Марина Потоцкая. Бабушка на качелях: рассказы и сказки
Печататься Марина Потоцкая начала лет с четырнадцати, но делает это с большими перерывами. Между её новыми детскими книжками и предыдущей — «Острое поросячье заболевание» — прошло 23 года. Вскоре после выхода первой книги Марина Марковна переехала в Израиль, окончила там педагогический колледж, и вот уже много лет занимается развитием речи (разумеется, русской) в вечерней школе в городе Тель-Авиве.
Маленькое предисловие
С Мариной Потоцкой посетители нашего сайта уже знакомы. Печататься Марина Марковна начала лет с четырнадцати, но делает это с большими перерывами. Между её новыми детскими книжками и предыдущей прошло 23 года!
Как пишет о столь нетривиальной ситуации Андрей Усачёв, без участия которого вряд ли состоялись бы Маринины книжные премьеры: «Рассказы Марины Потоцкой я знаю и люблю давно. Можно сказать, с первого взгляда. Или с первой книжки «Острое поросячье заболевание», которая вышла ещё в 1991 году. К сожалению, с тех пор книги Потоцкой не издавались и целое поколение детей осталось без этих весёлых, умных и добрых историй».
На то были свои причины: вскоре после выхода «Острого поросячьего заболевания» Марина Марковна переехала в Израиль. Правда, с теми, для кого она пишет, у неё и там наладились рабочие связи. Она консультировала детей и родителей из бывшего СССР, для чего, невзирая на университетское филологическое образование, окончила в Израиле педагогический колледж, и вот уже много лет занимается развитием речи (разумеется, русской) в вечерней школе города Тель-Авива. Её ученикам от четырёх до десяти лет.
Книжки, которые только что вышли или вот-вот выйдут в издательствах «Оникс» и «Речь», называются «Когда мама была маленькой» (СПб. ; М., : Речь, 2014) и «Нехочукин и другие : 10 разных историй» (М. : Оникс, 2014).
МОЯ ИСТОРИЯ
Мне сказали в школе: «Тех, кто пишет стихи, “Пионерская правда” может отправить в Артек».
Мне было 14 лет. В Артек очень хотелось. Я пришла в «Пионерскую правду», показала свои стихи. Там работала замечательная женщина — Наталия Константиновна Бромлей, она привечала «юные дарования». Ей мои стихи понравились. И, как ни странно, я действительно поехала в Артек! Там был слёт юных корреспондентов, и под это дело там со всей страны собрались пишущие дети. Например, у нас в 1-м отряде была девочка Оля Седакова… А я была во 2-м отряде, и до сих пор мои самые близкие подруги — оттуда, из этой нашей артековской «не блатной» весенней смены.
Первая публикация была у меня ещё в Артеке, в 7-м классе. Стихи, разумеется. Потом в «Московском комсомольце». А потом я стала внештатным корреспондентом радиостанции «Юность», и к концу школы уже там звучала.
Писала и для детской редакции: стихи, сказки, делала переводы. До сих пор храню письмо от одной бабушки, Генриетты Летовт: «Мне захотелось эти стихи почитать своему внуку Алёшке и внучке Оленьке. Очень прошу, не откажите в любезности, сообщите, изданы ли стихи Марины Потоцкой? Я звонила во многие детские магазины г. Ленинграда, но, увы, отовсюду получила ответ: “Нет такой книжки”. Очень, очень хочу порадовать своих внуков!»
Мне было 19 лет тогда. А книжка — не стихов, сказок — вышла через 20 лет. Внуки Оленька и Алёшка выросли к этому времени, и не только они…
Радио и телевидение кормили меня всю мою московскую жизнь. Кормили неплохо, да и много интересного можно было там делать. Скажем, на радио в Детской редакции, когда-то славной своими радиопостановками и передачами.
В 1990-м, примерно, году выходила по воскресеньям по 1-й программе тогда ещё Всесоюзного радио часовая развлекательная программа для детей «Поможем маме!». Её придумали мы с мужем, Борисом Салибовым. Я писала сценарий, он — смешные тексты к песням, а композитор Виктор Панкратов — музыку. И мы её сами вели: трое взрослых и двое замечательных детей, Аня Гранова и Дима Льговский. Многие мои детские рассказы входили в эту программу.
