Тайна пражских курантов. 1490-е гг.

 

Не сейм земанов собирался в ратуше Старого Города, не земский сход, ни тяжба особенно интересная не разбиралась там, а народ валом валил к ратуше и не в какой-нибудь определённый час, а с утра до вечера не переставая. Кто приходил, тому не хотелось уходить; стоял и ждал час за часом, и не на вольной волюшке, а среди толпы, которая отовсюду теснила его.

Стремились все к ратуше потому, что на её башне появилось диво дивное — новые часы.

Повсюду говорили о них, во всех пражских городах, во дворце королевы, в панских замках и крестьянских хижинах, в трактирах и на улицах — словом, всюду толковали о том, что старогородские часы так необыкновенны, что других таких и на свете нет.

Горожане и ремесленники, старые и молодые, женщины, студенты — все останавливались перед башней ратуши, поднимались на цыпочки, вытягивали шеи и таращили глаза на огромный циферблат с 24 цифрами, по числу часов в сутках; смотрели на круг под циферблатом со знаками Зодиака, кругами и радиусами и в особенности на стоявшие по сторонам фигуры смерти, турка и скряги с мешком денег. Вокруг ратуши не умолкали разговоры, восклицания, и всё это сливалось в общий гул, похожий на шум воды, прорвавшей плотину.

Но вот раздался звон, толпа мгновенно стихла. Множество рук протянулось к часам, указывая на смерть, которая держала верёвку и звонила в колокол.

И вдруг, ко всеобщему изумлению, отворились наверху два оконца и показались апостолы. Шли один за другим, все двенадцать. Шли они с запада на восток к народу, и наконец прошёл сам Христос, благословляя толпу. Многие снимали шапки, иные крестились и указывали на статуи по бокам циферблата, которые тоже пришли в движение: Иуда, или скряга с мешком, вертелся и корчился, смерть открывала костлявые челюсти, а старик возле неё крутил головой, словно протестуя против её власти.

Но вот открылось самое верхнее оконце, и в нём появился петух и закукарекал. Толпу охватило весёлое настроение, люди смеялись, весело перекликались.

Шумела и гудела толпа непрерывно, как бурливый поток. Все говорили о мастере, сделавшем часы, одаренном особым божьим даром и умом. Называли имя магистра Гануша. Он-то и создал эту необыкновенно хитромудрую вещь.

Доктора и магистры в тёмных плащах и беретах, стоявшие около часов, тоже хвалили мастера. Стояли тут важные, худые и толстые, говорили по-латыни и по-чешски, и всё о кругах и знаках на часах. Глядя на петуха, смерть и прочие фигуры, они презрительно улыбались, говоря, что эти пустые игрушки годны только для потехи простого люда, что часы и без этих фокусов поражают своим механизмом, особенно по части астрономии: показывая движение солнца, градус, на котором оно находится ежедневно, час, в который восходит и заходит. Ещё показывают часы, как высоко солнце стоит над горизонтом, насколько отдалено оно от нас зимою и насколько близко к нам летом.

Учёный магистр, дававший эти объяснения студентам, умолк. Из ратуши вышли коншелы и советник Старого Города в шубах, беретах и шапках и направились к часам. Толпа расступилась. Все, простой люд, магистры, бакалавры и студенты, устремили на них взоры, и в особенности на старейшего из них — в тёмной магистерской одежде. Он шёл возле приматора города, тихо ступая. Он был бледен лицом, с тёмными волосами.

Толпа заволновалась. Всякому хотелось протискаться вперёд, так как обнаружилось, что пожилой бледнолицый магистр был не кто иной, как сам Гануш, строитель необыкновенных часов.

Магистры почтительно приветствовали своего знаменитого собрата. Тот застенчиво кланялся и благодарил. Когда приматор и коншелы остановились против башни, Гануш принялся объяснять им смысл знаков.

Он говорил о солнце, луне и звёздах, о том, что показывают часы, о знаках Зодиака, шести над землёй и шести под землёю, и объяснил устройство той части часов, которая заменяла календарь, обозначая простыми и золотыми буквами обыкновенные дни и праздники.

Все внимательно слушали, магистры и доктора важно кивали головами.

Когда магистр Гануш кончил, начались громкие приветствия и поздравления. Гануш держался так, как будто дело его не касалось, и предложил сановникам и магистрам пойти в башню, чтобы посмотреть механизм поближе, попросив их обратить внимание на то, как колёса и гири будут делать своё дело, как каждому из них указано.

