих проглотил. Тут, разумеется, подоспели мама с папой, брюхо волчье разрезали, дочек достали, но (должно же быть всеобщее взаимопонимание!) сию же минуту дырку зашили и отпустили волка, угнетённого своим несовершенством, на все четыре стороны.
Рассмотрев такой промежуточный, «либеральный» вариант, можно смело сделать следующий шаг: туда, где переоценка ценностей окончательно победила.
Как сказал ещё один француз, Кристиан Пино, «времена сильно изменились». Своим произведением, которое называется «Сказка о молодом волке», писатель Пино это безоговорочно доказывает.
Девочку на этот раз зовут Каролина, но ситуация поначалу вполне традиционная: лесная дорога, узелок с гостинцами для любимой бабушки… Только волк — молодой, дальний потомок известного всем людоеда. Впрочем, на развитие сюжета это не влияет: молодой волк бежит по указанному наивной девочкой адресу, добегает до заветной двери… Но, как было сказано выше, «времена изменились», и бабушка теперь — «крепкая пожилая женщина с большими руками, да и зубы у неё были не менее грозные, чем у её противника». После таких намёков и ребёнок догадается — «к чему все слова». Так и есть. Когда Каролина добирается, наконец, до старушкиного домика, бабушка как раз кушает жаркое, и только чепец у неё слегка набекрень и фартук почему-то помят.
Ну и что теперь делать?
Смеяться?
Плакать?
Не обращать внимания на «все эти детские глупости»?
Какой бы вариант ответа ни выбрал взрослый современник, ясно одно: взаимоотношения Красной Шапочки и Серого волка не окончены. Они актуальны. За сердце подрастающего читателя идёт борьба, и кто в ней победит — неизвестно.
P.S. Нынешней осенью в городе Париже один маленький мальчик пришёл из школы и сказал маме, что они читали в классе очень интересную сказку. В этой сказке говорилось о том, как три противных, злобных свиньи обижали, пугали, а потом выгнали из дома маленького доброго волчонка. Автора новой сказки малыш не запомнил…
НА ЗЛОБУ ДНЯ
Кстати, о трёх поросятах… Оказывается, есть вариант, о существовании которого не подозревали даже многие опытные библиотекари. Ну кому придёт в голову вдруг дочитать до конца всё ту же (на вид) маленькую книжицу с очаровательными поросячьими рожицами на обложке и давно знакомой фамилией автора? Переложение старой английской сказки, сделанное много-много лет назад Сергеем Владимировичем Михалковым, стало настолько популярным, привычным и вообще классическим, что в 1968 году (если верить Интернету) оно даже было переведено обратно на английский и издано в городе Эдинбурге уже как авторская сказка. Оказывается, время с тех пор не стояло на месте, и в жизни маленьких поросят произошли серьёзные перемены.
После того как волк, провалившись в трубу каменного домика трудолюбивого Наф-Нафа, с дикими воплями убрался восвояси, события стали развиваться самым неожиданным образом. Ниф-Ниф и Нуф-Нуф в связи с приближением холодной зимы попросили, чтобы добрый братец их приютил. Наф-Наф согласился, хотя упомянул ненавязчиво, что вообще-то строил домик для себя одного.
Кое-как перезимовали.
Однако весной обнаглевшие братья-лентяи наотрез отказались идти и строить себе новые дома, раз есть уже готовый, каменный. Наф-Наф покряхтел и нашёл выход из положения: надо достроить дом до трёх этажей, и тогда у каждого будет своё место. Братцы радостно согласились, но когда дошло до дела, больше валяли дурака, нежели работали, и бедный терпеливый Наф-Наф, в сущности, в одиночку возвёл трёхэтажный поросячий небоскрёб.
