Вадим Фролов. Что к чему

Фролов В. Г. Что к чему : [повесть] / Вадим Фролов ; [сост. и оформл. серии И. Бернштейна ; ил. А. Десницкой]. — Москва : Самокат, 2012. — 219 с. : ил. — (Родная речь).

У повести Вадима Фролова есть ценнейшее для подростковой книги качество — она очень увлекательная. Сюжет про семью, школьную жизнь и подростковую влюблённость писатель закручивает в таком ритме и с таким наслаиванием событий, что по накалу получается почти приключенческий роман. Чего только не случается с четырнадцатилетним героем на протяжении недолгого повествования: лучший друг попадает в передрягу с милицией, в классе возникают конфликты между одноклассниками и учителями, с девочками вообще не разберёшься, потому что нравится тебе одна, заботится о тебе другая, а целуешься с третьей. Самое главное — что-то неладное случается в семье, но никто не хочет рассказать что. Все вокруг жалостливо вздыхают и беспомощно переглядываются, только путая и пугая. Поток событий и напряжение удивительные: они затягивают в себя целиком, не отпускают, даже когда отвлекаешься от чтения. Но одновременно они — конструкция тончайшей работы. Переживания сменяют друг друга, накладываются одно на другое каким-то поразительно живым, естественным образом; веришь каждой мысли, каждому поступку, каждой слабости героя. Когда его отчаяние и разочарование доходят до кризисной точки, когда он срывается, — читатель на мгновение срывается вместе с ним, получает, как и герой, укол боли, ранение, а значит, и свою долю опыта. Собственно, в этом вся повесть Фролова: он утверждает, что невозможно рационально разобраться что к чему, а потому предлагает вместо объяснения эмоцию. И это работает: внезапное озарение, переживание чуть-чуть приближает к шаткому, ускользающему знанию — не о том, как всё устроено, но о том, что всё сложней, непредсказуемей, неуправляемей и удивительней, чем кажется.

«Что к чему» — довольно необычная для советского времени книга, даже для «оттепели», в годы которой написана (1966). Дело не в том, что Фролов как-то «смело» говорит о душевном или физиологическом смятении своего героя (хотя градус событий в повести действительно высок), не в том, что он фокусируется на частной, семейной жизни, а в том, что личное, субъективное у него так логично перевешивает всё остальное: общепринятые нормы и ценности, инстинкты и страхи, чувство долга. Для официальной реалистической прозы это совершенно нетривиальный переворот, и отчасти кажется, что он становится возможным, правомерным именно потому, что как бы невзначай о нём рассказывается устами подростка.

Одно из несомненных достоинств писателей «ленинградской школы», которую возвращает нам издательство «Самокат», — их способность выстроить поток подлинной детской или подростковой речи. У Сергея Вольфа, например, — это взволнованно-дребезжащая, иногда задыхающаяся (от жалости, от нежности) или запыхавшаяся (от избытка жизни), трепещущая речь. У Фролова же — совершенно органичная его герою — правильная и уверенная, старающаяся быть логичной и позитивной, с радостью и гордостью включающая в себя слышанные взрослые словечки и интонации, пока в них вдруг не начинают звучать пустота и фальшь. Правдоподобие, достоверность этой речи как бы даёт автору — в силу возраста его героя — неожиданное право на изложение любого увиденного его глазами миропорядка, пусть даже неадекватного официальному.

Возвращая подзабытых или непрочитанных «классиков», «Самокат» привлекает к работе молодых современных художников-иллюстраторов. Так же и с этой книгой (ставшей, между прочим, дипломантом конкурса «Искусство книги. Традиции и поиск» 2012 года): Анна Десницкая не рисует — она создаёт объёмные, почти реальные советские 1960-е, по которым расхаживают вырезанные из картона фигурки героев повести. Удивительное сочетание ювелирной работы по конструированию обстановки (трудно поверить, что она воссоздана в миниатюре вплоть до узоров на обоях и угла падения солнечного луча) и художественной условности персонажей (лица, нарисованные карандашными штришками, небрежно выглядывающие из-за фигурок подпорки). Из этого диссонанса рождается действительное ощущение искусства, где важное — необязательно в центре, где подлинное — не значит реалистическое, и где додумывание не менее значимо, чем констатация, а рукодельность и интуиция — одинаково ценные качества.

Ольга Виноградова