Дом Фауста: обитель учёного или чародея? Прага, XVI-XVIII вв.

 

В стародавнее время стоял дом На Скалке в конце Скотного рынка, на углу против монастыря На Славянах. Давно уже никто в нём не жил и потому он выглядел хмуро и угрюмо. Кровля, бывшая когда-то красной, почернела, стены облупились, окна покрылись пылью и грязью, затянулись паутиной. Тяжёлые дубовые ворота, окованные толстыми гвоздями, и калитка никогда не отворялись, и никто около них не останавливался, чтобы ударом железного, причудливо украшенного молотка возвестить о своём прибытии.
За воротами было пусто и тихо. Не лаял пёс, не кричал петух. Двор между камнями порос травою.

Мрачен был и сад, тянувшийся позади дома и сбоку, вдоль дороги, как раз до монастыря На Славянах. Никто за ним не присматривал, не было в нём газонов, не было цветочных клумб, не было грядок с овощами. Дорожки давно исчезли, поросли травою. Везде была трава: буйная высокая трава, в которой тонули стволы старых яворов, лип и фруктовых деревьев, обросших мхом и лишаями.

Лишь весною, когда в траве желтели цветы одуванчиков, словно золотые монеты, а потом белела цикута и собачья петрушка, сад выглядел веселее. Но осенью, когда опавший лист засыпал весь сад, когда небо, обременённое тучами, низко висело над землёю, а ветер гулял между оголёнными вершинами — мрачно было в саду, мрачно и в доме.

Тоскою веяло от сада и от дома, и эта странная тоска передавалась людям. В этом проклятом месте блуждал дух доктора Фауста, который за гробом, так же как и при жизни, не имел покоя. Давным-давно доктор Фауст проживал в этом доме. Он занимался чёрной магией и вызывал духов. Он продал свою душу бесу, и за то бес во всём помогал ему, исполнял все его желания. Но настал час, и бес сказал:
— Довольно, теперь пойдём!

Только Фаусту не хотелось идти. Он оборонялся, как мог и как умел; заклинал, просил, но всё напрасно. Бес его ухватил когтями и вылетел с ним вон; не дверьми, а прямо через крышу. И так Фауст что посеял, то пожал; продал чёрту свою душу, чёрт его и взял!

А дыра, которою он вылетел, в потолке и осталась. Не раз её заделывали и заштукатуривали. Но в ту же ночь штукатурка осыпалась, и дыра зияла по-прежнему. Потом на дыру махнули рукой; а когда стал появляться дух Фауста, то и вовсе дом оставили. Каждую ночь бурный дух являлся и пугал людей. Ни один человек, ни один наёмник не могли выдержать в этом доме.

Так и осталось пустовать старое здание. Пустовало и глохло. Никто не входил, а скорей старался обходить, особенно под вечер или ночью.

Однажды осенью, в сумерки, остановился у ворот Фаустова дома молодой человек, студент. Что он не имел пристанища, это было ясно видно по его старой треуголке, поношенному сюртуку, засаленным штанам по колена, заштопанным чулкам и стоптанным башмакам.

Он был совсем бедный, почти что нищий. Как бездомный пёс, он не имел приюта. Заплатить ему было нечем, и его отовсюду гнали. Долго он бродил по Праге, отыскивая пристанища, просил обождать платы, но никто не хотел его слушать, никто не сжалился, никто не приютил. Так проходил он целый день и, утомлённый, обескураженный, остановился перед Фаустовым домом. Как он сюда попал, он и сам не знал.

Смеркалось. Моросил дождь, и дул резкий ветер. Поношенный кафтан, хоть и застёгнутый на все пуговицы, не представлял надёжной защиты от ветра, а стоптанные башмаки — от дождя. Студент начинал мёрзнуть. Дождь усилился, темнота тоже. Надвигалась бурная осенняя ночь, а приюта не было.

Не имел бедняга, где приклонить голову. Осмотревшись, он остановил свой взгляд на старом доме. «Оттуда меня не выгонят!» — подумал он с горечью. Постояв с минуту в нерешительности, он взялся за задвижку. Дверь подалась, и он вошёл в сводчатый подъезд. Сюда не проникал ни ветер, ни дождь. Раз уж он отважился войти, то почему не идти ему было дальше?