Пошли, и когда посмотрели на колёса большие и малые, на рычаги, весы и вообще весь хитрый механизм, то немало подивились, как это одна голова могла всё это выдумать, рассчитать, разместить колёса и колёсики, шипы и винтики, каждому найти надлежащее место.

Удивились ещё больше, когда Гануш показал четыре части часов, и каждая имела свой механизм. Особенно поражала четвёртая часть, самая замысловатая, с календарным колесом, имевшим 365 зарубок, или зубцов. Колесо это, двигаясь на одну зарубку в день, совершало свой оборот один раз в течение года.

И весь этот сложный механизм работал правильно и стройно, словно бы одарен был разумом и душою. Разум строителя направлял его. Только магистр Гануш знал в подробности весь свой механизм, только один он.

Состоявший в числе коншелов часовщик Ян откровенно признался, что он ничего тут не понимает и что всё это создано магистром по вдохновению. Он же, хоть и старый, опытный часовщик, но если бы ему поручили управлять этим механизмом, он, наверно, сошёл бы с ума.

Один из университетских магистров прибавил, что он бывал в Италии и во Франции и видел много часов, и знаменитых, но таких не видывал нигде.

— Я смело утверждаю, что во всём свете до сих пор не было таких часов, — добавил он, — разве что магистр Гануш где-нибудь теперь устроит их.

Приматор смутился и переглянулся с коншелами. У всех была одна и та же мысль. А магистр Гануш скромно отвечал, что он счастлив и благодарит бога, который помог ему привести к благополучному окончанию это сложное дело.

Приматор удалился из башни далеко не в том настроении, в каком пришёл. Запала ему в голову тревожная мысль; и не одному ему, а и другим коншелам. Ну как Гануш соорудит такую же штуку для других городов, и не придётся Праге величаться своей диковинкой!

Слух о чудных пражских часах разошёлся по всей чешской земле, дошёл и до чужих краёв. Кто ни приезжал в Прагу, все спешили подивиться на башенные часы, и каждый, вернувшись домой, рассказывал об их чудном механизме.

Явились к магистру Ганушу из разных городов, чешских и чужеземных, предложения соорудить такие же часы. Страх напал на приматора и коншелов. Они ни за что не хотели допустить, чтобы такие часы появились в других странах. Прага одна должна была иметь их на диво всему миру.

И сошлись они на тайное совещание, толковали так и этак. Прослышали они, что Гануш дал себя обойти чужеземцам, прельстился их золотом и уже работает над новыми часами, ещё более хитроумными, чем эти. Невмочь стало коншелам, и чтоб обеспечить себя, они задумали злодейское дело.

Магистр Гануш сидел в своей мастерской у большого стола и чертил на листе бумаги какой-то сложный проект. Две свечи горели на столе, окна закрыты были ставнями, в печке пылал огонь. Была ночь, на улице темно и пусто; в доме тихо. Не слышно было ни единого звука.

Магистр так углубился в свою работу, что не слыхал, как снаружи заскрипели ступени под чьими-то шагами. Отворились двери, и три человека, замаскированные и закутанные в плащи с ног до головы, вошли в комнату. Магистр, поражённый, спросил у вошедших, что им нужно. Но вместо ответа они бросились на него, погасили свечи и, зажав ему рот, потащили к пылающему камину…

В доме все спали, никто не слышал, что делалось наверху, в помещении магистра, никто не видел, как замаскированные люди пришли, открыв отмычкой двери со двора, и проникли в дом, как они ушли. Мелькнули, точно тени, и исчезли в ночной темноте.

Лишь утром увидали следы их и их гнусного дела. Нашли магистра, лежавшего без чувств, в горячке, с завязанными глазами. Вскоре всё стало ясно: злодеи ослепили несчастного магистра и завязали ему глаза. Он этого уже не знал, так как лишился чувств.

Весть об ужасном злодеянии облетела Прагу. С негодованием все говорили о злодеях, но напрасно искали их. Словно в землю они провалились. Люди таинственно шептались, передавая друг другу, что сказал магистр Гануш, когда пришёл в себя, чтобы «злодеев тех не искали, что их не найдут, хоть они и близко».

