О книге

 

9 марта 1889 года из порта Калькутты (Индия, в те времена колония всемогущей Британской империи), отошел небольшой пароход «Мадура». Событие это было бы ничем не примечательным, если бы на борту судна не находился 24-летний журналист, один из самых ярких и талантливых сотрудников лахорской «Гражданско-военной газеты» и аллахабадского «Пионера» — Редьярд Киплинг.

Отъезд его из Индии был хотя и ожидаем, но несколько поспешен. Дело в том, что незадолго до этого в одной из своих статей он задел некоего офицера. Тот явился в редакцию, дабы разобраться с обидчиком, но был выброшен на улицу сотрудниками газеты, вставшими на защиту коллеги. Офицер подал иск в суд. И хотя Киплинг не принимал участия в энергичных мерах по выдворению потерпевшего, редакция решила — ему лучше уклониться от судебного разбирательства. Случайно подвернувшееся морское путешествие оказалось как нельзя кстати. Деловой основой поездки послужила договоренность с газетой «Пионер» о дорожных корреспонденциях.

И все же это был только повод. Киплинга давно притягивал Лондон, который ему, провинциальному журналисту, казался поистине «Сердцем Мира» — не только политического, но и литературного. И первым шагом на пути к нему стал шаг по сходням уходящего из Калькутты парохода.

Чуть более двух месяцев продолжалось путешествие. Еженедельно в «Пионере» появлялись статьи Киплинга о дорожных впечатлениях, которые он, благодаря природной наблюдательности, отточенной годами репортерской службы, и поразительному владению словом превращал во что-то вроде «моментальных снимков» (Г.Ионкис). Вернее, живых картинок, на которых все не только двигалось, но еще звучало и пахло. Картинки эти были весьма разнообразны, порой даже рискованны. Ведь не каждый журналист отважился бы занять внимание читателей описанием публичного дома в Гонконге или скотобойни в Чикаго. Киплинг отваживался и… всегда выходил победителем.

Путевые заметки о путешествии по весьма экзотическому маршруту (а Киплинг двигался навстречу солнцу — на Восток) пришлись по вкусу читающей публике не только в Индии, но и в метрополии. Так что по прибытии в Лондон Киплинг издал дневники своего странствия. Книга очерков «От моря до моря» вышла в свет все в том же 1889 году.

Ирина Козюлькина

О путешествии

 

Маршрут

Ирина Козюлькина

 

Избранные страницы

 

 

Река Сгинувших душ (Бирма — современная Мьянма)

 

Вот река, бар, лоцман и невероятно сложное искусство навигации. Капитан сказал, что плавание подходит к концу и через несколько часов мы будем в Рангуне. Сама река ничем не примечательна. Ее низкие берега покрыты зарослями и затянуты илом. Когда мы оставили за кормой несколько лодчонок, которые прыгали на волнах, мне пришло в голову, что передо мной расстилается река Сгинувших душ — дорога, которой за последние три года прошли многие знакомые мне люди, прошли, чтобы никогда не вернуться. Один прошел, чтобы открыть Верхнюю Бирму, где в безжалостных джунглях под Минлой его подстерегла смерть; второй — чтобы править этой землей именем королевы, а сам не сумел справиться с лошадью и был унесен вместе с ней горным потоком. Этого застрелил слуга, другого за обедом настигла пуля бандита. Ужасающе длинный список людей, которые нашли в малярийных джунглях смерть — единственную награду за «тяготы и лишения, неизбежно связанные с исполнением служебных обязанностей», как гласит устав Бенгальской армии. Я припомнил с полдюжины имен: полицейских чинов, младших офицеров, молодых штатских, служащих крупных торговых фирм и авантюристов. Все они отправились вверх по реке и погибли. (Гл. 2)

 

Моулмейн — город слонов (Сейчас этот город называется Моламьяйн)

 

Строго по секрету скажу, что Моулмейн вообще не просто город. Если помните, Синдбад-мореход посетил его однажды во время достопамятного путешествия, когда открыл кладбище слонов.

