Пушкин называл его «…представителем вкуса», Белинский писал: «В нём думали видеть Пушкина прозы». Но всё закончилось очень быстро. «По жизни» — смертный приговор, заменённый каторгой, каторга, заменённая ссылкой, Кавказ и смерть (убит в стычке с горцами). В литературе — бурная недолгая слава, разгромная статья всё того же властителя литературных дум Виссариона Григорьевича Белинского (1840 г.) и, наконец, в XX веке безоговорочный перенос ударения со слова «писатель» на слово «декабрист», хотя на самом деле Александр Александрович сразу после восстания на Сенатской площади добровольно отдался в руки Николая I и при этом «изъявил совершенное раскаяние».
В результате, самым правильным будет слово «романтик» — тот, кто хотел на бумаге и в жизни высокого слога и сверхчеловеческих страстей.
Отринув «болтовню поэтов», сомнительные чувства «приторных вздыхателей» и «записных волокит», Бестужев-Марлинский писал: «Нет, не таков был я; в любви моей бывало много странного, чудесного, даже дикого; я мог быть непонятен, но смешон — никогда. Пылкая, могучая страсть катится как лава; она увлекает и жжёт всё встречное; разрушаясь сама, разрушает в пепел препоны и хоть на миг, но превращает в кипучий котёл даже холодное море…»
Произведения пламенного пушкинского ровесника были широко представлены в изданиях советского периода и продолжают иногда издаваться в последние годы. Теперь можно узнать Бестужева-Марлинского как представителя русской готики («Кровь за кровь», «Страшное гаданье») или прочитать «Письма из Дагестана», щедро насыщенные местным колоритом.
И.Линкова
Сначала он получил профессию землеустроителя. Во всяком случае, так назывался уральский техникум, куда поступил пятнадцатилетний Борис Рябинин. Потом прошли долгие годы, и слово это — землеустроитель — приобрело самый широкий и глубокий смысл, оно стало означать уже не профессию, а призвание. Дело в том, что именно Борис Степанович Рябинин одним из первых в нашей стране, ещё в послевоенные 1950-е годы, начал говорить и писать о необходимости беречь природу. Земляки-уральцы насчитали более сотни книг этого писателя и журналиста, которые так или иначе были посвящены теме родной природы. А если прибавить ещё сценарии документальных фильмов, многочисленные статьи и выступления по телевидению, станет понятно, как преданно стремился этот человек обустроить родную землю.
Однако у каждого из нас бывают особые пристрастия — что-то своё, самое любимое. Было такое своё и у Бориса Степановича Рябинина. Он очень любил собак и постепенно, по ходу долгой и разнообразной писательской жизни превратился, кроме всего прочего, в профессионального кинолога. «Друг всегда друг», «Друг, воспитанный тобой», «Рассказы о верном друге», «Мои друзья», «100 друзей всех мастей, или Друг на все фасоны»… Стоит ли говорить, что всё это книги о собаках, самых разных: служебных, охотничьих, породистых и не очень. Борис Степанович не только сам писал на эту тему, но ещё составлял целые сборники из «собачьих» произведений других писателей. Книги эти, как правило, давно не переиздавались, но мир не без добрых людей, и многое просто выложено в Интернете.
Зато самая трогательная, самая «детская» история Бориса Рябинина, о которой мы когда-то писали в нашей рубрике «Портрет книги» (см.: Похвальное слово четвероногому другу), не так давно вернулась: в 2010 году издательство «Амфора» снова выпустило в свет маленькую повесть «Нигер. История жизни одной собаки». Честно говоря, даже повестью трудно назвать череду крошечных рассказов девочки Мани о том, как давно-давно, ещё до революции, в провинциальном русском городке живут вместе хорошая человеческая семья и хорошая большая собака, которая тоже, разумеется, член семьи. Книжка написана совсем просто, и читать её — как дышать. Но закрывая последнюю страницу, вдруг понимаешь, что это скромное повествование — малая толика настоящей русской литературы.
