Виталий Сёмин. Ласточка-звёздочка
Сёмин, В. Н. Ласточка-звёздочка : [повесть] / Виталий Сёмин ; [сост. и оформл. серии И. Бернштейна ; послесл. С. Дудкина ; ил. Ю. Бычковой]. — Москва : Самокат, 2014. — 286 с. : ил. — (Как это было).
«Как это было» — серия честных книг для подростков о Великой Отечественной войне. Первой в этой серии была повесть Виктора Драгунского «Он упал на траву» — о москвичах, добровольцами вступивших в ополчение осенью 1941 года. Вторая — повесть Вадима Шефнера «Сестра печали», она о ленинградцах, фронтовиках и блокадниках. Герои «Ласточки-звёздочки» Виталия Сёмина — ростовчане, пережившие и не пережившие бои за город и фашистскую оккупацию. Все эти, в сущности, взрослые книги впервые издавались в 60-х — самом начале 70-х годов ХХ века и потом нечасто переиздавались. Сочетание жёсткости и лиризма позволяет выбрать их для подросткового чтения. Послесловия историка Станислава Дудкина объясняют суть событий военного времени, здесь даётся слово свидетелям, публикуются документы и фотографии.
Авторы повестей тоже свидетели. Свидетели, владеющие искусством письма.
Виталий Сёмин родился в Ростове-на-Дону в 1927 году. В начале войны, когда Ростов подвергся жесточайшим бомбардировкам, он был семиклассником. В 42-м, в числе 53 000 ростовчан от 1900 до 1927 года рождения, его угнали на работу в Германию. После войны ему повезло, и он не попал в проверочно-фильтрационный лагерь, но окончить Ростовский пединститут не смог — из-за своей, как считалось тогда, запятнанной биографии. Однако он стал журналистом — литературным сотрудником газеты «Вечерний Ростов», редактором передач Ростовского телевидения. Повесть «Ласточка-звёздочка» написана в 1963 году. Она менее известна, чем её продолжение — роман «Нагрудный знак “OST”», в котором подросток Сергей Рязанов, по домашнему и уличному (только с разными интонациями) прозвищу Ласточка-Звёздочка, оказывается остарбайтером, как и сам Виталий Сёмин.
Время действия повести, кроме отступлений о довоенной жизни, писатель относит к лету и осени 1941 года, стягивая происходившее в первую и вторую оккупацию Ростова-на-Дону. Город — и об этом рассказывает С.Дудкин — фашисты захватывали дважды: на одну неделю в ноябре 41-го и уже надолго в конце июля 42-го; Советская армия полностью освободила его 14 февраля 1943 года. Город был страшно разрушен, фашисты уничтожили около 40 000 жителей и военнопленных.
Виталий Сёмин, вероятно, ради не очень-то ясного из сегодняшнего дня обобщения, не называет город Ростовом и реку Доном. В повести — просто «город» и «река». Но, конечно, ростовчане по-своему читают «Ласточку-Звёздочку». Не то чтобы больше других читателей сострадают здешним детям и взрослым, но узнают улицы, переулки, дома, учреждения. Одни из них сохранили названия, другие — переименованы по воле автора. Однако топографически всё конкретно, узнаваемо — для тех, кому это важно.
Булыжные мостовые, подъёмы и спуски, трамваи, громадные акации, старые дома и дома типа «новый быт». Центральная улица Энгельса (дореволюционная и нынешняя Большая Садовая) — в повести улица Маркса. Автомобильный мост и железнодорожный вокзал — те, что были до войны.
Когда Сергей с отцом в первый военный месяц всё же решили посетить зоопарк — им, правда, если пешком, предстояло пройти «несколько душных, пыльных, начисто лишённых тени километров».
Когда мальчишки смотрят в темноте на горящие здания и говорят друг другу: «Театр». — «И театр?!», — тут понятен знак вопросительный и восклицательный. Ростовский театр-«трактор», восстановленный в 1963-м, столь примечателен, что должен изумлять и тех, кому неизвестно, что такое советский конструктивизм.
Когда Камерштейны и тысячи, тысячи ростовских евреев идут на сборный пункт, а «уже к вечеру город знал — их убили», то это в Змиёвской балке.
У Сёмина свой способ письма. Он кажется стилистически неоригинальным, только предельно подробным, из-за этого — монотонным, даже тяжеловесным. А это такое вдумчивое, обстоятельное письмо, в котором нередко случаются «глубокие погружения» — резко и точно переданные словами свидетельства военного времени. Вся повесть — о том, как Сергей, его родители, соседи, дворовые и школьные товарищи принимают войну. Сначала не очень в неё верят, страстно ждут, когда наши «начнут бить немцев на фронте», потом сталкиваются с ужасом, не укладывающимся в сознание, но как-то чувствуют, что непоправимое должно их миновать.
«На десятый или одиннадцатый день бомбёжки Сергей вдруг подумал о себе, что он счастливец. Если его до сих пор не убило, то, наверное, и совсем не убьёт. И правда, зачем в его жизни было так много любви, так много хорошего и плохого, если его должны убить? Если его должны убить, всё было бы проще и грубее».
Потом — отчаяние: «Они ещё не убиты, не расстреляны, но это уже мало зависит от них самих…»
И ненависть. «В ту войну у каждого была своя потрясающая минута, в которую ненависть сплавляла для него воедино дотоле разные слова “немец”, “фашист”, “убийца”».
В повести есть движение сюжета, поступки героев. Мальчишки [пацаны], конечно, добывают себе оружие, помогают ведущим уличные бои нашим солдатам, пытаются бежать на фронт. Но основное здесь — чувство родного города и близких людей. Посторонний не расскажет, как это было.
Зима 41-го. Сергей Рязанов — узник фашистского лагеря. Повесть закончилась. Мы-то знаем, что впереди три с половиной военных года и Победа.
