«Книг для подростков не существует»: интервью с победительницами «Кота Бродского»

Проект родом из Владивостока, «Кот Бродского» — необычный стендап, где подростки рассказывают о книгах, раскрывая их содержание в ироничном ключе, и зачастую обращаются к актуальным социальным проблемам. Так, прошедшее в ноябре шоу было посвящено теме буллинга. Опираясь на литературу в жанре янг-эдалт от издательств «Самокат», «Поляндрия» и Popcorn Books, ребята совмещали юмор и критику агрессивного поведения. Выступали также победительницы прошлых шоу: одиннадцатиклассница Лена Лапина, студентки первого курса Василина Москаленко и Аля Майдан, которой жюри снова присудило первое место. Обозреватель «Библиогида» Артём Роганов поговорил с ними о тенденциях современного книжного рынка, классике и школьной программе.

Артём Роганов: Василина, Аля, Лена, рад вас видеть. Прежде всего расскажите о ваших впечатлениях от ноябрьского «Кота Бродского». Там вы обсуждали истории о буллинге.

Аля Майдан: Честно говоря, мы под конец устали от этого буллинга. Сейчас не хочется на тему травли даже думать. Мне было сложно: я готовилась два месяца, частично приходилось выполнять функции администратора, но получилось, на мой взгляд, всё круто.

Аля Майдан

Василина Москаленко: Мне, наоборот, было сложно, потому что я не готовилась (смеётся). Не хватало времени из-за учёбы. Вдобавок у меня планировалась презентация для выступления, но она потерялась, и пришлось в гримёрке быстро переписывать сценарий. А вообще шоу супер. Москва большая — людей много.

Артём Роганов: «Кот Бродского» становится популярней с каждым годом, но многие ещё не знают, о чём идёт речь. Для вас проект всё-таки ближе к монологу о книгах или к стендапу?

Лена Лапина: Я считаю, что у нас всё сразу. Просто стендап — форма, разговор о литературе — содержание.

Аля Майдан: А в результате это ни то и ни другое. Изначально «Кот Бродского» был похож форматом на конференции Ted Talks, на ораторские выступления по какой-либо теме. Для меня до сих пор так и есть. Ведь у нас первично восприятие книги, а не сама книга. И твоя личная история важнее, чем шутки.

Артём Роганов: Когда вы пришли в проект, вас что больше интересовало — книги или стендап?

Василина Москаленко: Я изначально участвовала в клубе дебатов ДВФУ во Владивостоке и только там узнала о «Коте Бродского». Наверное, поэтому мои публичные выступления похожи на дебаты — выглядят, как будто я что-то кому-то пытаюсь доказать. Но читать мне тоже нравится. А вот шучу я, похоже, лучше в жизни, чем на сцене (смеётся).

Василина Москаленко

Аля Майдан: Когда мне было четырнадцать лет, «Кот Бродского» организовывал открытый конкурс новогодних рассказов. Я написала историю про деда, у которого никого нет. Он хочет умереть, а потом находит котёнка и заново обретает любовь к жизни. Рассказ понравился жюри, меня позвали в проект. И в целом я всегда мечтала и до сих пор мечтаю стать писателем, поэтому для меня первична литература.

Лена Лапина: Фактически и для меня тоже. Мне порекомендовали участвовать Настя Фрыгина и Настя Пономарева из проекта Teenswrite. Они преподавали курс литературного мастерства в моей школе и в какой-то момент рассказали всем о «Коте Бродского». Я решила, почему бы не попробовать, и записалась на отборочный тур.

Артём Роганов: Выходит, вы все в той или иной степени увлекаетесь литературой. Какая из прочитанных в последнее время книг вам особенно понравилась?

Василина Москаленко: «Дом, в котором…» Мариам Петросян. Роман не слишком новый, зато от него есть ощущение, которого нет ни от одной другой книги. В тексте словно живёшь, он завораживает. И в итоге прощаются все сюжетные странности, потому что открывается загадочный и запутанный мир, куда погружаешься с головой.

