О книге

29 сентября 2003

В начале 1867 года молодой журналист Марк Твен увидел в Сент-Луисе объявление о готовящейся экскурсии «избранного общества» в страны Средиземного моря на специально зафрахтованном пароходе «Квакер-Сити». Это путешествие настолько заинтересовало Твена, что он решил во что бы то ни стало участвовать в нем. Энергии и предприимчивости ему тогда было не занимать. Через несколько месяцев, заключив договор с крупной сан-францисской газетой «Альта-Калифорния», которая согласилась отослать его своим корреспондентом в Европу, и главное — оплатить проезд, он уже бороздил воды Атлантического океана на борту «Квакер-Сити». За время путешествия Твен отослал в газету «Альта Калифорния» пятьдесят три письма и еще шесть в «Нью-Йорк трибюн». Письма были напечатаны на страницах этих газет и с восторгом прочитаны подписчиками.
По возвращении Твен выступал с лекциями о своем путешествии. А через пару лет на основе корреспонденций и записных книжек он подготовил книгу путевых очерков «Простаки за границей, или Путь новых паломников». Она была напечатана в 1869 году и разошлась тиражом более ста тысяч экземпляров. Такой успех объяснялся довольно просто. Молодая, энергичная, быстро развивающаяся Америка давно была не прочь провести инвентаризацию европейских ценностей, дабы показать Старому Свету, что его многовековые традиции и восхваляемые на каждом углу памятники изрядно попорчены временем, а потому утратили былую коммерческую ценность. И наконец-то нашелся человек, который взял на себя сей труд. Да, работа оказалась и пыльной, и утомительной. Но результат стоил усилий. Американская публика смаковала буквально каждую фразу своего эмиссара, с восторгом встречая любой выпад против старушки Европы, безудержно хохоча над ее отсталостью и ветхостью.
Многие до сих пор считают «Простаков…» талантливой карикатурой на Старый Свет. Однако это далеко не так. Марку Твену удалось создать яркое живописное полотно, пусть и несколько утрированное, но вполне соразмерное. Полотно, в котором проявился не только его талант юмориста и сатирика, но и лирика, а порой и философа.

Подробнее об истории создания книги М.Твена «Простаки за границей, или Путь новых паломников» читайте:

Винтерих Д. Марк Твен и «Простаки за границей» // Винтерих Д. Приключения знаменитых книг. — М.: Книга, 1985. — С. 179-195.

 

Ирина Казюлькина

 

О путешествии

29 сентября 2003

 

 

Избранные страницы

 

Миланский собор (строительство собора было закончено всего за девять лет до «паломничества» Марка Твена)

 

Собор! Мы сразу его узнали.
Половину ночи и весь следующий день нашими мыслями владел только этот собор-самодержец.
Как он чудесен! Такой величественный, торжественный и огромный! И в то же время такой изящный, воздушный и легкий! Громадное, тяжелое здание — и все же в мягком лунном свете оно казалось обманчиво хрупким, рисунком мороза на стекле, который исчезнет, если на него подышать. Как четко выделялись на фоне неба острия бесчисленных шпилей, какими узорами падали их тени на белоснежную крышу! Он был видением! Чудом! Гимном, пропетым в камне, поэмой, созданной из мрамора! (Кн. 1, гл. XVIII)

 

Помпеи. Город мертвых. (Проходят века, а привычки людей неизменны)

 

Так странно и необычно было бродить по безмолвному городу мертвых, по древним пустынным улицам, где некогда тысячи людей покупали и продавали, гуляли и ездили верхом, где всюду царил шум, оживленное движение и веселье. Эти люди не были ленивы. В те дни умели беречь время. У нас есть тому доказательства. На одном углу стоит храм, и с одной улицы на другую можно попасть либо обойдя его, либо напрямик — через колоннаду; и в каменных плитах пола протоптана дорожка, которая становилась все глубже с каждым поколением экономивших время людей, — они не ходили кругом, когда ближе было идти напрямик.(Кн.2, гл. IV)

 

Египет. Сфинкс

 

Сколько лет я ждал этой встречи — и вот он, наконец, передо мной. Величавые черты его печальны и строги, в них тоска и терпение. Весь его облик исполнен достоинства, какого не встретишь на земле, и доброты, какой никогда не увидишь в человеческом лице. Это камень, но кажется, что он чувствует. И если только каменному изваянию может быть ведома мысль, он мыслит. Взор его устремлен вдаль — и он глядит в ничто, в пустоту. Он глядит поверх всего настоящего, сквозь него — в прошлое… Это сама Память — мысль… запечатленная в зримом и осязаемом образе. Всякий, кому ведома щемящая тоска воспоминаний об отошедших днях и безвозвратно исчезнувших людях — если даже минули всего лишь жалкие десятилетия, — хоть в малой мере поймет печаль, таящуюся в этом суровом взоре, неотступно устремленном в былое, к тому, что видел он, когда еще не возникла История, не сложилось Преданье, — ко всему, что дышало и двигалось на земле в ту таинственную пору, о которой почти ничего не поведали нам даже сказочники и поэты, и сгинуло в свой срок, оставив каменного мечтателя одиноким и чуждым новому веку, среди непостижимых для него дел и событий. (Кн.2, гл. XXXI)

 

 

 

Генуя. Собор Сан-Лоренцо.