По лестнице, украшенной странными статуями, студент поднялся в коридор. Коридор был длинный, и конец его терялся в темноте. По сторонам шли двери, ведущие в покои. Тут было так тихо, что со двора и из сада едва доносился шум ветра.

Постояв с минуту в нерешительности, студент повернул ручку одной из ближайших дверей и вошёл в комнату. Под её сводчатым потолком было темно. Мрак сгущался тем более, что стены до половины обиты были дубовыми досками, и вся мебель — стол, шкаф и скамьи были из тёмного дерева. У стола стояло кресло с высокой спинкой.

Постояв у двери, студент пошёл дальше и сел в кресло; осмотрелся, прислушался. Всё было тихо; только завывал ветер, и дождь мелкой дробью хлестал в окно. Студент сидел и ждал, не явится ли кто, но никто не появился. Усталость превозмогла, а шум дождя и ветра убаюкали. Студент уснул.

Спал он до полуночи, спал и после полуночи, спал до рассвета, и никто не нарушил его сна. Проснувшись, он не сразу сообразил, где он, а сообразив, удивился, что спокойно провёл ночь. Ободрившись, он пошёл осматривать покои. Соседняя горница была хорошо меблирована, а стены увешаны картинами, почерневшими от времени. Из рам мрачно глядели на студента бородатые мужские лица; но ничто не напоминало доктора Фауста, о котором студент непрестанно думал.

В третьей комнате под пологом из выцветшей ткани стояла кровать. На полу валялись подушки, лежали опрокинутые стулья и раскрытая книга в переплёте из белой кожи, пожелтевшей от времени; а в потолке зияла дыра с неровными краями, точно с силой выломанная.

Студент вздрогнул. Он вспомнил рассказ о том, что чёрт унёс Фауста сквозь дыру в потолке, и теперь видел это страшное место. Вероятно, защищаясь, Фауст повалил и мебель; книгу он, может быть, швырнул в чёрта. Студент не решился войти и, постояв на пороге, поспешно запер дверь и пошёл в следующий покой.

Здесь увидал он деревянную лестницу, которая висела с потолка до полу. Едва студент ступил на неё, как в потолке открылось отверстие. Крайне заинтересованный, студент поднялся по лестнице и, ступив на край отверстия, услышал за собой странный шорох. В испуге оглянувшись, он увидел, что лестница свилась, как бумажный свиток, и юркнула в отверстие, а сам он очутился в большой, большей, чем все предыдущие, комнате, и такой красивой, что студент тут же забыл и о лестнице, и как сюда попал.

Комната была просторная, со сводчатым куполом, разрисованным небесными светилами; там были солнце, луна, разные созвездия и небесные знамения; по стенам шли тёмные шкафы с книгами, толстыми и тоненькими, в старинных серых переплётах, и столы, на которых стояли банки и склянки с разноцветными жидкостями: красными, жёлтыми и ярко-зелёными. Посреди комнаты стоял длинный стол, покрытый зелёным сукном; на столе — опять колбы, реторты и разная утварь из жёлтой и красной меди; листы пожелтевшего пергамента, чистые и исписанные; раскрытая книга; на ней оловянный подсвечник с обгорелою восковою свечою. Всё выглядело так, как будто недавно кто-то тут был.

В этой комнате студент оставался долее всего. Когда же ступил на край отверстия, которым вошёл, деревянная лестница развернулась сама собою, и студент благополучно спустился вниз. Осторожно обходя спальную комнату, студент вышел другими дверьми в переднюю. Тут стояла статуя молодого барабанщика с барабаном у бедра. Студент стал рассматривать его и нечаянно дотронулся до барабана. Неожиданно барабанщик встрепенулся, как живой, и забарабанил. Палочки у него в руках так и ходили, и барабанщик барабанил так усердно, что стёкла дрожали. Студент испугался и бросился с лестницы, а барабанщик всё барабанил.

Студент бросился в подъезд, а оттуда — на двор. В углу, около сада, находился запущенный колодец, обросший мхом и лишаями. Опавшие листья яворов, лип и клёнов засыпали до половины каменное чудовище, охранявшее колодец.

Студент пошёл в сад, но долго там не замешкался.

Между старыми деревьями и заглохшими кустами в пасмурный осенний день весело не было.