А вот напечатать их было непросто! То есть, в журналах и альманахах — да, а собственную книжку — нет, «не положено». Это была стена. Знаю, как пытался пробить эту стену Эдуард Успенский. Не для себя — для так называемых молодых: Усачёва, Собакина, Дмитриева, Собе-Панек и других, в том числе и для меня. В детской литературе тогда была своя иерархия и свои неписаные правила. Моя первая и на тот момент единственная тоненькая книжечка «Острое поросячье заболевание», из трёх рассказов, ждала выхода несколько лет. Ну, я не очень умею «налаживать отношения», и за те несколько лет я всего лишь раза два поинтересовалась судьбой своей книжки. Как-то мне было неудобно людей беспокоить. Я очень много к тому времени работала на радио и на телевидении, а издание книг — это была непонятная мне история. Но я догадывалась, что правила действуют примерно те же.
Когда книжка уже вышла, её редактор («теперь об этом можно рассказать») поведала, что дело было, в том числе, и в не совсем арийском моём происхождении. Я отнеслась к этому спокойно, так как это было всегда: после университета, когда я давно уже была внештатником на радио и написала к этому времени, например, не один десяток знаменитых передач «Опять 25», завотделом Сатиры и юмора Виталий Аленин при всём желании не смог меня взять в штат редактором: отдел кадров не разрешил. Ну, зато внештатно мы с Борей потом работали, сколько хотели! И потом уже нисколько не жалели, что так у нас у обоих сложилось. Но это потом.
Моя книжка «Острое поросячье заболевание» с одноимённой сказкой о мальчике, который некрасиво ел, с удивительным для сегодняшнего времени тиражом в 150 тысяч экземпляров разошлась очень быстро. Потом её пиратским образом переиздали в Магнитогорске — я узнала об этом много позже, просто прочла в Интернете. Меня никто даже не известил, не спросил.
Что ещё было? Где-то за пару недель до нашего отъезда в Израиль мне позвонили из Республиканской детской библиотеки: «Мы прочитали вашу книжку. Как жалко, что мы ничего о вас не знали! Давайте устроим встречу с читателями». Я сказала, что уезжаю.
К этому времени, даже немножко раньше, уже лежал в издательстве «Детская литература» готовый сборник моих рассказов. Потом возникала такая история в «Белом городе», я даже какой-то договор подписывала. А уже в двухтысячных мне вдруг позвонили в Тель-Авив из издательства «Астрель», очень ласково сказали, что берут в альманах парочку рассказов и попросили прислать «всё, что есть». Я послала. Видимо, им просто нечего было читать в тот момент. Они прочитали и успокоились.
Спустя пару лет я им всё же застенчиво позвонила. Они гордо сказали, что печатают только известных писателей и поэтов, так что…
А потом приехал в Израиль на Иерусалимскую книжную ярмарку наш старый друг, ставший очень известным российским детским писателем, — Андрей Усачёв. Он был абсолютно не в курсе моих литературных дел. Может, думал, что я с ними «завязала» давно. А я и правда в последние годы писала, в основном, «взрослые» вещи и печатала их в литературном приложении к нашей главной газете на русском языке «Вести». Дальше этого мои амбиции не простирались. И вообще, я работала в школе, старалась расположить к русскому языку детей, которые приходили ко мне учиться.
Сидели мы у нас в Тель-Авиве за столом, пили-пели, и я вдруг вспомнила про обидный ответ из «Астрели». Андрей нахмурился и спросил, где сейчас все эти мои детские сказки и рассказы, и вообще, сколько их. Я ответила, что они там же, в «Астрели», а сколько их — не знаю, не считала. «Больше десяти?» «Наверняка больше». «Я могу посмотреть?» — спросил Андрей. Конечно, я сказала: «Да».
Андрюша уехал. Я думала, что, конечно, ему не до моих сказок. Ну и ладно, главное — мы так хорошо посидели… И вдруг приходит от него потрясающее письмо! Он прочитал все мои сказки и рассказы (их оказалось 37), и они ВСЕ ему понравились. И что надо их печатать. И что он их покажет редакторам. И ещё всякие хорошие слова.
Вот такая история. И теперь у меня выходят сразу две книжки в России. И мой внук Павлик будет их читать — он уже умеет читать по-русски. А я, вдохновившись таким заинтересованным отношением, снова начала писать для детей. Тем более, я продолжаю работать в школе, то есть постоянно нахожусь, как говорил один наш московский телевизионный редактор, «в материале».
