Любили тебя без особых причин:
За то, что ты – внук,
За то, что ты- сын,
За то, что малыш,
За то, что растешь,
За то, что на маму и папу похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
В. Берестов
Его живописные полотна были, в сущности, иллюстрациями. Только не к слову книжному, бумажному, а к слову древнему, устному, отзвучавшему за столетия до прихода художника. Его картины написаны по законам сказки, которая не стесняется ни душевной откровенности, ни прямоты человеческих чувств. «Алёнушка» — грустная. «Витязь на распутье» — задумчивый. «Иван-царевич на сером волке» — смелый. И всегда где-то там, вокруг, за спиной героев и краем холста чудится что-то огромное, исконное, ни словами, ни красками неизъяснимое.
Наверное, так случилось потому, что к преданиям своей родины обратился не дотошный «собиратель фольклора», а сын сельского священника из Вятской губернии, уже при рождении своём надышавшийся русским духом. В деревне Рябово, где росли маленькие братья Васнецовы, протекала речушка Рябовка. Впадала в речку Кордягу, Кордяга — в Чепцу, Чепца — в Вятку, Вятка — в Каму, а Кама — в саму Волгу. Кажется, таким же природным, естественным путём — от малого к большому, от истоков — пришёл в русское искусство автор «Трёх богатырей».
Книга тоже была. В 1899 году в честь столетия Пушкина появилась на свет «Песнь о вещем Олеге» с иллюстрациями Виктора Михайловича Васнецова. Круг замкнулся: далёкие предки обрели и голос, и облик. Эту вполне совершенную книгу по сей день нужно было бы дарить в каждый русский дом вместе с колыбелью.
И.Линкова
Одна из самых достойных и кратких библиографических аннотаций, посвящённых «Божественной комедии», так передаёт её содержание:
«Поэма о многотрудном хождении по трём царствам загробного мира: по девяти мрачным кругам Ада — в его ледяное средоточие — и далее — по каменистым уступам горы Чистилища, увенчанной Земным Раем, — к небесным сферам и Райской Розе девятого неба, где в центре космоса — “любовь, что движет солнце и светила”».
Эту единственную в своём роде книгу сам автор, Данте Алигьери, называл просто «Комедией», потому что именно так надлежало в те времена называть книги с хорошим концом. Слово «Божественная», как сообщает современная энциклопедия, привнёс в название Боккаччо — первый комментатор и благоговейный почитатель великого произведения.
За семь веков своего существования поэма претерпела несметное количество изданий, но с тех пор, как появились иллюстрации Гюстава Доре, трудно представить себе другой облик «Божественной комедии».
И.Линкова
В роли первоклассного переводчика Наталья Шерешевская познакомила русскочитающих детей с Дональдом Биссетом, Элинор Фарджон, своим вариантом Ханса Кристиана Андерсена и бесчисленными народными сказками: английскими, ирландскими, валлийскими, шотландскими («Источник на краю света», «Сквозь волшебное кольцо»)…
Однако в большом и разнообразном деле создания детской литературы у Натальи Викторовны Шерешевской есть ещё одна, довольно редкая роль: она настоящий мастер по составлению сборников. Чаще всего это сборники зарубежных сказок и почти всегда — открытие чего-то прежде нам неизвестного. Вот, например, книжка под названием «Верхом на урагане: Из американского фольклора». Как совершенно справедливо пишет автор предисловия, «…американские сказки особенные. Нет в них королей и принцев, волшебников и фей. И рыцарей нет, и таинственных замков, и спящих красавиц». Зато американские небылицы — то деловито, то с усмешкой — расскажут о том, «как скакал на урагане Пекос Билл [он был ковбоем и всего лишь накинул на ураган своё лассо. — И.Л.]. И как Дэви Крокет разогрел замёрзшее после сильных морозов солнце. И как сварил целое озеро горохового супа Поль Баньян. И как Сэм Пэтч, нырнув в Ниагарский водопад, вынырнул на другом краю земли». Все эти истории Наталья Шерешевская нашла, выбрала, перевела и составила книгу, которая, может быть, расскажет детям об Америке больше, чем дюжина «политинформаций».
Есть среди работ Шерешевской и сборник под названием «Цветик-семицветик: Сказки советских писателей» (Алексей Толстой, Платонов, Катаев, Чуковский, Маршак, Токмакова…). Для детей это отборное чтение, а для взрослых — убедительная иллюстрация целого направления в отечественной детской литературе.
