ВАЛЕРИЙ ВОСКОБОЙНИКОВ О ПИСАТЕЛЯХ-ЛЕНИНГРАДЦАХ

40 ЛЕТ СПУСТЯ:
четыре книги, четыре судьбы

Издательство «Самокат» и составитель новой серии «Родная речь» Илья Бернштейн совершили смелый и прекрасный поступок. Смелый — потому что они вернули к жизни книги для детей, изданные более сорока лет назад в тогдашнем Ленинграде. Прекрасный же — оттого, что каждая из этих книг становилась в свои годы событием в мире детской литературы и по-прежнему не потеряла свою актуальность. Но сначала немного об эпохе, когда эти книги рождались, и об их авторах.

 

Звёзды послевоенной детской литературы

Авторов четверо: Сергей Вольф, Игорь Ефимов, Валерий Попов и Вадим Фролов. Эпоху же называли хрущёвской оттепелью. Стоит напомнить, что после известного постановления, инициированного вершителем ленинградских творческих судеб Ждановым, в 1946 году были закрыты не только взрослые журналы, но и единственный детский — «Костёр». Тот самый «Костёр», который выстоял даже в блокадные зимы. (Не было бумаги, но его выпуски читали по радио и тем согревали детские души.) Это был жестокий и неумный удар злобного человека по юным читателям. Ведь тогда телевидение находилось в зачаточном состоянии, а об Интернете не догадывались даже научные фантасты. При этом Ленинград был городом уникальным по количеству людей с высшим образованием на три миллиона жителей. И к тому же, в воспрянувшем после блокады и Победы городе рождалось много детей. Но, увы, пейзаж детской литературы выглядел поразительно уныло.

Книга для детей невозможна без игры, без услады души и ума. Только к тому времени повывели и весельчаков-обэриутов, и умников вроде талантливого физика Бронштейна, взявшегося писать для детей. Но едва, как говорили в конце 1950-х, подули свежие ветры, блёклое ленинградское небо детского чтения озарили новые звёзды. Список может показаться длинным, но всё же я не могу их не перечислить. Хотя бы часть.

Это изумительно тонко чувствующий природу Николай Сладков, его друг моряк и путешественник Святослав Сахарнов, автор мудрых историй Радий Погодин. Все они вступили в войну юношами, у каждого была своя особая жизненная и творческая судьба. Сразу следом за ними в литературу для детей вошли четверо перечисленных мною в самом начале статьи, а также те, кого я назвать ещё не успел: Виктор Голявкин, Яков Длуголенский, Владимир Марамзин, Николай Внуков. Вот сколько ярких звёзд засияло сразу на небе. И ни одна звезда не затеняла собой другую, наоборот — все вместе они воспринимались великолепным созвездием. Не зря тогда в обиходе критиков появился термин «ленинградская школа». И я счастлив, что мне повезло быть вместе с ними, когда они были молодыми и лишь постепенно превращались в классиков.

А теперь об авторах четырёх книг, названных в самом начале.

Сергей Вольф — «дедушка детской литературы»

Сергею Вольфу Довлатов в «Соло на ундервуде» подарил титул «дедушка детской литературы». И это справедливо — он раньше нас, тогда двадцатилетних, отрастил бороду и носил её до конца жизни. Уже названия книг Вольфа звучали для того времени необыкновенно: «Мой брат боксёр и ласточки», «Хороша ли для вас эта песня без слов?» «Мне на плечо сегодня села стрекоза», «Кто там ходит так тихо в траве?», «Отойди от моей лошади». И столь же необыкновенным, неожиданным был он сам.

Для многих начало шестидесятых было эпохой увлечённости Хемингуэем. Почти в каждой комнате студенческого общежития висел его портрет. И в первых взрослых рассказах Сергея Вольфа эта увлечённость чувствовалась более, чем у кого-либо из молодых. Тот же телеграфный ритм коротких, насыщенных потаённым смыслом диалогов. Зато в детских рассказах он был совсем другим. Его герои, дети тогдашнего города, постоянно совершали неожиданные и часто смешные поступки: заявлялись в школу в ластах, погружались с головой в ванну и дышали через трубку. Но всё это было скорее внешней оболочкой. Главное же, что сразу отличало «детскую» прозу Вольфа, — вдумчивость и поразительная тонкость в ощущениях психологических ситуаций — тех, в которые ставил автор своих героев. А ещё — изящество стиля. Изящен и часто слегка самоироничен был и сам Вольф. И это при том, что персонажи его книг учились в обычных заурядных советских школах, ездили в обыкновенных трамваях, ходили по привычным улицам. Однако вся его проза была пронизана поэзией жизни. Не зря уже в начале нового века Вольф получил премию журнала «Звезда» за «взрослые» стихи.