Больше он ничего не сказал, хотя всем казалось, что мог бы сказать. Грустный, как слепая птица в уголке клетки, сидел он в углу своей мастерской, где, бывало, так много и так плодотворно работал. Недвижно стояли его аппараты, на стене висели пилки, напильники и другие инструменты, и пыль слоями ложилась на книги, пергаменты с вычислениями и чертежами. Всё для него погрузилось в глубокую тьму. Потухшие глаза ничего не видели, не видели даже света. Мучился бедный Гануш, скучая по работе, которая была его жизнью. Без неё он чах и умирал медленной смертью.

С горечью думал Гануш о неблагодарности своих сограждан. Словно огненными буквами, врезались ему в мозг слова одного из злодеев: «Теперь ты никому других таких часов не сделаешь».

Одно желание было теперь у магистра, чтобы скорее ему наступил конец. Позвав бывшего своего ученика, он с помощью его поплёлся в башню.

Перед башней собралась толпа в ожидании боя часов. Пришёл знаменитый магистр, но никто не узнал его, так он изменился. Щёки ввалились, борода и волосы поседели. Попавшиеся ему у ратуши несколько коншелов от него отвернулись. Ни один не встретил его, хотя он и послал сказать, что придумал усовершенствование в часах, которые придёт наладить сам.

Поднявшись в башню, Гануш велел ученику подвести себя к самой сложной, четвёртой части. Он не мог видеть ни колёс, ни колёсиков, ни шипов, ни винтиков; но он хорошо слышал, как они ходили, исправно работали.
И стоял слепец, больной и хилый, преждевременно поседевший, стоял сгорбившись около своего творения, слушал его голос и думал о людской неблагодарности, о коншелах, которые за его великую заслугу отплатили ему слепотою; ради безумного хвастовства не пожалевшие его, и совершили над ним своё жестокое гнусное дело.
Снаружи раздался звон: смерть звонила, смерть звала. Наступила пора выхода апостолов…
Гануш задрожал всем телом… Подняв правую руку над механизмом, он замер. Потом сделал шаг вперёд, всунул руку в механизм.
Он так хорошо знал его, что и без помощников мог найти, что ему было нужно.
Недолго поработали в механизме костлявые пальцы. Вдруг колёса беспорядочно завертелись, и весь механизм, словно потрясённый, взволновался, захрипел, задребезжал, засопел, зашипел и… стал!
Сразу всё стихло. Колокол умолк, апостолы остановились на полпути, все фигуры замерли, петух не кукарекнул.
Толпа, стоявшая у башни, подняла шум и крик. Коншелы из ратуши бросились в башню… Механизм безмолвствовал, а возле него на полу лежал творец его, бледный, без движения. Едва успели донести его домой, он скончался.
А часы стояли, и никто не мог исправить их.

Куранты на башне ратуши на Староместской площади были сделаны ещё в 1410 году мастером Микулашем из Кадани. Но известный астроном и часовых дел мастер Гануш из Руже в 1490 году переделал их, создав чудо, которому дивились современники и радуются потомки. За века, что протекли с тех пор, как куранты впервые начали отбивать время, удивительный механизм не раз портился, и в XVIII столетии часы даже хотели отправить на слом. Но каждый раз находился мастер, которому удавалось починить их. В 1866 году художник Й.Манес украсил сферу календаря изображениями знаков Зодиака и сценами сельской жизни, соответствующими каждому месяцу года. А в остальном необыкновенное представление на башенных часах продолжается уже более пятисот лет так, как это описано в легенде. Каждый час смерть звонит в колокол, шествуют двенадцать апостолов, кричит петух и раздаётся бой часов на башне в самом сердце Праги.

Глава «Башенные часы» приводится по изданию: Ирасек А. Старинные чешские сказания / Пер. с чеш. М.Лялиной; Ил. И.Трнки. — М.: Худож. лит., 1983. — С. 173-178.

Земаны — мелкопоместные чешские дворяне.

Циферблат с 24 цифрами — как пишет в авторских примечаниях А.Ирасек, «наши предки знали часы с 24 цифрами. Первый час отсчитывался от захода солнца. В конце XV в. появились часы с 12 цифрами, такие часы назывались немецкими, продолжали существовать и прежние, с 24 цифрами. Так было вплоть до XVII в., когда в 1623 г. были узаконены циферблаты с 12 цифрами».

Коншелы — советники (от лат. consul).

Приматор города — бургомистр.