И.Линкова
Однажды в маленькой провинциальной американской газете «Пионер Дакоты» («пионер» — в смысле «первопроходец») была напечатана такая шутка. У одного фермера спрашивают: «Есть ли корм для скотины?» «Нет, — отвечает фермер, — да я придумал надевать ей зелёные очки и кормить опилками».
Кто бы мог подумать, что фокус с зелёными очками станет главной тайной волшебного Изумрудного города, а редактор заштатной скромной газеты — первейшим и любимейшим сказочником Соединённых Штатов Америки?
В 1900 году после многочисленных литературных и житейских неудач Фрэнк Баум напечатал на собственные скудные денежки своё новое сочинение — «Удивительный волшебник страны Оз». И сразу стал победителем. Американские дети впервые получили американскую сказку. Девочка Дороти из штата Канзас была не какая-нибудь там тихая европейская Золушка или шибко умная английская Алиса, она была, как пишут баумоведы, «практичная, прямодушная, находчивая юная американка», и, заполучив её один раз, юные читатели не пожелали с ней расставаться. Вплоть до самой смерти, целых двадцать лет Баум искренне пытался написать что-нибудь другое, но шквал читательских эмоций неизменно возвращал его в страну Оз. На свет появилось тринадцать продолжений, а когда писатель умер, подхватить и развить его эпопею попытались восемь разных авторов (разумеется, безуспешно).
Корень сюжета хорошо известен российским читателям, ибо долгие годы все они были уверены, что Страшилу, Железного Дровосека, Трусливого Льва и смелую девочку, которую унёс ураган, придумал русский писатель и переводчик Александр Волков. В 1939 году он превратил Дороти в Элли, назвал Великого Чародея (или — Мудреца, или — Волшебника) красивым именем Гудвин и сделал свободный перевод-пересказ. Потом дороги двух авторов одной сказки разошлись: у русского «Волшебника Изумрудного города» тоже появились продолжения, но они были уже практически независимы от американского «сериала», и случилось их всего пять.
Исследователи дружно утверждают, что Дороти и Элли — совсем разные девочки. Первая привыкла рассчитывать на себя, а вторая — на коллектив, американка страшно рада цветущему изобилию страны Оз и в конце концов туда переселяется, а наша всей душой предана своему условному Канзасу, пустынному, ветреному, но родному. Ещё исследователи говорят, что Дороти получилась у Фрэнка Баума такой живой и замечательной, потому что он, отец четверых сыновей, всегда мечтал о дочке. На самом деле, в жизни, он и вправду хотел назвать её Дороти. А сама сказка настолько вошла в его жизнь, что умирая (если верить легенде), он сказал окружающим: «Теперь мы пересечём Гибельную Пустыню…»
В последние двадцать лет «прямые» переводы сочинений Баума активно издаются, и теперь читатель может без труда сравнить первоисточник с переложением, которое давно и крепко вросло в русскую детскую литературу.
И.Линкова
Когда Анна Ахматова прочитала в рукописи «Мастера и Маргариту», она сказала про Булгакова очень коротко:
— Он гений.
А когда в 1966-67 годах роман был впервые опубликован в журнале «Москва», читатели повели себя как опытные подпольщики: за внеслужебное пользование ксероксом в те времена попросту сажали, поэтому люди принялись перепечатывать текст на машинке и даже переписывать от руки. (Две толстые розовые тетради со шрифтом после третьей копирки до сих пор спрятаны у меня в шкафу.)
Вопрос о «детском» чтении произведений Михаила Булгакова неактуален: каждый читает его тогда, когда дорастает. У некоторых это случается рано. Достаточно посмотреть на иллюстрации к «Мастеру…», сделанные Надей Рушевой, и проблема возрастного барьера исчезнет сама собой.
Вопроса нет, зато есть ответ, почему целебные книги Булгакова надо читать в ранней юности. Их нужно читать, потому что этому писателю, одному из бесчисленно многих, удаётся держать баланс между светом и тенью, добром и злом, реальностью и зыбким горизонтом сознания, то есть — выражать человеческими словами устройство мира. Да, «Мастер и Маргарита» — его триумф, но «Собачье сердце», «Роковые яйца» и даже насквозь «реалистические» «Записки юного врача» — это прививка от тупого бешенства, а прививки, как известно, лучше делать вовремя.
Булгаков не дожил до пятидесяти лет, даже до сорока девяти. Он был опубликован при жизни меньше чем на треть, можно сказать — публично четвертован. То, что рукописи его дошли до нас и стали книгами, — уже само по себе чудо. Если в доме есть дети, нужно купить книги Булгакова и терпеливо ждать, когда они встретятся.
И.Линкова