Аля Майдан: «Дом, в котором…» действительно крутой. Я, поскольку мы в «Коте Бродского» ориентируемся на янг-эдалт, назову «Бред какой-то» Шурда Кейпера. Героиня этого романа сильно напоминает меня тринадцатилетнюю. Я думала так же, поступала так же. Кроме того, в книге прекрасный стиль, и очень тонко реализован приём ненадёжного рассказчика. Редкий случай для янг-эдалта, когда вообще есть какой-то приём!

Лена Лапина: А мне в целом понравилась книга с моего стендапа — «Королевишны #3Колбаски» Клементины Бове. Особенно при первом прочтении. Я уже потом начала замечать детали, которые можно высмеять. Открою страшную тайну: в стендапе порой высмеиваешь книгу, как будто ты её ненавидишь. На самом деле впечатление остаётся чаще противоречивое, но с позиции «совсем не понравилось» легче придумывать шутки.

Артём Роганов: По поводу «совсем не понравилось» — какую книгу вы бы, наоборот, никогда никому не советовали читать и почему?

Василина Москаленко: «50 дней до моего самоубийства» (смеётся). Мне даже стыдно, что я её читала в тринадцать лет. Но я думаю, люди и без меня понимают, что там сплошная чушь. Я буквально отвезла «50 дней до моего самоубийства» на дачу, чтобы топить костёр. Конечно, обычно я не топлю костры книгами, но тут захотелось. Ещё я не люблю «Мёртвые души» Гоголя…

Аля Майдан: Серьёзно, ты сейчас поставила «Мёртвые души» рядом с «50 дней до моего самоубийства»?

Василина Москаленко: Нет-нет! Между ними очень большой разрыв.

Аля Майдан: Огромный!

Василина Москаленко: Просто я, например, не понимаю, почему столько ненависти у школьников в сторону Толстого. Якобы он одни дубы описывает. Для меня Толстой — в самое сердце на поражение. В его прозе каждое слово по делу, нет в ней никакой воды. А вот «Мёртвые души» мне кажутся скучными. Может, раньше поэма и была актуальна, но сейчас как-то странно воспринимается сатира на тогдашние пороки русского общества.

Лена Лапина: У меня похожая история с Гулливером. Я даже не знаю почему, но лилипуты и великаны навевают жуткую тоску. Как будто у автора гигантомания.

Аля Майдан: Пожалуй, я бы не советовала «Тихий Дон». Я понимаю, что возможно «Тихий Дон» — великое произведение как историческая эпопея. Но это роман, где изнасилования подаются с дикой обыденностью, якобы происходит нечто нормальное… Для меня странно, что «Тихий Дон» проходят в школе. Ещё я критична к «Над пропастью во ржи». Думаю, Сэлинджер там во многом создал стереотип об инфантильных подростках, которые не знают, чего хотят.

Артём Роганов: Раз мы говорим о школьной программе по литературе, что бы вы изменили в списке книг, помимо уже сказанного?

Василина Москаленко: Не стоит давать «Муму» в пятом классе. У меня была электронная книжка, и я залила её слезами, так что она сломалась (смеётся). Сейчас угарно вспоминать, а в пятом классе «Муму» способно довести до нервного срыва. Однако романам Тургенева я бы уделила, наоборот, больше внимания. И ещё «Обломову» Гончарова. Лень и апатия — действительно актуальные проблемы для десятиклассников. Обломов — тот случай, когда можно увидеть себя в герое.

Лена Лапина: Согласна. Я настолько увидела себя в Обломове, что не дочитала книгу, а вместо этого посидела на диване.

Лена Лапина

Артём Роганов: Что следует, на ваш взгляд, изменить в процессе преподавания литературы в школе?