По мере того как пароход поднимался вверх по реке, сначала мы заметили одного слона, а чуть позже — другого. Они трудились на лесных складах у самой воды. Ограниченные люди с биноклями в руках сказали, что на спинах слонов сидят погонщики. Это еще нужно доказать. Предпочитаю верить тому, что видел своими глазами, а видел я сонный городишко, домики которого в одну ниточку тянулись вдоль живописного потока.

Город населяли медлительные, важные слоны, ворочавшие бревна только ради развлечения. В воздухе стоял сильный запах свежеспиленного тика (правда, мы не заметили, чтобы слоны пилили деревья), и время от времени тишина нарушалась шумом падающих стволов. (Гл. 3)

 

Нагасаки

 

…здесь по улицам бегают тысячи ребятишек, и старшим приходится волей-неволей казаться молодыми, чтобы не расстраивать их. Нагасаки, по-видимому, населен исключительно детьми. Взрослые живут там с их молчаливого согласия. Ребенок ростом в четыре фута гуляет с ребенком ростом в три фута; тот держит за руку дитя в два фута, который в свою очередь несет на спине однофутового младенца, который…Впрочем, вы мне все равно не поверите, если я скажу, что шкала опускается до шестидюймовой японской куклы, подобной тем, что продаются в Берлинском пассаже Лондона. Однако здешние куклы в отличие от тряпичных брыкаются и смеются. Они завернуты в голубые халатики, подвязанные кушаком, который одновременно подвязывает и халатик «носильщика». Таким образом, если развязать этот кушак, младенец и несущий его братишка в одно мгновение оказываются голышом. Я видел, как мать проделывала подобное со своими детьми. Это напоминало очистку крутых яиц от скорлупы. (Гл. 10)

 

 

Взгляд Железного Редьярда (так называли Киплинга другие)

 

Осака стоит на (над, между) тысяче восьмистах девяноста четырех каналах, реках, дамбах, канавах. Я не знаю точно, каким фабрикам принадлежат многочисленные трубы. Они имеют какое-то отношение и к рису, и к хлопку, однако японцам вредно увлекаться торговлей, и я не рискую назвать Осаку «великим коммерческим enterpot [складом]». Как гласит пословица, «Торговля не для людей из бумажных домиков». (Гл. 13)

 

Взгляд Маленького Пилигрима (так называл себя он сам)

 

Затем передо мной предстало около шестидесяти идолов со скрещенными ногами. Они торжественно выстроились в ряд на берегу ручья, и мои неискушенные глаза опознали небольшие изваяния Будды…

Фигуры напоминали сборища призраков. Вглядевшись внимательнее, я увидел, что идолы все же отличаются друг от друга. Многие держали в руках кучки речных камешков. Наверное, их положили туда набожные люди. Когда я спросил у прохожего, что означают такие странные подношения, тот ответил: «Эти достойные образы — божества, которые играют с детьми на небесах. Для того чтобы они не забывали о ребятишках, им и кладут в руки камешки.

Право, не знаю, говорил ли незнакомец правду, но я предпочитаю верить в эту сказку так же слепо, как в евангельские истины. Только японцы могли изобрести божество, которое играет с детьми. Я посмотрел на идолов другими глазами, и они перестали быть для меня «греко-буддийской» скульптурой, превратившись в близких друзей. Я добавил большую кучу камешков к запасу самого веселого из них. (Гл. 18)

 

 

Образец пейзажной лирики (в китайском море)

 

Утро распахнуло перед нами новый мир — мы снова очутились между небом и землей. Поверхность моря напоминала матовое стекло. Нас обступали красновато-бурые островки, покрытые шапками тумана, который парил футах в пятидесяти над нашими головами. Плоские паруса джонок на какое-то мгновение возникали из пелены, дрожали в воздухе, словно осенние листочки на ветру, и тут же исчезали из вида. Острова казались воздушными, и стекловидное море стелилось перед ними снежной равниной. (Гл. 7)

 

Как из простого перечисления создать поэму (В ризнице храме Чион-Ин)

 