Марина Потоцкая
Из книги «Нехочукин и другие»
БАБУШКА НА КАЧЕЛЯХ
Жила-была одна симпатичная бабушка, которая очень любила качаться на качелях. Это у неё с детства осталось. Только про эту свою любовь бабушка никому не говорила — стеснялась.
Когда бабушка проходила мимо качелей, то всегда вздыхала. А когда в детском парке она катала на них свою внучку, то даже зажмуривалась, чтобы не видеть, как это здорово — взлетать до самого неба.
А тут ещё началось лето — самое качельное время! Бабушка совсем загрустила и однажды поняла, что если сегодня же не покачается, то может заболеть от тоски. Тогда она накормила поскорее свою внучку обедом, уложила её спать и со всех ног побежала в детский парк.
Возле качелей никого не было. Бабушка быстро уселась поудобнее, оттолкнулась ногами от земли и… И качели взлетели вверх. А потом полетели вниз. А потом опять вверх… А потом вниз… Бабушка смотрела в небо и улыбалась от счастья.
Но тут на детскую площадку зашёл директор парка. Директор увидел бабушку и свистнул в свисток. Бабушка чуть не свалилась с качелей.
— Не положено взрослым кататься, — строго сказал директор.
— А я не катаюсь, — смутилась бабушка. — Я так просто. Проверяю, крепкая ли у этих качелей верёвка. А то вдруг оборвётся, и моя внучка упадёт…
Бабушка уже много лет никому не врала, и сейчас ей было очень стыдно.
— Не бойтесь, — усмехнулся директор. — У нас в парке есть специальный самый тяжёлый сотрудник. Он весит сто пятьдесят килограммов. И мы его каждое утро сажаем на качели — для проверки. И верёвка ещё ни разу не оборвалась!
Бабушка очень позавидовала этому сотруднику.
Директор подождал, пока она сойдёт с качелей, и не спеша пошёл дальше следить за порядком.
Как только он скрылся за кустами, бабушка снова залезла на качели. И снова стала летать вверх и вниз.
И вот что удивительно: с каждым взмахом качелей от бабушки уходила её старость! Вверх-вниз — и бабушка стала как внучкина мама. Вверх-вниз — и бабушка стала как десятиклассница. Вверх-вниз — и стала как внучка. Без очков, без седого пучка с гребешком на голове, без морщин… Девочка — и девочка!
Вот только платье на этой девочке осталось бабушкино, в серенький цветочек.
Но бабушка этих чудес не замечала, она знай себе качалась.
А тут директор парка снова решил последить за порядком на детской площадке. Он вынырнул из-за кустов и, конечно, опять захотел сделать бабушке замечание. Он даже уже свисток приготовил, но потом пригляделся и увидел, что на качелях летает никакая не бабушка, а девочка.
«Наверное, это её внучка, — решил директор. — И платье такое же, в серенький цветочек. Что ж, может, другого материала в магазине не нашлось…»
— Катайся, катайся, детка! — директор убрал свисток в карман и ушёл.
Бабушка его не заметила.
А потом радио объявило на весь парк:
— Московское время — пятнадцать часов. Передаём «Последние известия».
И бабушка сразу перестала раскачиваться, ведь через полчаса должна была проснуться её внучка.
Качели взлетали всё ниже и ниже, и бабушка опять начала потихоньку стареть: сначала стала как десятиклассница, потом — как внучкина мама… А когда качели остановились, с них осторожно слезла старушка. Эта старушка хитро улыбнулась, подмигнула сама себе и побежала домой, к внучке.
Из книги «Когда мама была маленькой»
ИГРА
Павлик на три года старше Никиты. И живёт тремя этажами выше. А ещё он часто приходит к Никите в гости. Вот как, например, сегодня.
— Бабушки нет дома, — сказал Никита, открывая Павлику дверь. — Но она просила, чтобы мы с тобой тихо играли. А то, говорит, как Павлик приходит — у нас в квартире дым коромыслом!
— Ладно, — согласился Павлик. — Будем играть в космические приключения.
— А разве это тихая игра?
— Может быть, и тихая. Это смотря какие приключения. Давай как будто мы с тобой прилетели на неизвестную планету!
— Давай! А как прилетели? На чём?