На Урале очень гордятся своим земляком. В родном городе Кунгуре его именем названа детская библиотека, а Интернет-ресурс «Литературная карта города Кунгура» подробно рассказывает о жизни и творчестве Бориса Рябинина.
И.Линкова
Художник Валерий Дмитрюк иллюстрировал книги очень многих известных детских писателей: Чуковского, Маршака, Заходера… Рисовал знаменитого капитана Врунгеля из весёлой повести Андрея Некрасова и микроба Федю, которого придумал Григорий Остер. Но, пожалуй, самым удачным получился союз с Эдуардом Успенским. Достаточно посмотреть на обложку сборника, изданного в 1999 году, и сразу появятся два желания: улыбнуться от уха до уха и быстренько заглянуть внутрь книжки, которая выглядит и называется самым лихим образом — «Рыжий! Рыжий! Конопатый!».
Когда началась война, будущему писателю Козлову было 12 лет, и он гостил в деревне у бабушки. Попытался вернуться домой, но оказалось, что город Великие Луки оккупирован, и семья эвакуировалась в неизвестном направлении. Тогда мальчик отправился её искать. И нашёл. Проехал и прошёл беспризорником полстраны до самого Урала и вдруг встал перед мамой не просто так, а с подарками. Он привёз ей две буханки хлеба и хромовые сапоги, которые по дороге выиграл в карты.
Через много-много лет, в день 75-летнего юбилея, корреспондент спросил у писателя Козлова, какую из своих весьма многочисленных книг он считает самой удачной. Вильям Фёдорович ответил совершенно твёрдо: «“Президент Каменного острова”. В ней мне хотелось рассказать о ребятах, обожжённых войной, детдоме, как они создали свою республику… Почему я не стал ни вором, ни шпаной? Да потому, что все мерзости и ложь во имя корысти, наживы, когда, не моргнув глазом, можно растоптать человека, были для меня отвратительны. Всю жизнь я с детства был окружён мужчинами. Видно, кто был трус, кто смелый. Я тянулся к смелым людям».
А он и был смелым человеком. Когда к нему, уже совсем пожилому, вломились в деревенский дом трое грабителей с ножом, он не только вышвырнул их вон, но одного даже задержал. И мальчишки в его детских книжках тоже не трусы и не слабаки. Недаром один из критиков сказал, что любимый герой писателя Козлова — «свой среди своих». Детским писателем Козлов был только поначалу, по молодости, и среди его литературного наследства (более пятидесяти наименований) повести и рассказы для детей занимают место, скромное по объёму, но существенное по смыслу. «Юрка Гусь», «Гость из леса», «Витька с Чапаевской улицы», «Копейка» были в своё время вполне востребованы, а «Президент…» и его продолжение — «Президент не уходит в отставку» — действительно пользовались популярностью.
И.Линкова
Оказывается, Бедекер — это человек! А название «бедекер», ставшее нарицательным для туристических путеводителей, — всего лишь производное от имени того, кто создал классику жанра. Время было самое подходящее — примерно середина XIX века. Войны приутихли, транспорт развивался, и кроме путешествующих по делам, стало появляться всё больше путешествующих для удовольствия. Юный Карл, старший сын благополучного книготорговца, в 26 лет основал собственную фирму и первым делом выпустил путеводитель. По одним сведениям, книжка была посвящена реке Рейну, по другим — городу Кобленцу, где находилась фирма. Бесспорно одно — ради первых своих изданий Карл Бедекер прежде всего сам отправлялся в путешествие и добросовестно посещал те местности, которые потом описывал.
Результат превзошёл все ожидания. Первый путеводитель не раскупили, а буквально расхватали, и с этого дня началось строительство новой издательской империи. Книги издавались на трёх европейских языках: немецком, английском и французском. Книги получались достоверные и увлекательные, уснащённые картами, планами, рисунками, подробным описанием достопримечательностей, и при этом вовсе не были «одинаковыми»: одни «бедекеры» предлагали путешествия по странам, другие — по знаменитым столицам, третьи — по морям, рекам и островам.