Студент возвратился в дом. Там всё было тихо. Барабанщик уже не барабанил, и студент больше до него не дотрагивался. Он снова поднялся в верхнюю палату, стал разглядывать пергаменты и бумаги. Под ними оказалась полированная миска из чёрного мрамора, а в ней серебряный талер: новенький, блестящий, точно сейчас отчеканенный.

Студент обрадовался и испугался в одно и то же время. У него в кошельке было пусто и в желудке также. Соблазн был великий. «А ну как это Фауст или сам дьявол!..»

Трусил, не решался; но кончил тем, что взял талер и пошёл в город. Вечером он вернулся сытым, но изрядно-таки трусил; не явился бы ему некий дух, чтобы наказать за смелость; сел в кресло, как накануне, и уснул. Спал не так крепко, как в предыдущую ночь; просыпался. Но никто не пришёл: ни Фауст, ни чёрт.

Поднявшись утром наверх, студент нашёл опять в чёрной миске талер. Накануне там был всего один; оставшаяся мелочь лежала в кармане. А вот теперь и другой; такой же новенький. Откуда он взялся? Видно уж, Фауст или другой какой дух заботится о нём. Так рассуждал студент и взял талер.

Ушёл в город и принёс сдачу от размененного талера. Опять прошла ночь. Утром опять поднялся наверх, заглянул в чашу… В ней сверкал новенький талер. Теперь уж студент убедился, что талер предназначался ему и он может спокойно взять его.

И так повторялось каждое утро. Этих денег для студента было более чем достаточно. Сдачу он откладывал и понемногу обзавёлся новой одеждой и обувью.

Жилищем он тоже был обеспечен. Теперь уж он не боялся Фаустова дома, совершенно привык к этому тихому обиталищу, где о нём заботился какой-то невидимый дух, который вдобавок не беспокоил его своим присутствием. Для зимы на дворе и в саду топлива было вполне достаточно. Студент топил камины и с удовольствием смотрел, как весело трещал огонёк. Много читал он книг из Фаустовой библиотеки, читал также и ту, которую нашёл на большом столе. Осмелился наконец, заглянул в книгу, которая валялась на полу спальной. Там были всякие странные знаки и заклинания. Это была чёрная магия. Студент начал её читать, и не раз волосы вставали у него дыбом.

Иногда ему становилось тоскливо в этом уединении, но выселяться не хотелось. Тут ему было покойно, а ежедневная находка талера обеспечивала его существование. В университет он ходил реже и реже. Товарищи удивлялись, что с ним сталось. Он так изменился, сделался таким франтом. Ужаснулись, узнав, где он живёт, и не хотели к нему идти, хотя он и звал их. Некоторых, однако, одолело любопытство, и они пришли. Студент водил их всюду, от подъезда до чердака, показывал все покои; спальню, в которой постель была уже оправлена, так как он сам в ней спал, и дыра забита ковром; провёл товарищей по саду, словом, показал им всё, что он сам за время пребывания в этом доме открыл.

И рассказывали студенты о чудесах таинственного жилища: о барабанщике, который барабанил, о странных статуях, напевающих тихие мелодии, о чудовище у колодца, о железной панне, которая облила их водой, о заколдованной ручке у дверей одного покоя, которая при прикосновении метала искры, обжигая тронувшую её руку, о комнате с куполом, откуда лестница сама спускалась и сама убиралась, о странной утвари и склянках, о чародейных книгах и о железных дверях, ведущих в неизвестное тёмное подземелье.

Только о чёрной миске и ежедневной находке талера студент не сказал ни слова. Он только посмеивался, когда приятели уговаривали его не оставаться в этом заколдованном жилище, что всё хорошо до поры до времени, что может быть худо, если злой дух вдруг проявит себя.

И не напрасно они говорили это. Студенту и в голову не приходило, что в чёрной миске с ежедневной находкой талера заключалась его пагуба. Он так привык без всякого труда со своей стороны получать этот талер, что сверхъестественный подарок уже перестал удивлять его. Скоро ему недостаточно стало талера; он возмечтал о большем.

Он совершенно позабыл, в каком виде пришёл сюда. Требования его возросли, а работать не хотелось. Он налёг на книги чёрной магии и стал изучать их. Там объяснялись способы вызывания духов. Студент пока не вызывал их: он боялся. Но жадность и корысть побудили его к этому.

