Гранада, вид с балкона. Древний андалузский город глазами американского писателя. Испания, 1829 г.

Глава «Балкон» приводится (с сокращениями) в переводе В.Муравьёва по изданию: Ирвинг В. Альгамбра ; Новеллы / Вашингтон Ирвинг. — Москва : Художественная литература, 1990. — С. 85—89.

 

В.Ирвинг

БАЛКОН
(из книги «Альгамбра»)

Я уже говорил о балконе за средним окном Посольского Чертога. Он служил мне обсерваторией, и я частенько сиживал там, наблюдая не только небесные, но и земные явления. Оттуда открывался прекрасный вид на горы, долы и веси, а внизу развёртывались повседневные житейские сценки. У подножия горы была аламеда, место прогулок, не такое фешенебельное, как нынешний великолепный бульвар-пасо возле Хениля, но и здесь публика подобралась пёстрая и живописная. Тут были дворянчики из пригородов, священники и монахи, гулявшие для аппетита и пищеварения, щёголи и щеголихи, majos и majas из простых, в андалузских нарядах, разодетые контрабандисты, а иногда прогуливались, полузакрыв лицо плащом, и лица высшего сословия — видимо, с некою тайной целью.

Я восхищённо созерцал эти живые картины испанского быта и нравов; и, подобно астроному, который обозревает небеса в громадный телескоп, как бы поднося звёзды к глазам, я глядел со своих высот в карманную подзорную трубу, и участники пёстрых сборищ были видны столь отчетливо, что порою мне казалось, будто я могу судить об их разговорах по жестам и выражению лиц. Я был как бы наблюдателем-невидимкой и, не поступаясь уединением, мог вмиг оказаться в гуще толпы — редкое преимущество, особенно ценное для человека моего склада, довольно застенчивого и необщительного, любителя наблюдать жизненную драму со стороны, не участвуя в сценическом действе.

Пригород в низине под Альгамброй занимал узкую ложбину и распространялся на противоположную гору Альбайсин. Многие дома здесь были в мавританском стиле, с круглыми фонтанными двориками-патио под открытым небом; в этих двориках и на крышах жители проводят летом большую часть времени, так что сверху, из-под облаков, можно было вдоволь насмотреться на их житьё-бытьё.
<…>
Порою я развлекался тем, что следил со своего балкона, как по времени дня сцена внизу постепенно меняется. Едва серая полоса прорезала предрассветное небо и из какого-нибудь дворика на горном склоне доносился крик раннего петуха, как предместье подавало первые признаки оживления; ибо свежие утренние часы драгоценны летом в знойном климате. Все спешат с делами, чтоб опередить солнце: погонщики выводят в путь свой гружёный караван, путник торочит ружьё за седлом и садится на коня у ворот корчмы, смуглый крестьянин погоняет медлительных мулов, навьюченных корзинами фруктов и свежих, обрызганных росой овощей, — ведь хлопотливые хозяйки уже спешат на рынок.

Солнце встаёт и осыпает блеском долину, золотит кружевную листву рощ. В чистом и ясном воздухе разносится мелодичный колокольный звон, зовущий к заутрене. Погонщик останавливает мулов с поклажей у часовни, затыкает сзади за пояс свою палку и переступает порог со шляпой в руке, приглаживая угольно-чёрные волосы, чтоб отстоять мессу и помолиться за благополучный переход через сьерру. А вот лёгкою стопой выходит изящная сеньора в щегольской баскинье, с трепетным веером в руке, и тёмные глаза её поблескивают из-под искусных складок мантильи. Она направляется в какую-нибудь многолюдную церковь, дабы вознести там свои утренние моления; но платье по фигуре, дивный башмачок и чулочек-паутинка, изысканно уложенные смоляные пряди и свежесорванная роза, блистающая среди них, как драгоценность, — конечно же, мысли её прочно прикованы к земле. Смотрите за нею, заботливая мать, незамужняя тётка или бдительная дуэнья — кто уж там из вас идёт следом!

Утро в разгаре, и шум будничных трудов всё громче слышен отовсюду; по улицам сплошным потоком движутся люди, кони и вьючный скот; доносится как бы океанское гудение и ропот. Когда солнце достигает зенита, гул и гомон понемногу молкнут; в полдень наступает затишье. Беспокойный город охватывает вялость, и несколько часов все отдыхают. Окна затворены, занавеси опущены, горожане укрылись в самых прохладных уголках своих жилищ, откормленный монах храпит в дормитории; мускулистый носильщик распростёрся на мостовой возле своей поклажи; крестьянин и работник спят под деревами аламеды, убаюканные томным верещанием цикад. На улицах никого, кроме водоносов, освежающих слух похвалами своему искристому товару — «холоднее горного снега» (mas fria qua la nieve).

Солнце клонится к западу, всё понемногу снова оживает, и, когда колокол негромко звонит к вечерне, вся природа словно ликует, что владыка дня пал. Горожане высыпают на улицы подышать вечерней прохладой и проводят краткие сумерки у Дарро, возле Хениля.