Аля Майдан: Я не понимаю, почему предмет «литература» называется «литературой», а не литературоведением. Ведь, по сути, от нас хотят не творчества и не своего мнения о книгах, а знаний о произведении с точки зрения филологии. Ещё требуют немного теории — композиция, жанры, тропы. Это же всё научный подход. Не спорю, литературоведение — тоже интересный предмет, но учителя нередко рассказывают либо какую-то устаревшую информацию по советским методичкам, либо отсебятину. Например, моя учительница во Владивостоке уверяла, что Гоголь был сумасшедший и, следовательно, всю его прозу надо воспринимать как записки сумасшедшего.

Лена Лапина: Я вообще считаю, что мы живём в слишком быстрое, жёсткое время, и у многих нет сил на многотомные труды. А разбирать мировоззрение автора, его взгляды и теорию литературы гораздо лучше на коротких текстах. Поэтому спасибо Чехову, который писал по делу и кратко.

Аля Майдан: Я бы поспорила. По рассказам Чехова нельзя разобрать, как устроен роман, например. Большие произведения важны не меньше.

Лена Лапина: Просто я сейчас готовлюсь к ЕГЭ, и у меня адски рассеивается внимание, когда я читаю длинные книги. Приходится возвращаться к одной главе по нескольку раз.

Артём Роганов: Что вы кстати думаете о ЕГЭ по литературе? Его надо как-то менять?

Аля Майдан: Я сдавала ЕГЭ летом, но учителя по литературе ни к чему толком не готовили. Без репетиторов и дополнительных курсов невозможно было изучить необходимый к экзамену материал, по крайней мере, в моей школе. И мне понравилось сдавать ЕГЭ, потому что я наконец-то поняла, чем хороша классика. Я смогла её полюбить, но только когда заплатила деньги за дополнительное образование. Тут кроется главная проблема. Что касается формата ЕГЭ, то, на мой взгляд, нужно изменить две вещи. Во-первых, перестать снимать баллы за грамматические и орфографические ошибки в сочинениях — для проверки грамотности есть ЕГЭ по русскому языку. Во-вторых, убрать ограничения по времени.

Василина Москаленко: Да, трудно написать пять сочинений и тест за четыре с половиной часа без орфографических ошибок. Когда я сдавала весной ЕГЭ, то писала сразу в чистовик, потому что хотела всё успеть. В итоге мне сняли баллы за несоблюдение речевых норм. Непросто сказать, каким должен быть экзамен. С одной стороны ЕГЭ — неидеальная вещь, но, если его убрать, вузы придумают разные программы вступительных испытаний. Каждый абитуриент будет вынужден подстраиваться под конкретный вуз. ЕГЭ требуется как инструмент, но тогда хотя бы не надо менять его каждый год. Зачем усложнять задания, если учить лучше не начинают?

Лена Лапина: Вопрос риторический. Я учусь в прекрасной школе, но даже у нас разбор произведений зачастую остаётся на уровне «Что хотел сказать автор?». Больше внимания уделяется идеям, чем форме. А многие задания направлены именно на знание теории в плане литературных форм и жанров.

Артём Роганов: Что касается литературных форм и жанров, вас, фактически специалистов по янг-эдалту, нельзя не спросить об этой категории текстов. Что такое янг-эдалт? В чем его особенность?

Василина Москаленко: Для меня это маркетинговый ход. Никакого янг-эдалта не существует, его изобрели масоны (смеётся). Если серьёзно, дело в том, что подросток, который ищет себе книгу в магазине, вряд ли пойдёт в отдел янг-эдалта. Потому что подросткам интересны такие же жанры, как и взрослым — фантастика, триллер, детектив. А янг-эдалт создан скорее для родителей, которые выбирают книгу в подарок своим детям. Родители могут думать, что янг-эдалт о подростках, значит, подросткам должно быть интересно читать о себе.

Аля Майдан: Сомневаюсь, что янг-эдалт такой уж бесполезный. Мое определение жанра — история, где главный герой подросток и его окружают подростки. А вот какая здесь аудитория, большой вопрос. Возможно, янг-эдалт действительно предназначен для родителей. По сути, книг для подростков не существует, потому что подростки — маленькие взрослые, им интересно в основном то же, что и взрослым.