Книга Сергея Вольфа, изданная «Самокатом», называется «Глупо как-то получилось». В ней собраны лучшие его рассказы. А начинается книга с моего любимого — «Вот вам стакан воды». О том, как подружились мальчик и девочка. Застенчивая одинокая девочка, краснеющая от признания, что она — отличница. Девочка эта любила сидеть в тёплую погоду у окна и наблюдать за автоматом с газированной водой. У автомата постоянно исчезали стаканы. И когда кто-то мучимый жаждой останавливался перед ним в растерянности, она, выскочив из окна, подбегала к нему со своим семейным стаканом, а потом возвращалась в комнату.

Однажды нас с Вольфом послали для встреч с детьми на край Ленинградской области — в город Лодейное поле, что стоит на реке Свири. Но вместо детей в клубе собрались сельские женщины с утомлёнными лицами. Вольф читал им этот рассказ о далёких для них городских детях. А я наблюдал, как светлели их лица.


Вадим Фролов и «загогулины» судьбы

Совсем другой творческой личностью был Вадим Фролов. По причине разницы в жизненном опыте, он для меня навсегда оставался Вадимом Григорьевичем. Фролов был сыном настоящих эсеров, политкаторжан. Мать в советское время работала экскурсоводом в Петропавловской крепости и показывала любознательным посетителям ту камеру, в которой при царе сидела сама. Но в 1937 году знаменитый ленинградский дом старых революционеров опустел — одних жильцов расстреляли, других — отправили в ГУЛаг. Мать Фролова тоже была расстреляна. А сына со второго институтского курса отправили в ссылку. С началом войны Вадим Фролов добился отправки на фронт и закончил её сержантом зенитной батареи. Но так и не заслужил у властей права вернуться в родной город. Лишь после реабилитации матери он смог стать ленинградцем. О тех годах он написал свою предсмертную книгу «Жернова». Первая же его значительная публикация произошла в 1966 году в журнале «Юность».

Это была повесть «Что к чему», которая сразу стала бестселлером. К тому времени читатель этого знаменитого тогда журнала уже немного приустал от «юношеских повестей». Однако в этой впервые говорилось о том, про что писать стеснялись, а потому запрещали: про подростковое смятение духа и тела. Про право одного из родителей на новую любовь. Житейские приключения своего героя Фролов описывал мудро и очень корректно. Повесть получила необыкновенную судьбу. Превратив в пьесу, её поставили многие ТЮЗы, фильм по повести получил на Венецианском фестивале приз «Серебряная Минерва». Международная педагогическая ассоциация, квартировавшая в США, рекомендовала её к изданию во всех странах мира вместе с Сэлинджером и Апдайком.

Правда, тут случилась одна «загогулина». За книгу, изданную по всему миру, даже в Новой Зеландии, советский автор, в отличие от Сэлинджера и Апдайка, не получил ни гроша. Ему прислали лишь американские газеты с фотографией советского чиновника, получающего диплом, которым награждался Фролов. И была ещё одна «загогулина». В 1972 году Вадим Григорьевич позвал Радия Погодина и меня в кафешку, бытовавшую при гостинице «Москва» на углу Невского и Владимирского проспектов, рядом с пирожковой, прозванной «Сайгоном». Он просил у нас рекомендации в Союз писателей. С Погодиным — всё понятно. Но я-то?! По всей жизни, это я должен был ходить в его учениках! И мы, рекомендаторы, советовали ему ни в коем случае не упоминать в автобиографии о награждении Международной премией в США. Иначе его могли не принять в Союз. Такие тогда были абсурдные времена. Фролов потом написал ещё несколько очень хороших детских книг — «Невероятно насыщенная жизнь», «В двух шагах от войны». И я счастлив, что был их редактором в «Костре».


Игорь Ефимов, которого «никуда не принимали»

С Игорем Ефимовым мне посчастливилось быть в одном литературном объединении и часто, в компании с Валерием Поповым и Владимиром Марамзиным, собираться в его комнате, которая была частью коммунальной квартиры. В 1963 году мы впервые напечатали в журнале «Костёр» по рассказу и тут же были подвергнуты разносу после знаменитого мартовского идеологического пленума, где Хрущёв громил абстракционистов в лице Андрея Вознесенского и Эрнста Неизвестного. А следом в Петербурге на секции детской литературы погромили и наши рассказы. «Погром» кончился забавно: редакторы «Детгиза» позвали нас с рукописями в издательство. К этому времени Ефимов уже написал первую детскую повесть «Я хочу в Сиверскую», в которой юный герой убегал от своей невезучей жизни в другую, в надежде, что в той, другой, кончатся все невезения. На радио из неё сделали пьесу и повторяли множество раз. За первой последовали повести «Взрывы на уроках», «Пурга над “Карточным домиком”» и одна из его лучших — «Таврический сад».