— На специальном космическом корабле, конечно! — Павлик говорил так уверенно, как будто каждый день летал на неизвестные планеты. — Мы будем космонавты-исследователи. В этот шкаф можно залезть?
— Можно. Только там бабушкины платья висят.
— Неважно.
Ребята залезли в шкаф и закрыли за собой дверцы. Потом в щёлку высунулась Павликина голова. Павлик шумно и глубоко подышал, как на приёме у врача, и крикнул:
— На этой планете есть кислород! Значит, тут могут быть и растения, и животные, и мало ли кто ещё.
Никита тоже высунулся из шкафа.
— Вот, например, два кактуса в горшках! — громко сказал он.
— Ш-ш-ш! — прошипел Павлик. — Какие горшки, какие кактусы?! Это неизвестные науке растения с ядовитыми шипами! Не прикасайся к ним, землянин!..
— Очень нужно прикасаться, — пробурчал Никита.
Космонавты вылезли из шкафа и медленно пошли по комнате, разгребая руками инопланетный воздух. К карману своей куртки Павлик прицепил колпачок от фломастера — радиопередатчик для связи с Землёй.
Павлик бормотал в колпачок:
— Прямо перед нами, на горизонте, — горы. Попытаемся установить их происхождение…
— Их происхождение — из мебельного магазина! — радостно сказал Никита. — Называется: итальянский буфет. Папа в прошлом году купил.
— Молчи! — Павлик ткнул Никиту в бок. — Буфет остался у вас дома, дорогой землянин! А здесь — горы. Чтобы добраться до них, нам понадобится планетоход… — И он потянулся к креслу на колёсиках.
— Кресло бабушка не разрешает трогать!.. — начал было Никита, но Павлик так на него посмотрел, что он замолчал.
Павлик уселся в планетоход, и Никита, кряхтя, покатил его по просторам неизвестной планеты. Когда планетоход с грохотом врезался в книжный шкаф, Павлик скомандовал:
— Стоп! Слева в скалистой пещере вижу неизвестное науке животное!..
— Какое ещё животное? — удивился Никита. — А, это же наш Путька! Он всегда под столом спит.
Павлик нахмурился и соскочил с кресла:
— Не буду я с тобой играть! Так неинтересно. Ну какой из тебя космонавт-исследователь?!
— Не обижайся, — миролюбиво сказал Никита. — Просто кот — он и есть кот, ничего в нём космического нету.
— А ты забудь, что он кот! Представь себе, что никогда его раньше не видел!
— Да как же не видел, когда он у нас уже пять лет живёт?..
Павлик тяжело вздохнул:
— Ну что мне с тобой делать? Ладно, давай подруливай к пещере. Будем исследовать животное…
Космонавты полезли под стол.
— Путька, Путька, кис-кис-кис! — позвал Никита.
— Какие ещё «кис-кис-кис»?! Может быть, это неизвестное животное надо звать «бур-бур-бур»! Или «дыр-дыр-дыр»! Или «го-го-го»!..
Кот вздрогнул во сне, подскочил, сердито посмотрел на космонавтов и со всех ног помчался на кухню.
— Будем преследовать! — решил Павлик. — Возможно, животное ручное — тогда оно приведёт нас к инопланетянам!
— А кресло в кухонную дверь не пролезет…
— Оставим планетоход возле пещеры! Будем передвигаться на четырёх конечностях, чтобы не спугнуть животное.
И Павлик первым встал на четвереньки.
Когда космонавты-исследователи переползали через кухонный порог, изумлённый кот прыгнул на стол и уронил вазочку. Павлик подбежал, поднял вазочку и стал внимательно её разглядывать.
— Хорошо, что не разбилась, правда? — обрадовался Никита.
— Она и не могла разбиться, — медленно сказал Павлик, глядя на Никиту сверху вниз. — Это летающая вазочка.
— Не бывает летающих вазочек! Бывают только летающие тарелки.
— На неизвестной планете может быть всё что угодно. Дорогой землянин, с помощью этой вазочки неизвестное животное послало инопланетянам сигнал о нашем прилёте! Сейчас они появятся!..
Никита открыл рот от удивления, но в это время повернулся ключ в замке, и в квартиру вошла Никитина бабушка.
— Вот они!.. — Павлик схватил Никиту за руку и потащил под стол.