Лена Лапина: Да, если я читаю, например, моего любимого Терри Пратчетта, это не делает его подростковым писателем. В янг-эдалте есть навязчивая возрастная адресация, не очень приятная. Якобы, если тебе от тринадцати до двадцати, то тебе должно понравиться. Но ведь людей волнуют разные вещи. Независимо от возраста. Странно создавать некую объединённую литературу, которая пытается изобразить, что чувствуют подростки. Тем более авторы, как правило, не знают, что чувствуют подростки.

Артём Роганов: А для вас есть разница между янг-эдалтом и литературой для подростков?

Аля Майдан: Нет. И я думаю, что писателям и экспертам стоит отказаться от формулировки «для подростков». Потому что авторы стараются писать «для» и начинают намеренно упрощать предложения, убирать метафоры и приёмы. Словно их читатели глупые и не поймут иначе. В результате мы получаем подобие фанфика без какой-либо художественной ценности.

Лена Лапина: Абсолютная правда. Ещё в таких книгах огромный шрифт и межстрочный интервал. Наверное, все убеждены, что у подростков плохое зрение.

Аля Майдан: Вот ты недовольна, а я ненавижу мелкий шрифт.

Лена Лапина: Аля, пожалей деревья!

Аля Майдан: Ладно, хорошо, меня переиграли (смеется).

Артём Роганов: Давайте под конец попробуем сформулировать некий запрос. Если говорить о современной литературе в целом, чего вам в ней не хватает?

Василина Москаленко: Я не так много последнее время читаю актуальной прозы, но в ней мне часто не хватает попытки затронуть глобальные темы. Возникает ощущение, что философская проблематика осталась в девятнадцатом и двадцатом веках. А сейчас в ходу мемы, популярность, интернет и прочее — будто это единственное, что всех волнует. Недавно мне подарили книгу Вячеслава Ставецкого «Жизнь А. Г.». И я в хорошем смысле удивилась. Аннотация, правда, странная, но спустя несколько страниц я поняла, что сама книга стоящая. Главный герой — диктатор, его свергают и сажают в клетку, чтобы катать на потеху всей стране. Он постепенно осознаёт, что единственная мотивация в его жизни — бороться с гневом толпы, которая на него глазеет. Герой превращает свою клетку в сцену и в итоге становится, будучи заключённым, свободнее, чем когда-либо. Короче, роман дико крутой. Есть и ирония, и красивые метафоры. Вот подобных историй мне не хватает.

Аля Майдан: Зайду немного с другого ракурса. Меня напрягает, что российские авторы находятся словно где-то на заднем плане. Громкие книги — почти всегда зарубежные. Но когда читаешь переводную литературу, чаще всего нельзя воспринимать язык как что-то невероятное, потому что чувствуется фильтр перевода и далёкая от тебя атмосфера. От русской литературы ждешь колорита и живой речи, но все уходят в жанры, либо в историю СССР. Мне всё равно, что было в СССР. Я хочу книги, написанные современным русским языком о жизни в России. А таких мало.

Лена Лапина: Согласна. Недавно я читала повесть Микиты Франко и была опечалена. Вроде бы речь идёт о России, но всё неправдоподобно. Какая-то прилизанная американская семья, подражание переводной литературе. И пресный язык. Вот помню, когда мы проводили интенсив на КРЯККе, Аля читала отрывок из «Насти» Владимира Сорокина. Я с таким удовольствием слушала! Великолепный текст, прям захлебываешься в словах. Сейчас я читаю «Петровых в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова — там тоже хорошо со словами. Не то что в книгах про подростков. Короче, не хватает в янг-эдалте стиля.

Артём Роганов: Получается, что вас интересует современная русская внежанровая проза.

Лена Лапина: Да, мне иногда кажется, строгие жанры придумали люди, которым надо ограничиваться.

Аля Майдан: Или изготовители табличек для библиотек и магазинов (смеется).