Надвигается ночь, и прихотливая сцена опять обновляется. Один за другим зажигаются огни: вот косяк света от балконного окна, вот лампадка перед статуей святого. Так мало-помалу город выступает из мглы и сыплет огнями, словно звёздный небосвод. Из дворов и садов, с улиц и переулков слышатся переборы бесчисленных гитар и щёлканье кастаньет; на высоте эти звуки сливаются в общий отдалённый концерт. «Лови миг!» — таков жизненный девиз весёлых и влюбчивых андалузцев, и особенно рьяно они следуют ему благоуханными летними ночами, пленяя своих избранниц танцами, куплетами и страстными серенадами.


ПРИМЕЧАНИЯ

Мы уже рассказывали о том, как молодой американский литератор и дипломат Вашингтон Ирвинг прожил три месяца в прекрасном заброшенном дворце мавританских властителей — Альгамбре (см.: Путешествие во времени: Старинные дома: Альгамбра, мавританский дворец XIII-XV вв. Испания, век XIX). Очарованный красотой этого дворца-призрака и его легендами, писатель испытывал живой интерес также и к городу Гранаде, расположенному внизу, под холмом Альгамбры, и связанному с важнейшими событиями в истории Испании.

Гранада — столица эмирата, существовавшего с 1238 по 1492 г., — была последним драгоценным камнем в сокровищнице городов, принадлежавших арабским завоевателям и отвоёванных испанцами. Именно под стенами Гранады разыгрался последний акт драмы Реконкисты — беспримерного сражения, которое длилось восемьсот лет и оставило память о себе во множестве преданий, песен, легенд, исторических сочинений, в поэзии и танце. В книге В.Ирвинга «Альгамбра» впечатления путешественника переплетаются с легендами, живущими в горах, древних стенах, фонтанах и башнях Гранады. Легко заметить, что симпатии автора на стороне создателей Альгамбры.

Посольский Чертог, или Зал послов — главный зал Альгамбры, где стоял трон мусульманских правителей Гранады.

Аламеда — прогулочная аллея.

Хениль — приток Гвадалквивира. Над долиной, где Хениль сливается с другой рекой — Дарро, и стоит Гранада. В старину Хениль был золотоносной рекой. Приток Хениля — Дарро пересекает город и опоясывает холм Альгамбры.

Majos, majas — махи и махо, девушки из народа и их кавалеры, любившие щегольнуть красивыми нарядами и презрением к высшему обществу. Они отличались гордым и независимым нравом, весёлостью, щедростью, но не прощали измены и оскорбления. Мужчины не расставались со складным ножом-навахой, женщины — с маленьким кинжалом. Стиль одежды и поведения махос сделался популярен в конце XVIII — начале XIX вв. и был увековечен в работах Ф.Гойи. Даже королева Испании Мария-Луиза пожелала быть изображённой в виде махи.

Вот как описывает В.Ирвинг андалузских махо, увиденных им неподалёку от Гранады в 1829 г.:

«По двое, по трое расхаживали франтоватые молодые люди в причудливых андалузских нарядах, бурых плащах, закинутых на плечо в неподражаемом испанском стиле, и маленьких круглых шляпах-махо, сбитых набекрень. <…> Вообще в этой части Андалузии сплошь попадаются такие молодцы. Они слоняются по градам и весям: похоже, что у них пропасть времени и уйма денег; все они “с конём и при оружии”. Это охотники поболтать, покурить, мастера побренчать на гитаре, пропеть куплеты своим махам и особенно станцевать болеро. По всей Испании даже последние бедняки располагают преизбытком благородного досуга: видимо, считается, что истому кабальеро суетиться не пристало, но у андалузцев досуг бесшабашный, ничуть не похожий на вялое праздношатание. Это ухарство, несомненно, объясняется рискованной контрабандой — главным промыслом жителей горных областей и приморских районов Андалузии» («Альгамбра», гл. «Путешествие»).

Альбайсин — один из трёх холмов, на которых стоит Гранада. Так же называется и самый древний квартал города, в котором сохранилось больше всего арабских древностей.

Башня Комарес — самая высокая башня Альгамбры (45 м). С неё открывается вид на Гранаду, её окрестности и снежные горы.

Баскинья — расклешённая юбка из чёрной тафты, которая надевалась поверх предыдущей. Баскинья расходилась спереди. Она могла быть простой или нарядной, расшитой золотом и бисером.

Мантилья — шёлковая или кружевная накидка. Её набрасывали на высокий гребень причёски, оставляя открытым лицо и розу в волосах. Чтобы не стеснять свободы движений во время танцев, мантилью незаметно закрепляли на плечах. Любимые во всей Испании, но особенно в Андалузии, мантильи из чёрного плетёного и вышитого кружева с волнистыми краями носили все женщины. В конце XVIII-го и в XIX вв. её стали надевать не только махи, но и знатные дамы и даже королевы. В это же время вошли в моду мантильи из белых кружев. Когда-то дамы не могли появиться на корриде без мантильи. Сейчас этот национальный символ надевают только в особо торжественных случаях.

Маргарита Переслегина