Мария Грипе. Дети стеклодува

«Здра-авствуй, дружок. Хочешь, я расскажу тебе ска-а-азку?..»

Вряд ли Мария Грипе обрадовалась бы, узнав, что удивительную историю, которая сама собой сложилась у неё среди холмов и озёр провинции Смоланд, что в южной Швеции, кому-то пришло в голову рассказать с подобной интонацией. Представить себе эту писательницу сидящей перед ребёнком на корточках и с фальшиво-приторной улыбкой сюсюкающей: «У-ти, какие у нас глазки! У-ти, какой у нас ротик!» — решительно невозможно. Всю жизнь Грипе старалась говорить с детьми на равных, не боясь, а наоборот, предпочитая самые сложные и серьёзные темы. И за это абсолютно заслуженно удостоилась такой почётной и престижной награды, как Международная Золотая Медаль имени Ханса Кристиана Андерсена.

В недавнем прошлом мы имели о Грипе однобокое представление, хотя повести об Эльвисе Карлссоне, которые позволено было перевести на русский язык, мало чем уступали другим её книгам и вполне по праву снискали любовь и признание российских (тогда — советских) читателей. Однако с Марией Грипе — сказочницей и мистиком — мы никак не могли познакомиться поближе, были только наслышаны. И лишь в последние годы прочли замечательную повесть «Навозный жук летает в сумерках…», позволившую окончательно убедиться в том, с каким глубоким и мудрым философом — и по образованию, и по призванию — нам всем посчастливилось встретиться.

Повесть-сказка «Дети стеклодува» («Glasblåsarns barn», 1964) на родине Грипе, в Швеции, появилась раньше всех вышеупомянутых книг, поддержав и закрепив первые литературные успехи писательницы. Три части затейливо придуманной волшебной истории предваряются эпиграфами из «Старшей» и «Младшей Эдды», обещая непростой разговор о предопределённости судьбы, силе и слабости человеческих желаний и свободе выбора. К древним северным сказаниям отсылают и некоторые персонажи повести: прежде всего, это ткущая волшебные ковры прорицательница Крылатая и её одноглазый помощник — говорящий ворон Разумник. Когда-то у него было два глаза: один дневной, видевший радость и солнечный свет, другой ночной, лунный глаз, глаз древности, смотревший на тьму, горе и холод. Рассказывали, что второй глаз Разумник потерял, заглянув слишком глубоко в Кладезь Премудрости, и теперь всё сущее виделось ему в розовом свете.

Сколь бы ни были колоритны Крылатая и Разумник, главные герои повести не они, а Клас и Клара — дети мастера-стеклодува Альберта и его жены Софии. До поры до времени они обитают в маленьком бедняцком городке Нёда, радуются жизни, несмотря на тяжкую нужду, и ведать не ведают, в каких невероятных и жутких обстоятельствах им предстоит оказаться.

Автор предисловия не ошибается, когда уверяет, что сказка Марии Грипе увлечёт и детей, и взрослых. Да и сама писательница признавалась, что сочиняла своих «Детей стеклодува» для всех, вне зависимости от возраста. Вот только о русском переводе, выполненном Людмилой Брауде, этого никак не скажешь — он и не для детей, и не для взрослых.

Взрослым придётся приложить немало усилий, чтобы продраться сквозь суконный язык и поразительную стилистическую глухоту Людмилы Юльевны, чьё имя с некоторых пор сделалось притчей во языцех. Остаётся только гадать, чем занимался редактор книги Андрей Ефремов: либо он считает допустимыми неловкие и необдуманные словесные конструкции и явные «кальки», либо он попросту не рискнул коснуться своей редакторской рукой всего этого «великолепия», изваянного «маститой» и «заслуженной» переводчицей.

Вот лишь несколько примеров, выбранных почти наугад:

«Они ели свои любимые блюда до тех пор, пока они им не надоедали и они не придумывали новые».

«…в памяти его выплыла и начала проясняться некая картина».

«Иногда Властитель шутил с ними, и тогда им разрешалось смеяться, хотя не слишком долго и не слишком громко, потому что воспитанным детям так делать не полагалось».

В переводе Брауде пелерина прорицательницы взлетает у неё на плечах, точно крылья большой птицы (взлетающие отдельно от птицы крылья — сильный образ, что и говорить, но неточный), губы героини шевелятся, принимая форму прекрасных и загадочных слов. И так далее…

Но — ладно взрослые, а дети?.. Дети, без сомнения, одолеют любой «деревянный» текст — и переводной, и оригинальный, если будут захвачены интригой и действием. Сила воображения ребёнка столь велика, что наполнит недостающими чувствами и красками даже самый беспомощный подстрочник. Однако стоит ли потчевать ни в чём не повинных детей откровенной халтурой, уповая на их воображение? И стоит ли навязывать автору несвойственный ему слащавый тон? И взрослого, и ребёнка передёрнет, когда им встретится пассаж, подобный нижеследующему: «Одеты они были не очень-то красиво и скорее походили на маленькие охапки тряпья, откуда торчали метёлочки волос да выглядывали синие глазки, теплившиеся надеждой, и круглые разинутые ротики».

Обидно за всех: за автора, за изувеченную книгу, за читателей — взрослых и юных, за уважаемое издательство, оказавшееся бессильным отклонить скверный перевод. А главное, обидно, что заданные вопросы как были, так и останутся риторическими.

Алексей Копейкин