 

Наибольший интерес в нем представляет часовенка Иоанна Крестителя. Женщинам вход туда разрешается только один раз в году, — к женскому полу здесь до сих пор относятся враждебно, так как этого святого убили, чтобы исполнить прихоть Иродиады. В часовне стоит мраморная рака, в которой, как нам сказали, находится прах Иоанна Крестителя; и она обмотана цепью, которой, как нам сообщили, он был скован в темнице. Как ни тягостно было нам сомневаться в достоверности этих сведений, мы все-таки не могли не усомниться: во-первых, потому, что мы сумели бы с легкостью порвать эту цепь — и Иоанн Креститель тоже; а во-вторых, мы уже видели прах Иоанна Крестителя в другой церкви. Нам трудно было заставить себя поверить, что у Иоанна Крестителя было два комплекта праха.
Нам также показали портрет мадонны, написанный святым Лукой; он и вполовину не выглядит таким старым и закопченным, как иные картины Рубенса. Мы восхитились скромностью апостола, который в своих писаниях ни разу не упомянул о том, что был художником. (Кн.1, гл. XVII)

 

 

На приеме у русского императора Александра II

 

…через несколько минут появился император с семейством; раскланиваясь и улыбаясь, они вошли в наш круг… Каждый поклон его величество сопровождал радушными словами… В них чувствуется характер, русский характер: сама любезность, и притом неподдельная. Француз любезен, но зачастую это лишь официальная любезность. Любезность русского идет от сердца, это чувствуется и в словах и в тоне, — поэтому веришь, что она искренна…
На императоре была фуражка, сюртук, панталоны — все из какой-то гладкой белой материи, бумажной или полотняной, без всяких драгоценностей, без орденов и регалий. Трудно представить себе костюм, менее бросающийся в глаза. Император высок, худощав, выражение лица у него решительное, однако очень приятное. Нетрудно заметить, что он человек добрый и отзывчивый. Когда он снимает фуражку, в лице его появляется какое-то особое благородство…
Право же, странно, более чем странно сознавать, что вот стоит под деревьями человек, окруженный кучкой мужчин и женщин, и запросто болтает с ними, человек как человек, — а ведь по одному его слову корабли пойдут бороздить морскую гладь, по равнинам помчатся поезда, от деревни к деревни поскачут курьеры, сотни телеграфов разнесут его слова во все уголки огромной империи, которая раскинулась на одной седьмой части земного шара, и несметное количество людей кинется исполнять его приказ. У меня даже было смутное желание получше разглядеть его руки, чтобы убедиться, что он, как все мы, из плоти и крови. Вот он передо мной — человек, который может творить такие чудеса, — и однако, если я захочу, я могу сбить его с ног. Дело простое, и все же явно ни с чем не сообразное, — все равно что опрокинуть гору или стереть с лица земли целый континент…
Если бы я мог украсть его сюртук, я не колебался бы ни секунды. Когда я встречаю подобного человека, мне всегда хочется унести что-нибудь на память о нем… (Кн. 2, гл. X)

 

Любая европейская галерея — банкет из тринадцати блюд. Обед из одного блюда съедаешь без остатка, но тринадцать отбивают аппетит и не доставляют никакого удовольствия. (Кн. 2, гл. I)

…земля эта [Палестина — И.К.] так густо населена историческими воспоминаниями, что если бы выстлать ее страницами книг, о ней написанных, они покрыли бы ее сплошным ковром от края до края. (Кн. 2, гл. XXII)

 

Человек — прирожденный кочевник, дух кочевничества был заложен еще в Адаме, передался патриархам, и как ни воспитывала нас цивилизация, за тридцать веков ей не удалось вытравить из нас этот дух. (Кн. 2, гл. XXVIII)

 

 

«Путешествия гибельны для предрассудков, фанатизма и ограниченности… Тот, кто весь свой век прозябает в одном каком-нибудь уголке мира, никогда не научится терпимости, не сумеет широко и здраво смотреть на жизнь». (Заключение)

 

 Ирина Казюлькина

 

Книги, которые помогли нам проиллюстрировать «Путь новых паломников» М. Твена

Старцев А. Марк Твен и Америка. — 2-е изд., доп. — М.: Сов. писатель, 1985. — 304 с.: ил.
Фотопортрет молодого Марка Твена можно найти на вклейке между страницами 112 и 113.

 

Большая Школьная Энциклопедия «Руссика». История нового времени. XVI-XVIII вв. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — 687 с.: ил.
Фотография величественного Миланского собора — на странице 378.

 

Вулканы. — М.: АСТ-Пресс, 2001. — 80 с.: ил. — (Путешествие вокруг света).
На 17-20 страницах этого издания можно найти обстоятельный рассказ как о вулкане Везувий, так и о последствиях его разрушительной «деятельности», которая проиллюстрирована в том числе и фотографией раскопок античного города Помпей.

 

Непомнящий Н. Семь чудес света. — М.: Слово/ Slovo, 2000. — 48 с.: ил.
Обстоятельный очерк об одном из чудес света, египетских пирамидах, располагается на страницах 4-13.

 

1857-1861: Переписка Императора Александра II с Великим Князем Константином Николаевичем; Дневник Великого Князя Константина Николаевича. — М.: Терра/Terra, 1994. —383 с.: ил.
Наконец-то, после долгих безуспешных поисков в этом сборнике (на странице 18) мы нашли фотографию Александра II не в парадном мундире, а в повседневном цивильном костюме, примерно таком, в каком увидел его когда-то Марк Твен.

 

Ирина Казюлькина