То были шелка, которые не видели рыночной площади, и парча, знакомая только с хранилищем храма. Там был шелк расплывчатого цвета морской зелени, расшитый золотыми драконами; терракотовый креп, испещренный хризантемами цвета слоновой кости; черный полосатый шелк, подернутый желтым пламенем; ляпис-лазуревые шелка с серебряными рыбами; авантюриновые шелка с серо-зелеными тарелками; ткани из позолоченной крови дракона; шафрановые и коричневые шелка, жесткие, словно сплошное шитье. (Гл. 14)

Между прочим, я обнаружил, что пресытился ландшафтами. Я понял того разочарованного путешественника, который сказал: «Если вы видели великолепный лес, обрыв, реку и озеро, значит, вы наблюдали природу западной части Америки.

Кногда сосна или скала достигают там трехсот футов в высоту, а озеро — сотню миль в длину. Так повсюду. Разве это неизвестно?» Я тоже чувствовал разочарование, но, видимо, просто от переутомления… Говорят, что на Аляске острова поросли лесом еще гуще, снежные вершины там выше, а реки еще прекраснее. Это заставило меня отказаться от поездки на Аляску. (Гл. 27)

 

Интервью с Марком Твеном

 

Эй, вы презренные! Среди вас есть верховные комиссары и губернаторы провинций, кавалеры креста Виктории, а некоторые даже удостоены чести прогуливаться по Мэлл рука об руку с самим вице-королем. Зато я этим золотистым утром виделся с Марком Твеном, пожимал ему руку, выкурил в его обществе сигару, нет, две сигары, и мы разговаривали более двух часов кряду! Поймите меня правильно, я не презираю вас вовсе. Мне просто жаль всех вас, начиная с вице-короля и ниже. Для того чтобы хоть чем-то излечить вашу зависть и доказать, что я продолжаю считать вас ровней, придется все рассказать.

Представьте просторную полутемную гостиную, огромное кресло, в кресле сидел человек — одни глаза — с гривой седых волос, темными усами, которые нависали над тонко очерченным, словно у женщины, ртом. Затем сильная ладонь квадратной формы сжала мою руку, и я услышал самый тихий, спокойный и ровный голос в мире…

Прежде всего меня поразило, что он оказался пожилым человеком. Однако после минутного размышления я сообразил, что дело обстоит иначе, а еще через пять минут, причем глаза наблюдали за мной неотступно, заметил, что седина — всего лишь случайность самого обыденного свойства. Он был абсолютно молод…

Счастлив тот, кто не испытал разочарования, оказавшись лицом к лицу с обожаемым писателем. Такое достойно запоминания. Буксирование к берегу двадцатифунтового лосося не идет с этим ни в какое сравнение. Я подцепил самого Марка Твена, и он обращался со мной так, будто при некоторых обстоятельствах я мог бы оказаться равным ему...

 

 

Р.К. — …будем ли мы иметь удовольствие услышать о Томе — уже взрослом человеке?

 

М.Т. — Я еще не решил… Продолжение «Тома Сойера» представляется мне в двух направлениях: в первом случае я удостоил бы его великих почестей и привел бы в конгресс, во втором — его бы повесили. Тогда и друзья и враги книги смогли бы сделать выбор.

 

Р.К. — Собираетесь ли вы написать автобиографию?

 

М.Т. — Если и собираюсь, она будет создана по подобию других — с самым серьезным намерением обрисовать себя гораздо лучшим человеком в каждой мелочи, которая могла бы меня дискредитировать. Как и других авторов, меня тоже ожидает неудача. Я не могу заставить читателя поверить во что-либо, кроме правды.

 

 

М.Т. — Я не интересуюсь беллетристикой. Больше всего на свете меня привлекают факты и всякого рода статистика. Даже если речь идет о выращивании редиски, это занимает меня. Например, только что, прежде чем вы вошли, — он указал на тома энциклопедии, стоявшие на полке, — я прочитал статью о математике, абсолютно чистой математике.

Двенадцать на двенадцать — вот чем заканчиваются мои познания в этой науки, но я наслаждался статьей, хотя не понял из нее ни слова, но сами факты, то есть то, во что человек верит как в факты, всегда восхитительны. Писавший о математике верил в свои. Вот так и со мной. Сначала предоставьте факты, — голос замирал от едва слышимого гудения, — а тогда можете искажать их как вам угодно.