Бабушкины ноги в тапочках прошли мимо кухни в комнату.
— Никита! — позвала бабушка. — Где ты?
— Пора возвращаться, — тихо сказал Павлик.
Никите почему-то стало не по себе.
— Не хочу я! — зашептал он. — Это моя квартира! Я здесь живу. И бабушка моя тут живёт. Куда мне ещё возвращаться?
Павлик презрительно улыбнулся:
— Дорогой землянин, это последствия перегрузок. Вы просто плохо себя чувствуете. Какая ещё бабушка? Какая квартира?.. Летим!
Никита вырвал свою руку из Павликиной.
— Не хочу я больше играть! Бабушка!.. — закричал он испуганно, вылезая из-под стола.
Павлик пожал плечами:
— Не хочет — не надо. Полечу один.
…Когда Никита, волнуясь, рассказывал бабушке про летающую вазочку, в комнате вдруг что-то загрохотало, затрещало, зашумело. На ковёр посыпались искры, и большой шкаф стал медленно подниматься вверх сквозь раздвинувшийся потолок. Это космонавт-исследователь Павлик возвращался домой.
АДМИРАЛ
Детям имена придумывают родители, а собакам — хозяева. Один такой хозяин, бывший моряк, назвал своего пса Адмиралом: чтоб веселее было и о морской жизни напоминало. Потому что адмирал у моряков — самое почётное звание.
Был этот Адмирал псом видным, ростом с хозяйский велосипед. Породы неизвестной, но симпатичной. Один только недостаток имелся у собаки: не умел наш Адмирал плавать!
А жил он, между прочим, в городе, где все улицы вели к морю — большому, синему, солёному. Там в порт приплывали корабли со всего мира, а на пляжах с утра до вечера загорали и купались все городские жители — дети, взрослые и даже собаки, хотя повсюду висели объявления: «С СОБАКАМИ НЕ ГУЛЯТЬ!»
Но собаки и не гуляли — они плавали. По-собачьи: быстро-быстро перебирая лапами и высоко задирая довольную морду.
Только один Адмирал не плавал. Хозяин привёл его как-то на пляж, сам кинулся в воду, поплыл, фыркая, и стал звать:
— Адмирал, Адмираша, ко мне!..
Но Адмирал вдруг задрожал, заскулил, забился под скамейку и ни за что не желал плыть к хозяину.
Этого хозяин ему не простил — выгнал из дому, да ещё и со скандалом:
— Чтоб у меня, у моряка, собака моря боялась?! — кричал хозяин на всю улицу. — Да после этого я видеть тебя не желаю! И будку твою заколочу, так и знай!
Убежал поскорее Адмирал, чтобы не слышать справедливых хозяйских слов. Устроился жить на пляже, в кустах.
Целыми днями лежал там, глядел на синее море и думал о своей собачьей доле.
А однажды решил пойти в порт. Был у него там приятель — корабельный пёс Жучок. Этот Жучок на своём рыбачьем баркасе куда только ни плавал — и в Средиземное море, и в Балтийское, и в разные океаны…
Вот приходит баркас домой, в порт. Вся команда с трапа сходит; рядом с боцманом — корабельный пёс. Идёт себе вразвалочку, по-моряцки, хвостом помахивает. Все встречающие его гладят, обнимают, вместо цветов косточку дарят… Но не зазнался пёс от такой содержательной жизни! С ним любая собака поговорить могла, посоветоваться.
Спрашивает у него Адмирал:
— Ну, расскажи, как ты плавать-то научился?
Жучок глаза прикрыл, вспоминает:
— Давно это было. Шёл наш баркас к берегам Индии. Проплывали мимо какого-то островка, вот боцман с ребятами и решили туда сплавать в шлюпке. И меня с собой взяли, я тогда ещё в щенках ходил. Плывём мы, вдруг боцман меня схватил и прямо в океан швырнул: «А ну, плыви! — говорит. — Или ты не моряк?!» Куда тут денешься? Я сразу лапами по воде забил, забил — и выплыл! Вот так и научился.
Адмирал вздохнул:
— Может, и меня так швырнуть?
— Тебя не швырнёшь, — говорит Жучок. — Ты, небось, тяжелее мешка с селёдкой. Раньше надо было думать, пока маленький был!
— Что ж делать-то теперь, Жуча?
