«НЕ МАТЬ, А ЧЁРТ ЗНАЕТ ЧТО»

Всерьёз предположить, что мама станет вести себя по-детски, — до этого наша литература ещё не дошла. А вот литература европейская, похоже, начала переоценку ценностей. Появились книги, в которых происходит если не разрушение традиции, то, во всяком случае, пересмотр позиций. Не то чтобы кто-то стремится свергнуть «санту мадонну» с пьедестала, но усомниться в её совершенстве — на это уже кое-кто способен.

Обложка книги У.Старка «Чудаки и зануды»«В один день мать моя была весьма в дурном нраве; я не дала ей спать всю ночь; в поход вышли на заре, маменька расположилась было заснуть в карете, но я опять начала плакать и, несмотря на все старания няньки утешить меня, я кричала от часу громче; это переполнило меру досады матери моей; она вышла из себя и, выхватив меня из рук девки, выбросила в окно!»

Полезно ли бросать дочерей из окон, я не знаю, но помню, что девочка в конце концов выросла, стала кавалеристом и писателем, причём с неслыханной прямотой рассказала о своих детских годах.

Записки кавалерист-девицы не предназначались, разумеется, для детского чтения. А если бы предназначались, никто бы не позволил Дуровой их опубликовать. Так откровенно, такими яркими красками живописать образ дурной матери! Как можно!..

Литература для детей вообще всегда стремилась пропагандировать вечные ценности и не любила на них покушаться. А уж образ матери — «это святое», не трогайте руками!

Книги, которые входят, условно говоря, в круг чтения современного подростка, так или иначе поддерживают уважение к «институту материнства». Скверные, несчастные и бесхарактерные матери-ехидны остаются, как правило, за рамками повествования, адресованного детям, и не стоят на жизненном пути своих брошенных младенцев. А вот если мать постоянно присутствует в сюжете, то либо как «лучший друг своего ребёнка», либо как «строгая, но справедливая» (если ребёнку «достаётся», то всегда «за дело»).

Случается, что одной из составляющих подростковой книги становится размолвка со старшими, отчуждение или временная потеря взаимопонимания между поколениями, в том числе между матерью и ребёнком. Как правило, в таком столкновении ребёнок заведомо неправ: или бунтует, не разобравшись, или делает глупости по недомыслию, или просто не умеет объяснить взрослым причину своих неадекватных поступков.

Но «по умолчанию» всегда подразумевается, что мамы и дети друг друга любят. Поэтому к концу книжки дети всё-таки найдут способ объясниться и оправдаться, мамы всё-таки выслушают своих чад, они сядут рядышком, «поговорят по душам» или — крайний девичий вариант — «поплачут вместе», после чего наступит взаимопонимание и конфликт разрешится в пользу семейных радостей.

Мы не привыкли ставить под сомнение ценность и достоинство матери как таковой, как социального явления. Мать традиционно воспринимается как мерило нравственности, вместилище добродетели, носительница правоты и образец для подражания. Чтобы «покуситься на святое», писателю надо проявить немалую отвагу… или прикрыться шутливой интонацией весёлого перевёртыша.

…Мамы любят лужи мерить,
Находя их жарким летом,
Забывать ключи от двери,
А потом слоняться где-то.
Мамы любят спать в субботу,
И лепить слонов из снега,
И прогуливать работу,
И зимой без шапки бегать.

Д.Герасимова. «Мамы любят есть варенье…»

Всерьёз предположить, что мама станет вести себя так по-детски, — до этого наша литература ещё не дошла.

А вот литература европейская, похоже, начала переоценку ценностей. Появились книги, в которых происходит если не разрушение традиции, то, во всяком случае, пересмотр позиций. Не то чтобы кто-то стремится свергнуть «санту мадонну» с пьедестала, но усомниться в её совершенстве — на это уже кое-кто способен.

С разной степенью художественной выразительности разные авторы доказывают, что «мама тоже человек». Оказывается, мамы тоже «плохо себя ведут», ошибаются и мучаются, не умея избавиться от дурных привычек… Оказывается, мамы бывают глупыми, непутёвыми, нелепыми… совсем как дети, ей-богу!

В повести Ульфа Старка «Чудаки и зануды» вместо примерной родительницы фигурирует мама-нонконформистка. Она художница и музыкантша — играет по ночам на саксофоне. Она противница брачных уз, однако имеет постоянного «бой-френда». Конечно, она по-своему любит дочку, но с непростительным каким-то легкомыслием. Книга начинается с того, что Симона сама поздравляет себя с двенадцатилетием.

«Я так и знала, что мама забудет про мой день рождения. Она вечно забывает такие даты. От именин тоже проку не было. Меня зовут Симона, и этого редчайшего имени в святцах нет. Мне, как всегда, везёт».

Это мама, артистическая натура, дала своей обычной шведской девочке шикарное французское имя, из-за которого у Симоны вечно неприятности.

Мы давно не видели такого в подростковой литературе: дочка и мама как бы меняются ролями. Взрослый человек ведёт себя несерьёзно, пренебрегает условностями, то и дело проявляет забывчивость, рассеянность и безответственность. Мама, переезжая в новое жилище, теряет не что-нибудь, а собаку! Мама ссорится со своим собственным отцом, благополучно удравшим из дома престарелых: «Я помню эти ссоры с раннего детства. Я под них выросла», — равнодушно констатирует Симона. Мамин приятель Ингве — редкостный растяпа, однако именно ради него мама решается на переезд и прочие неудобства, причём не посоветовавшись с дочерью…

Не удивительно, что дочь нередко стыдится собственной матери и не всегда справляется с эмоциями: «Мне нужна обычная нормальная мама, а не такая, которая вечно всё забывает».