Серебро уже не тешило его: даже полная миска талеров не удовлетворила бы его. Золота хотелось ему, и он надеялся с помощью страшной книги добыть его.

Однажды он кутил с приятелями и угощал их, упрашивая пить больше, не жалея его денег. Он хвастался, что, стоит ему захотеть, и у него вдоволь будет золота, и не занятого, а своего собственного. Дух, который доставлял ему талеры, будет по его требованию доставлять дукаты.

Поздно вечером студент возвратился домой, немного подгулявши. Товарищи, такие же развесёлые, хотели идти с ним, но он не пожелал, сказав, что этой ночью у него важные дела. Ему хотелось остаться одному и попытаться достичь желаемого. Товарищи проводили его до ворот, видели, как он вошёл, как тяжёлая калитка закрылась за ним, — и больше уж не видали его; ни они, ни кто другой. Не появился студент ни в университет, ни в кружок товарищей.

Некоторые из студентов, бывавших в фаустовском доме, пошли наведаться о товарище. Всё было тихо, студент не откликался. Посетители вошли в спальню и остановились, поражённые ужасом. Постель была в беспорядке; подушки разбросаны. На полу валялось разбросанное платье, разорванный на куски плащ, опрокинутые стулья, старая чёрная книга и подсвечник с обгорелой свечой. Ясно было, что тут происходила борьба. Взглянули вверх — и обомлели. Ковёр, закрывавший дыру, был сброшен, разорван, и дыра зияла! На краю явственно было видно свежее кровавое пятно.

Посетители перекрестились и поспешили вон из дьявольского жилища. Они поняли, что товарищ их погиб. Бес унёс его в ту же дыру, в которую когда-то унёс Фауста.

Таковы сказания из сокровищницы старой Праги, матушки Праги!

О тебе наша первая память. Ты голова и сердце родины. Твоя слава и твоё унижение были славою и унижением всего племени. Веками стояла ты, и века украсили тебя. Дорога и мила ты всем верным чехам. Столетия стоишь ты, мать наших городов, и столетия украшали тебя.

Великолепна ты в лучах ясного солнца, сказочно очаровательна, будто сладостный сон при лунном свете. Каждое место в тебе — глагол времени, летопись народа. Всё здесь говорит сердцу.

Ну же, с богом! Будь здорова, колыбель наших королей!

Последуем же дальше, в иные пределы, послушаем, какие свидетельства веков донесло до нас время.

Живи и здравствуй, матушка Прага! Золотая славянская Прага!

Никто в точности не знает, когда старинный особняк на Карловой площади (бывшем Скотном рынке) стали называть домом Фауста. Легенда, на основе которой А.Ирасек создал свою новеллу в «Старинных чешских сказаниях» (1894), была записана около середины XIX века, но существовала давно. Возможно, она возникла ещё в XVI веке, когда исторический доктор Иоганн Фауст посетил Богемию и Прагу, о чём свидетельствует «Народная книга о докторе Фаусте». В это время дом на Скотном рынке Верхнего Города ещё сохранял облик дворца эпохи Возрождения.

Не исключено также, что роль Фауста «сыграл» английский авантюрист Эдуард Келли, который прибыл ко двору короля Рудольфа II, посулив ему раскрыть секрет философского камня и изготовить эликсир вечной молодости. В 1590-х гг. Келли жил в этом доме, пугая соседей разноцветным дымом, огнём и взрывами от своих алхимических опытов.

В начале XVIII века дом перестроили в стиле барокко. Среди его владельцев впоследствии был и потомок знатного рода — граф Ян Франтишек Младота, также причастный к тайным наукам и механическим чудесам, вроде тех, что описаны Ирасеком. Происхождение дыры в крыше объясняют пиротехническими опытами Младоты, а может быть, и бомбой, попавшей в дом во время Семилетней войны (1756-63). Снаряд попал в многострадальный дом и в конце Второй мировой войны, в феврале 1945-го. Однако, несмотря на дурную славу и испытания, Фаустов дом дожил до наших дней, сохранив свою редкую красоту и отчасти предназначение — в нём теперь помещается аптека и лаборатория. Он стоит на южной стороне Карловой площади.

Маргарита Переслегина