 

Р.К. Унося в голове этот драгоценный совет, я распрощался. Великий человек с мягкой добротой в голосе уверил меня, что я ничуть не потревожил его. Оказавшись за дверью, я почувствовал сильное желание вернуться, чтобы задать еще больше вопросов. Теперь обдумывать их стало легко, но время Марка Твена принадлежало ему, хотя его книги были моими.
Позднее у меня было достаточно времени, чтобы мысленно возвращаться к нашей встрече через кладбище дней. Однако я всегда сожалел о том, о чем он не успел сказать. (Гл. 36)

 

В этой деликатной стране [Японии] человек может начертать свое имя на пыли, пребывая в уверенности, что, если надпись эта исполнена с большим искусством, его внуки будут с благоговением сохранять ее. (Гл. 14)

Город [Сан-Франциско] блистал роскошью, казавшейся безграничной, однако на улицах нельзя было услышать ни единого человеческого слова, за которое можно отдать хотя бы пятьдесят центов. (Гл. 22)

 

Можно лет десять разъезжать по всей Англии, прежде чем удастся разыскать человека, который способен предложить незнакомцу хотя бы сандвич, и еще лет двадцать — чтобы выжать из британца хоть каплю энтузиазма. (Гл. 33)

 

 

Я — часть всего, что встретил на пути, Но опыт наш — лишь призрачная арка Над миром неизведанных дорог, Что отступает вдаль по мере приближенья. (Гл. 2)

 

 Ирина Козюлькина

 

Книги, которые помогли нам проиллюстрировать «От моря до моря» Редьярда Киплинга

Акимушкин И.И. Мир животных: Млекопитающие, или Звери. — М.: Мысль, 1988. — 445 с.: ил.
Трудовым подвигам слонов Игорь Акимушкин посвятил целую главку (с. 312-316). Фотографию одного из этих «трудоголиков» мы обнаружили там же.

 

Мараини Ф. Япония: Образы и традиции / Пер. с англ. М.А.Смирновой. — М.: Планета, 1980. — 199 с.: ил.
Вотивная картинка в храме Итидзо, неподалеку от Химэдзи, изображает молодую японку, окруженную многочисленными детишками. Она воспроизведена на странице 81, там, где автор рассказывает об одном из самых любимых праздников японцев — Празднике Детей, который отмечается 5 мая.

 

Рамешова С. Страна золотых пагод: Пер. со чеш. — М.: Мысль, 1987. — 188 с.: ил.
Бирму часто называют Страной золотых пагод. Так что название, считай, объяснено. Разлив же реки неподалеку от Рангуна запечатлен на одной из фотографий (№ 34), входящих в эту книгу.

 

Сандерсон И. Северная Америка: Пер. с англ. — М.: Прогресс, 1979. — 303 с.: ил.
Книга старая, но заслуживающая внимания. Чтобы ее написать, Ивэн Сандерсон, американский ученый-натуралист, около года путешествовал на машине и пешком по Североамериканскому континенту, проделав почти стотысячекилометровый путь от пустынь юго-запада до тундр на севере и от побережья Мексиканского залива до покрытых снегом вулканов Аляски. Фотография озера Морэн вблизи Банфа украшает страницу 233. Ах, какого зрелища лишил себя Р.Киплинг!

 

Твен М. Избранные романы: В 2 т.: Т. 1. — М.: Худож. лит., 1973. — 472 с.: ил.
Великолепный портрет Марка Твена — на фронтисписе этого издания.

 

Япония: Сезоны перемен: Фотоальбом. — М.: Планета, 1990. — 240 с.: ил.
Конечно, и каменное изваяние Будды и великолепные ткани, украшающие процессию священников в одном из буддийских храмов, совсем не те, что видел Редьярд Киплинг в своем путешествии по Японии, но что-то общее в них есть. Выбранные нами фотографии можно найти на страницах 58 и 139.

 

Ирина Козюлькина