Последний путеводитель, созданный под руководством Карла, был посвящён Парижу. После смерти отца фирму возглавил сын, Фриц Бедекер; фирма процветала, книжные путешествия по Голландии, Бельгии, Швейцарии etc. переиздавались по 10, 15, 20 раз, и в конце концов слово «бедекер» стало синонимом слова «путеводитель». Некоторые любители путешествовать на диване и по сей день обожают полистать «бедекера» на сон грядущий, чтобы почувствовать, как будто наяву, очарование дальних стран и странствий.
Книга о России тоже существует. Она вышла в свет один раз, в 1914 году. В ней было 40 карт и 78 схем, информация о Польше и Финляндии (в соответствии с историческим моментом), а также заверения в том, что начать путешествие в Тегеран и Пекин (по Транссибирской ж.д.) удобнее всего именно из России. Теперь это издание — мечта коллекционера.
Почти сто лет знаменитые путеводители на русский язык не переводились (с 1917 года). Но теперь лёд тронулся: издательство «Аякс-пресс» буквально на днях выпустило целую серию современных «бедекеров», с которыми можно отправиться в путешествие по Италии, Испании, Китаю, Таиланду, Скандинавии и, разумеется, Парижу.
И.Линкова
Дурные стихи Самуил Яковлевич Маршак считал «дурными поступками». Сам он таких поступков не совершал. Его поэзия для детей всегда была «алмазной чеканки» (К.И.Чуковский); его пьесы-сказки идут на сцене с 1920-х годов и по сей день; его «детскими» переводами восхищаются даже самые строгие профессионалы, а детская наша литература его стараниями просто родилась заново, потому что именно Маршак, как говорится, своими руками привёл в эту литературу Б.Житкова, В.Бианки, Е.Шварца, М.Ильина, Л.Пантелеева, Д.Хармса, А.Введенского и многих, многих других.
Каждый взрослый улыбается, когда ему говорят «Маршак», потому что даже для бабушек и дедушек его стихи — кусочек детства. Вот «Человек рассеянный», такой смешной, вот бодрая, деловитая «Почта», и «Багаж», и «Сказка о глупом мышонке»…
Маршак не может устареть, потому что он знал секрет БОЛЬШОЙ ПРОСТОТЫ:
|
Эту сказку ты прочтёшь Серый ёж был очень тих, |
 |
Он вообще знал много важных секретов. Если на секунду забыть о детях и открыть совсем маленький стихотворный сборник со странным названием «Лирические эпиграммы», который вышел сразу после смерти Маршака, на сороковой странице будет написано:
|
Всё умирает на земле и в море, Но, сознавая жизни быстротечность, |
И.Линкова
Поэтическая биография Эдуарда Багрицкого делится не на разные периоды, как положено в истории литературы, а на два «способа» творчества. О первом он писал так: «События мало волновали меня. Я старался пройти мимо них». Второй способ поэт характеризует диаметрально противоположным образом: «…услышать голос времени и по мере сил вогнать его в свои стихи». Вот и получились, с одной стороны, сочинения про механиков, чекистов, рыбоводов, геологов, программная поэма под названием «Смерть пионерки», а с другой стороны… Такого звонкого и абсолютного романтика не было среди поэтических ровесников Багрицкого. Да и потом не было. Эти строчки, как будто сочинённые на ветру, запоминаются сами, даже когда их совершенно об этом не просишь:
|
По рыбам, по звёздам |
Ну, что ж, эпоха «тематической» поэзии, к счастью, миновала, а лихие «Контрабандисты» остались. Остался «Арбуз» с нарисованным сердцем и «Птицелов» по имени Дидель, которого Багрицкий сочинил в 1918 году. И никакая теория с историей никогда не смогут объяснить, почему человек, окружённый реальной бедой, может написать: «…И пред ним, зелёный снизу / Голубой и синий сверху, / Мир встаёт огромной птицей, / Свищет, щёлкает, звенит…»
И.Линкова