«Я был такой же, как все, обыкновенный. Только меня никуда не принимали. Это у меня была единственная особенность: если мне куда-нибудь очень хотелось, то я уже заранее знал, что ни за что не примут». Так начинается эта повесть, герои которой живут в послевоенном Ленинграде. Но городской пейзаж — всего лишь фон, потому что её персонажи могут действовать в любом месте и любом времени. Повесть эта — вневременная. Всегда и всюду рождаются люди, которых поначалу не берут ни в одну компанию. Им кажется, что в любом обществе они станут изгоями. Но потом эти люди, преодолев внешние обстоятельства, находят свой внутренний дар, который помогает им обрести уверенность, а также внимание тех, чьё уважение чрезвычайно важно.

«— Слышишь, Горбачёв! Приходи завтра в наш клуб. Это отличное место, уж ты поверь.
— Да меня же не примут, — говорю я, а у самого лицо нагревается от счастья, — туда ведь не каждого принимают.
— А ты и есть не каждый, — отвечает студент и давит мне на пальто, и что-то говорит, и пишет адрес. — Обязательно, мы тебя ждём»
.

Такой диалог происходит к концу повести, когда увлёкшийся физикой герой проник на олимпиаду старшеклассников и успешно решил трудные задачи, вовсе не предназначенные для него.

В последние 35 лет Игорь Ефимов живёт в США. Создав там русское издательство, он напечатал многих известных писателей, в прежние десятилетия перебравшихся из России, включая Сергея Довлатова. Сам он стал признанным автором более десятка интеллектуальных психологических романов и философских книг. Нынче они изданы и в России. Талант же его глубокой психологической прозы проявился и формировался в тех книгах, которые он писал для детей в 1960-70-е годы. Их постоянно можно было услышать по петербургскому радио, а по «Взрывам на уроках» поставили телефильм. Тогда ещё чёрно-белый.


Валерий Попов, который превращает мгновения в чудеса

Валерий Попов — единственный из четырёх авторов серии «Самоката», который по-прежнему живёт в Петербурге. Последний десяток лет он возглавляет петербургский союз писателей. Есть люди, которые мгновенно меняются, заполучив хотя бы эфемерный краешек власти. Недавно мы с Поповым вспоминали, когда же познакомились впервые. Получалось, что больше пятидесяти лет назад! За эти полвека с каждым из нас много чего наслучалось. Стиль же его общения с людьми остался неизменен. Он всё так же по-доброму прост, слегка самоироничен и интеллигентен. Этот стиль пронизывает и его прозу — как детскую, так и взрослую. Это подтверждают и названия его книг: «Все мы не красавцы», «Жизнь удалась», «Самый сильный».

Не забуду одну из первых с ним встреч в доме у Игоря Ефимова. Слегка смущаясь, он объявил нам, что на днях написал гениальный рассказ. Порывшись в заднем кармане брюк и достав мятую бумагу, стал серьёзно читать. Мы же все уже через минуту, радостно улыбаясь, кивками и жестами давали друг другу понять, что рассказ и в самом деле гениальный. Это был «Случай на молочном заводе». Весёлая, ироничная, слегка абсурдистская пародия на детектив. Через года полтора этот рассказ знал наизусть и цитировал в разговорах едва ли не весь тогдашний молодой Ленинград. То же самое происходило в следующие годы с его детскими и взрослыми книгами.

Попов обладает поразительным даром: каждое мгновение обыденной человеческой жизни ребёнка и взрослого он превращает в неожиданно яркое событие. Иногда смешное, иногда поучительное, но ни в коем случае не занудно-назидательное.

* * *

Одним из критериев ценности созданного в искусстве является принцип новизны. Книги, изданные «Самокатом» в серии «Родная речь», когда-то стали новым словом в литературе для детей. Свежесть их не потускнела и в наши дни.

Валерий Воскобойников


Вольф С. Е. Глупо как-то получилось : [рассказы] / Сергей Вольф ; [сост. и оформл. серии И. Бернштейна ; ил. Е. Толстой]. — Москва : Самокат, 2012. — 136 с. : ил. — (Родная речь).

Ефимов И. М. Таврический сад : [повесть] / Игорь Ефимов ; [сост. и оформл. серии И. Бернштейна ; ил. Д. Боголюбовой-Кузнецовой]. — Москва : Самокат, 2012. — 149 с. : ил. — (Родная речь).

Попов В. Г. Все мы не красавцы : [сб.] / Валерий Попов ; [сост. и оформл. серии И. Бернштейна ; ил. Л. Шмелькова]. — Москва : Самокат, 2012. — 159 с. : ил. — (Родная речь).

Фролов В. Г. Что к чему : [повесть] / Вадим Фролов ; [сост. и оформл. серии И. Бернштейна ; ил. А. Десницкой]. — Москва : Самокат, 2012. — 152 с. : ил. — (Родная речь).

 

Читать об авторе на Продетлит