Дарья Вильке. Грибной дождь для героя

Вильке Д. Грибной дождь для героя : [рассказы и повесть] / Дарья Вильке ; иллюстрации Дмитрия Горелышева. — Москва : Самокат, 2011. –– 199 с. : ил. — (Лучшая новая книжка).

Дарья Вильке написала по-настоящему летнюю книгу. Посёлок с водокачкой и дубом на главной улице, лес, поле с маленькими стогами, пруд с зелёной водой и зарослями орешника вдоль берега или даже болото, в котором живут загадочные «они»… Всё это в распоряжении героев восьми рассказов и одной повести — до тех пор, пока не кончатся летние каникулы.

Родители приезжают только на выходные, бабушка ждёт дома к вечеру — самое важное в рассказах происходит без взрослых запретов и взрослых суждений. Бо́льшую часть времени Пашка, Симка, Полинка, сестра-Ася и я (имя рассказчицы нигде не называется) носятся маленькой стаей по округе. Так, однажды они нашли деда Митьку («Занавешенное окно»), отворив дверь заброшенного Дома. Посмотрите, как замечательно:«внутри Дома жила древняя полутьма — в ней тонули контуры дверей, ржавого верстака и железных мисок, сложенных грязной горкой у входа. Вдали, в глубине комнат, жёлтой точкой горела свеча. Полутьма сначала затопала, зашебуршилась и вышла к полоске света большим ежом». За ежом, щурясь на свет, вышел дед. Деда звали Митька, он оказался ветераном, угощал сгущёнкой, вырезал и дарил свистульки, рассказывал про войну. Рядом с ним в заброшенном Доме было уютно и не боязно леса за стеной. Потом бабушка узнала про Митьку: «…старый бомж, а вдруг он больной, вдруг преступник». И его прогнали.

Рассказы «частично автобиографические». Понять это можно и без подсказки автора, из одного только текста. Во-первых, они волнующе правдивы, и их «настоящесть» читается даже сквозь несколько утрированные образы и описания. Во-вторых, несмотря на то что повествование ведётся от лица девочки (и иногда события описываются нарочито наивно), в них есть одна черта, в целом присущая жанру воспоминаний о детстве — «взрослое» осмысление ситуации, выраженное как в подробном описании — смаковании — переживаний подростка, так и в самом отборе сюжетов. В рассказах будет много грустного и стыдного. И даже герой, для которого шёл грибной дождь, героем быть перестанет. Однако ни одно из этих событий не идёт ни в какое сравнение с тем, что предстоит пережить персонажам повести «Тысяча лиц тишины».

Ринка, главная героиня повести, по-видимому, чуть младше ребят из рассказов. Для неё очень важны бабушка и дедушка — замечательные чудаки (в противоположность окружающим бесчувственным занудам): они всегда рядом, всё знают и всё умеют, кажутся волшебниками — с ними девочка чувствует себя в безопасности. Пасторальные картины дачной жизни, нежность отношений бабушки, дедушки и внучки, описанные языком, порой немного утомляющим избыточностью и сладостью сравнений, являются основным материалом повествования. На этом фоне многочисленные несчастья, обрушенные автором на головы героев, смотрятся особенно впечатляюще: сама Ринка глухая, её друг, Рудик, «типтого», почти слепой, у Женькиного брата — детский церебральный паралич, бабушка поранила ногу и чуть не умерла, а у деда Толика обнаружили рак. Кое-что из этого, может быть, и оправдано темой повести, но едва ли, говоря о взрослении, так уж необходимо коллекционировать все эти страшные диагнозы, собранные как будто для пущего эффекта. Чрезмерное неблагополучие, равно как и чрезмерная прелесть, явно мешают воспринимать всё то верное-глубокое-тонкое, что в этой летней книге, кажется, действительно есть.

Валентина Лазебная

 

Читать об авторе на Продетлит