— Что делать, что делать... Ты сейчас на пляже живёшь? Вот и давай, по ночам плавать учись! Залезай в воду и пробуй.
Пошёл Адмирал домой, в кусты. Спал до самой ночи, сны видел отвратительные: всё кошки да кошки. А ночью вдруг проснулся и пошёл к морю.
Какое оно было огромное! И как шумело, рокотало… Чёрные волны дразнили Адмирала, подкатывались к самым его лапам, а потом, шурша, катились обратно. Адмирал сделал шаг вперёд, потом ещё один… Шерсть на нём встала дыбом, он задрожал и поджал хвост. Волны окатили его с головы до лап. Он фыркнул, отряхнулся, но не убежал.
Только под утро промокший до самой последней шерстинки Адмирал вернулся в свои кусты. А на следующую ночь всё повторилось сначала.
Через неделю таких тренировок Адмирал начал даже отрывать от земли лапы, когда накатывала волна. Но всё-таки страшно было псу: казалось ему, что на дне моря затаилось чудовище, вроде громадного краба, и непременно утащит оно Адмирала на самую глубину. И не будет больше такой собаки, совсем не будет…
В субботу под вечер, когда Адмирал, как обычно, сидел в своих кустах и печально глядел на морской простор, он вдруг услыхал звонкий, совсем не солидный лай. Это прибежали к морю три белых щенка-глупыша.
Мальчишки, их хозяева, сразу пошли в футбол играть. Щенки тоже просто так не сидели: начали друг друга тузить, кусать, а потом и вовсе разошлись — стали с волнами играть. Наскакивают на них, когда те на берег выплёскиваются, тявкают... Одно слово — малышня!
Подумал Адмирал: «Вот если бы какой-нибудь из этих мальков тонуть начал… Спас бы я его, не струсил? Нет, всё-таки струсил бы. Так что уж лучше пускай не тонут!»
Только он это подумал, как к берегу подлетела высоченная волна. И слизнула она своим пенным языком самого маленького, самого беленького щенка! Тот даже пискнуть не успел.
Адмирала как будто кто-то в сердце толкнул. Он вскочил и, больше уж ни о чём не думая, помчался к морю.
В пенной воде мелькнула белая щенячья голова и сразу исчезла. Но Адмирал уже приметил, где это было. Перебирая лапами, он подплыл поближе, сунул морду в воду и увидел совсем близко щенка, который в воде был как белая тряпочка. Щенок, судя по всему, собирался потонуть окончательно, но тут Адмирал схватил его зубами за шиворот, поднял повыше над водой и начал загребать лапами к берегу.
И тут их накрыла такая огромная и такая сильная волна, что Адмирал на минуту перестал видеть и слышать. Страшнее этой минуты ничего в его собачьей жизни ещё не было, но щенка он всё равно не отпустил.
Волна вынесла их к самому берегу и хотела было утащить назад, но Адмирал уже пришёл в себя. А тут и щенок тихонько заскулил у него в зубах. От этого собачьего детского плача сил у Адмирала прибавилось.
Щенок мешал ему видеть берег, но он слышал, как оттуда кричат:
— Давай! Давай!..
И вдруг различил Адмирал громкий бас хозяина:
— Жми, Адмираша! Молодец!..
Потом он почувствовал под лапами твёрдое и понял, что доплыл. К нему подбежали мальчишки, но он зарычал на них и сам дотащил тяжёлого щенка до скамейки. А потом растянулся на горячем песке и закрыл глаза.
Но отдохнуть ему так и не пришлось! Его гладили, тормошили, угощали липкими конфетами; девчонки повязывали ему на шею какую-то дурацкую ленточку… Спасённый щенок лизал его в нос, а хозяин — Адмирал слышал — гордо объяснял собравшемуся вокруг народу:
— Пришёл искупаться, смотрю — моя собака спасателем работает! Кличка у ней — Адмирал. Называл, как знал!..
Уходил Адмирал с пляжа вместе с хозяином.
— Ну прости меня, Адмирашенька, — смущённо говорил хозяин. — Погорячился я тогда. А тебе, может, в тот раз просто плавать не хотелось. Может, голова болела или живот…
Адмирал слушал и помалкивал. Он не обижался на хозяина. И думал Адмирал, что завтра непременно побежит в порт, поблагодарит корабельного пса Жучка. Если тот, конечно, не в дальнем плаванье.