Стали делить этажи. Наф-Наф, как изначальный хозяин, думал, что ему полагается удобный первый. Но демократически настроенные братцы заорали, как резаные, о несправедливости, в результате чего пришлось тянуть жребий. Естественно, Наф-Нафу достался самый неудобный третий этаж, и вообще вся жизнь поросячьего семейства пошла наперекосяк. Один нахал по ночам орал песни, другой топал… Терпению Наф-Нафа пришёл конец. Случился жуткий скандал, в результате которого все обитатели домика умчались, разъярённые и оскорблённые, в лес. А в это время…
А в это время серый волк, который за истёкший период заметно подлечился и окреп, вместе с лисой (это новый персонаж) пошёл посмотреть, как там дела у проклятых поросят и нельзя ли чем-нибудь поживиться. Приходят, а двери настежь. Хозяев нет. Ну, волк с лисой не дураки: решили сами в каменном трёхэтажном доме поселиться. И поселились. Поросята через некоторое время вернулись, а там… Подробности не сообщаются. Сказка заканчивается словами: «…и никто до сих пор не знает, что стало с тремя поросятами».
Если кто-нибудь не верит, что во времена глубоких социальных перемен эти перемены могут затронуть даже Ниф-Нифа, Нуф-Нуфа и Наф-Нафа, сообщаем выходные данные только что пересказанной книжки: Сергей Михалков, «Три поросёнка», издательство «Планета детства», 2000 год. На задней стороне переплёта под названием книжки маленькими-маленькими буковками написано: «Новая редакция».
Вообще, взрослые настроения проникают иногда в такие места, где их совсем не ожидаешь встретить.
Вот, например, очаровательный мультик по сказке Сергея Козлова, тот, где прелестные зверушки летают на облаке, дарят друг другу цветы и придумывают новые страны, — это на самом деле только кусочек довольно большой сказочной пьесы, которая называется «Трям! Здравствуйте!». В пьесе много событий и происшествий, не обязательных для пересказа здесь и сейчас, но ключевая сцена выглядит следующим образом.
Заяц и Медвежонок (глубоко положительные) в момент опасности бегут по лесу, причём у Медвежонка на плече огромный тяжёлый плакат с названием страны, которую он придумал. Происходит диалог:
«Медвежонок (на бегу) Брошу я «Тилимилимляндию». Тяжело!
Заяц Как — бросишь?
Медвежонок Зря я её выдумал!
Заяц Ты что? Страну без волков?!
Медвежонок Устал…
Заяц Выдумал — неси.
Бегут…»
Стоит ли эту сцену комментировать или толковать? Вряд ли. Может быть, перед нами просто шутка? Может быть. Всякое ли умозаключение, утверждение или убеждение может стать поводом для «детской» шутки?.. Но лучше вовремя остановиться, пока нашу маленькую библиографическую заметку не захлестнула волна многозначительности.
Да, время диктует. Но если детская сказка откровенно превращается в диктант, сумеет ли она порадовать этим своего строгого наставника, то самое ВРЕМЯ?
Вот в серии «Школьная библиотека» вышел пять лет назад очень свободный и суперсовременный пересказ всё той же «главной волчьей сказки», сделанный Эдуардом Успенским.
Книга называется «Иван — царский сын и серый волк», изобилует приметами и формулировками сегодняшнего дня, призванными вызывать весёлый смех, но конец произведения неожиданно серьёзен. Он заслуживает того, чтобы привести его полностью и завершить этой выразительной цитатой краткие заметки о непосредственном участии волка в разрешении сегодняшних проблем нашего общества:
«…И тогда Иван-царевич спросил серого волка:
— Друг мой, серый волк, скажи ты мне, Ивану-царевичу, почему ты так сильно мне помогал? Ведь ты же сам говорил, что я — Иван-царевич — не самый правильный человек есть.
Серый волк вздохнул тяжело и отвечал:
— Да потому, что остальные царевичи ещё хуже. А в тебе что-то хорошее да есть. Вот и посчитал я, что дети твои и прекрасной королевны Елены много лучше тебя будут. А их дети совсем хорошими станут. А уж когда царевичи хорошими сделаются, глядишь, и народ за ними потянется.
Лучше этого, пожалуй, не придумаешь и не скажешь».
ПОД ЗНАМЕНЕМ МАУГЛИ
К концу XIX века люди и волки находились в состоянии ненависти. Брокгауз и Ефрон сообщают, что «…наибольшее значение, в сравнении с остальными государствами, волчий вопрос имеет в России. В 1874 году губернаторы 45 губерний Европейской России… предъявили данные об убытках, которые несёт сельское население от волков. Убытки эти были определены ими в 8 миллионов рублей ежегодно» (то есть при пересчёте на тогдашние цены волки съедали по три с лишним миллиона пудов свежего мяса). Кроме того, примерно в тот же период в сорока девяти губерниях было «заедено зверями 1445 человек».