«Почему ты не можешь быть как все нормальные матери?» — злится Симона в минуту обиды. Впрочем, она и сама не особенно подходит на роль «нормальной дочки», поскольку тоже склонна к некоторым необъяснимым чудачествам. Да, мама не всегда ведёт себя правильно: например, чтобы проводить девочку в школу, наряжается так, что становится «похожа на чокнутую дикарку из какого-нибудь фильма про Тарзана». Но и Симона отнюдь не пай-девочка: в первый же школьный день она «превращается в мальчишку» и увлечённо проживает новую роль.

Так что мать и дочь в этой книжке, хоть и ссорятся, но не доходят до серьёзного конфликта. Они готовы понять друг друга и объединиться против тех, кто покушается на их систему ценностей. В сущности, они всего лишь безобидные чудаки, опасные разве что для душевного спокойствия чересчур здравомыслящих зануд.

А вот героиня повести Жаклин Уилсон «Разрисованная мама» — это социальный протест в чистом виде, ходячий шок для обывателя, потому что с ног до головы покрыта разноцветными татуировками.

Она тоже дала дочкам необычные имена — Стар и Долфин (Звезда и Дельфина, если угодно). У неё нет ни мужа, ни постоянной работы, ни денег, зато легкомыслия и взбалмошности — хоть отбавляй. День рождения — а эта книжка тоже начинается днём рождения, но не дочки, а матери, — омрачается прямо-таки неприличными капризами тридцатитрёхлетней Мэриголд. Накануне предупредив, что терпеть не может праздничные пироги с глазурью, теперь она обижается, что пирога ей не купили. Поздравительную открытку, любовно раскрашенную младшей девочкой, Мэриголд машинально использует в качестве черновика для эскиза: по случаю праздника она озаряется необходимостью сделать себе ещё одну татуировку. А под вечер и вовсе, оставив дочерей, достойная мать семейства сваливает в ночной клуб: «Должна же я отпраздновать свой день рождения!» — и возвращается через сутки…

Старшая дочь, насколько возможно, держит себя в руках — водит сестрёнку в школу, соблюдает приличия и воспитывает свою жалкую матушку, хотя иногда не выдерживает и срывается: «Идиотская, мерзкая, бесполезная… не мать, а чёрт знает что!» А младшая просто любит её, такую глупую и вздорную, тревожится за неё, отвлекает от грустных мыслей, придумывает вместе с ней истории о лесных мышатах. Девочки взрослеют раньше времени, а вот Мэриголд не готова вести себя по-взрослому: она капризничает и хнычет, грешит и кается, вешается на шею когда-то бросившему её любовнику, злоупотребляет дешёвыми эффектами и дешёвым алкоголем и в конце концов попадает в психиатрическую клинику, где предается бурному самобичеванию:«Я была ужасной, никчёмной, дурной матерью!..»

Жаклин Уилсон постаралась написать очень смелую книгу, однако ей пришлось — по вполне понятным причинам — отступить от «правды жизни». Хоть Мэриголд и скверная мать, склонная к выпивке и распутству, в книге она не говорит грубых непристойностей и не злоупотребляет рукоприкладством; дочери её не приобщились к наркотикам и не пошли по рукам, напротив — подрастают милые, умные и целомудренные девочки. Это, конечно, выглядит немного неправдоподобно. Однако если бы Уилсон написала «всю правду, как бывает в жизни», она бы впала в «чернуху», и её повесть никогда бы не издали для детского чтения.

Мысль о том, что мамы ведут себя плохо, проводят ночь в пабах и клубах, под утро заваливаются домой пьяные вдрызг, да ещё приводят с собой сомнительного вида мужчин, — одна только мысль об этом способна ожесточить целый полк педагогов и руководителей детским чтением. Так что если в книжке, помимо нехорошей мамы, оказались бы ещё и нехорошие дочки, книжка эта никогда бы не увидела читателя. А если б и увидела, то не оставила бы у него надежды на лучшее, — детский писатель не может позволить себе такой промах.

Да, хоть книга Уилсон и мрачна, и кое в чём жестока, она всё-таки не оставляет у читателя ощущения тупика. Просто она предлагает не ту развязку, к которой мы привыкли.

Прежде в детских книжках смысл взросления заключался в том, чтобы «подняться» на уровень родителей, войти в мир старших, ориентируясь на их пример. Теперь детям всё чаще приходится взрослеть своими силами, да ещё брать на себя ответственность за безответственных взрослых.

Обложка книги Ж.Уилсон «Разрисованная мама»Так что же? «Светлый образ матери» тускнеет? Не пора ли бить тревогу?

Нет, не пора. Напротив — хочется только приветствовать новые подходы к вечной теме.

С одной стороны, общепринятый взгляд на материнство как бы не изменился, оно по-прежнему «святое», мы даже позаимствовали у сентиментальных американцев несусветный праздник — День матери. С другой стороны, в нашем обществе, в семейных взаимоотношениях возникли совершенно новые аспекты, о которых прежние авторы не писали. Всего лишь двадцать пять лет назад трудно было даже представить себе, что героиня «девчачьей» книги станет смотреть на собственную мать сверху вниз, снисходительно, как на дитя неразумное. Десять лет назад детская книга о матери-одиночке, шизофреничке и алкоголичке, не могла выйти в России. Теперь же подобные книги не только возможны, но и необходимы, поскольку актуальны.

Мир меняется, и «вечные ценности» должны вновь и вновь выдерживать проверку временем, доказывать свою значимость. Адресованные подросткам книги о проблемах в семье — не покушение на святыни, но попытка, если угодно, их социальной адаптации.

 

Мария Порядина