После такой кровавой статистики авторы подробнейшим образом рассказывают о способах борьбы с ненасытными хищниками. Всего этих способов десять. Среди них«охота на падали», «охота с поросёнком», «истребление волчат в гнёздах их» и т.д. Но самый действенный и безошибочный способ — «отравление». Если раньше на Руси пользовались для этой цели средством под названием «чилибуха (nux vomica, strychnos)», то на исходе просвещённого XIX века восторжествовал стрихнин.
Если бы знали Брокгауз, Ефрон и губернаторы сорока губерний, что час перемен уже близок. Пока русские крестьяне, а также сельские жители по всей остальной земле, как могли, отбивались от волков, в разных странах именно в конце XIX века родились люди, готовые сказать про волка доброе слово, не дожидаясь, когда его истребят. Они могли бы родиться в одной семье и быть братьями: Эрнест Сетон-Томпсон появился на свет в 1860 году, Джозеф Редьярд Киплинг — в 1865-м, а Джек Лондон и Джеймс Оливер Кервуд вообще почти погодки (соответственно, 1876-й и 1878-й год рождения).
Искусство — странная штука. Оно чует ветер, которого ещё нет. То есть что-то, наверное, уже есть. Или обязательно будет. Но прежде чем появиться в жизни, будущее «нечто» непременно ляжет тенью на белый лист бумаги.
«Братья», разумеется, были разными, жили и писали каждый по-своему, но рано или поздно у каждого появлялся в произведении образ благородного волка. Это был новый виток взаимоотношений, нечто почти рыцарское, когда противник признаёт достоинство противника и, может быть, даже мечтает сделать себе из этого противника друга.
Сетон-Томпсон пишет рассказ «Лобо». Рассказ начинается с портрета предводителя страшной волчьей стаи, потом появляется тот самый стрихнин, засунутый в приманку со всеми предосторожностями, потом — поражение «глупого» человека «умным» волком… А когда Лобо всё-таки удалось схватить, лишив всего — свободы, стаи, возлюбленной, человек и сам уже не знает, рад он или нет. Гибель могучего Лобо в конце недлинного рассказа — это не звериная зверская смерть. Это уход, записанный романтическими словами глубоко потрясённого человека.
Джека Лондона пересказывать не надо: «Зов предков» — это «история собаки, ушедшей от людей в волчью стаю», а «Белый клык» — «история волка, пришедшего к людям».
Вообще, в этот период, на заре изменений в отношениях человека и зверя, когда любить и уважать друг друга напрямую ещё не приходило в голову, сложился чёткий романтический треугольник: волк — собака — человек. Особенно безоговорочно такая «схема» работает у Кервуда. Его романы «Казан», «Сын Казана» и «Молниеносный» — образец «тройственного союза», а финальная сцена «Казана» звучит, как декларация. «Человеческая» главная героиня, зная, что любимый пёс Казан, практически — член семьи, убежал на свидание со своей возлюбленной волчицей, говорит мужу: «Теперь ты веришь?.. Теперь ты веришь в могущество природы, той самой природы, которую я так люблю, которая руководит всеми живыми существами в мире… Казан и она… Я, ты и ребёнок…»
Вот примерно в это время, на этом «витке литературного развития», в мире и грянул гром: навстречу любителям страшных сказок и знатокам десяти способов охоты на хищника вышел всего один человек — автор «Маугли» Редьярд Киплинг. Он назвал волка «Серым Братом», он провозгласил девиз джунглей «Мы с тобой одной крови…», и после этого стало понятно, что мир переменился.
Выстрелы ещё гремели, стрихнин был нарасхват, Маугли ещё назывался (в правильных переводах) «Владыкой» тех самых джунглей, но это уже не имело никакого значения: вектор человеческих чувств повернулся, а дальше дело было только во времени.
…Описывать действия современных природоохранных организаций и перечислять борцов за права животных долго и неуместно — это теперь одна из магистральных забот человечества. Очередь дошла и до волка. Его «реабилитация» и «посвящение в друзья» принимает самые разные формы и осуществляется с большим или меньшим чувством меры.
Научно-популярная и научно-художественная литература на переднем крае активно «перекодирует» представления человека о волке. Если под руку ребёнку не попадётся книга Андрея Пояркова «Волки» (уже упоминавшаяся), значит он дотянется до симпатичных «малышовых» разговоров Игоря Акимушкина «Жил-был волк».
Канадский натуралист Фарли Моуэт называет свою большую книгу «Не кричи: «Волки!», а крошечный журнальчик для дошкольников «Винни и его друзья» пишет на своей страничке: «Смотри, волки!». Суть одна. Только Моуэт со всей страстью настоящего исследователя повествует о жизни рядом и почти вместе с волками, взывает к человеческому разуму и чувству справедливости, а малышовый журнальчик печатает трогательные фотографии симпатичных волчат.
В литературе художественной и вообще в сфере художественного общения с детьми эпохальных явлений пока не наблюдается. Но подвижки есть. Вот, например, Михаил Липскеров сочинил историю про маленького гнома Васю, который Волка, можно сказать, перевоспитал, а потом его же, Волка, ещё и спасал от совершенно разгулявшегося хулигана — Серенького козлика. Другой Волк (тоже у Липскерова) перевоспитался сам — под влиянием, так сказать, родительских чувств. Сказку «Как Волк Телёночку мамой был», может, и не все знают, но уж мультик, где подросший бычок кидается в объятия серому «родителю» с трубным криком:«Папаня!» — мультик с таким счастливым концом забыть невозможно.
А «Щас спою»? Да взрослые быстрее детей бегут к телевизору, когда показывают историю под названием «Жил-был пёс», чтобы в стотысячный раз увидеть и услышать, как объевшийся волк с толстым пузом уходит к себе в лес на маленьких кривых лапках, а за кадром Армен Джигарханян играет свою звёздную роль из нескольких слов и нескольких очень тяжёлых вздохов.
Говорят, даже в новой, современной серии «Ну, погоди!» произойдёт «переосмысление» волчьей доли. Но об этом можно будет судить только после просмотра.
Иногда желание непременно примирить всех и вся приносит весьма экзотические плоды. Сколько понадобилось фантазии (или чего-то ещё), чтобы волк с Аляски по имени Голубой Волк и мальчик из Африки по имени Африка встретились в парижском зоопарке и после долгого, многодневного стояния по разные стороны решётки вылечили друг друга? Именно так. В силу разных причин и тот, и другой могли смотреть на мир только одним глазом, но таинственное, логически необъяснимое, буквально мистическое взаимопонимание привело к исцелению и — в прямом смысле слова — открыло им глаза на мир:
 |
«“Клик!” — разлепляются веки волка,
и глаз открывается. “Клик!” — разлепляются веки мальчика. — Ничего не понимаю, — скажет ветеринар. — Я тоже, — скажет доктор». |
Может быть, во французском издании повести Даниэля Пеннака «Глаз волка» этот текст расположен обычно, в строчку, но в русском варианте — именно так. Видимо, для большей убедительности.
Оставим это…
Нам есть, чему радоваться.
Заветное слово было сказано Серым Братом ещё сто лет назад, и пока никто не сумел сказать лучше:
«— Человеческий детёныш, Владыка Джунглей, сын Ракши, мой брат по логову, хоть я и забылся на малое время весны, но твоё слово — моё слово, твоё логово — моё логово, твоя добыча — моя добыча, и твой смертный бой — мой смертный бой! Я говорю за всех нас! Но что ты скажешь Джунглям?..»
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
В нынешнем году появился книжный повод поговорить о «Сказке сказок»: на совместной выставке Юрия Норштейна и Франчески Ярбусовой был представлен альбом, который называется так же, как легендарный мультфильм, сделанный этими удивительными людьми.
Текст, написанный Норштейном, прочтут взрослые. А «картинки» — для всех, и никакого комментария они не требуют.
 |
 |
