За Бианки, находящегося в ссылке, ходатайствовали многие, в том числе М. Горький, поэтому весной 1928 г. Виталию Валентиновичу разрешили переехать из Уральска в Новгород. Летом он перебрался поближе к природе, в деревню Слутка Новгородского района. В Слутке Бианки продолжил писать начатую в Уральске повесть «Карабаш» – о беспризорной девочке и её друге, черноголовом псе, закончил рассказы «Теремок» и «Черный сокол». В начале 1929 г. В. Бианки получает разрешение вернуться в Ленинград, но почти каждый год, теперь уже добровольно, он снова появляется на Новгородчине.

Ранней весной 1930 г. семья Бианки выехала на хутор Ксенофонтово, к северу от Новгорода. Следующие два лета – 1931 и 1932 годов – семья жила у знакомых на даче под Ленинградом. В деревню уезжать было нельзя, так как Вера Николаевна Бианки ждала ребенка.

В ноябре 1932 г. писателя снова арестовали, но вскоре освободили за недостаточностью улик. А летом 1933 г. семья Бианки опять на Новгородчине – в дер. Комзово Пестовского района. Здесь писатель работал над книгой «Страна зверей» и дополнял «Лесную газету» новыми заметками перед очередным переизданием. Лето 1934 г. семья провела в Пестовском районе на хуторе Сосенка, где «две избушки-развалюшки в небольшом перелеске; рядом речушка». Здесь Бианки написал рассказы «Заяц-всезнаец» и «Птичий ум». В марте 1935 г., после убийства Кирова, он в очередной раз арестован и приговорен к 5 годам ссылки. К счастью, по ходатайству жены Горького Екатерины Павловны Пешковой, ссылка была отменена. И лето 1935 г. семья опять провела на новом месте, теперь в Мошенском районе. Он надолго станет для семьи Бианки своим, привычным, обжитым. Сюда, в деревни Яковищи и Михеево, они ездили потом каждое лето до 1942 г. Здесь написаны «Птичьи разговоры», «Оранжевое горлышко», «Хитрый лис и умная уточка», «Как муравьишка домой спешил», «Маленькие рассказы» («Музыкант», «Голубой зверек», «Подкидыш», «Непонятный зверь», «Как муха медведя от смерти спасла») и др.

По приглашению Бианки в Мошенской район три года подряд (с 1937 по 1939 г.) приезжали экспедиции юннатов из Ленинграда. Писатель уделял им много времени («Я учил их птицам»), давал задания, учил наблюдать и всё записывать. Много позже эта работа была отражена в его повести «Клуб колумбов». В Михееве семью Бианки застало начало Великой Отечественной войны, здесь они провели первую, самую голодную военную зиму. Литературного заработка не было. Выжили, благодаря монографии «Птицы Мошенского района», написанной В. Бианки по заказу директора Боровичского краеведческого музея С.Н. Поршнякова.

Немногочисленные русские переводы не дают возможности в полной мере оценить масштаб творчества этой писательницы, которую авторитетные справочники называют «одним из ведущих рассказчиков двадцатого столетия» и даже «американским Андерсеном». Всего на её счету несколько сотен книг — для малышей, для подростков, для взрослых; одни она написала, другие — составила, третьи — отредактировала, и за своё трудолюбие неоднократно удостоилась разнообразных премий.

Кроме того, Джейн Йолен — автор дотошного исследования «Прикосновение магии: Фэнтези, фэйери и фольклор в литературе для детей» (1981). Что-что, а эту литературную традицию она знает досконально, и потому у неё есть все основания сердиться на Джоан Ролинг, чьи первые книжки до боли напоминают роман Дж.Йолен «Wizard’s Hall» (1991), опубликованный, как видно по датам, на целых шесть лет раньше «Гарри Поттера и Философского камня» (1997).

Насколько очевидны параллели и заимствования, мы сможем судить, только когда роман выйдет по-русски. Пока же русскоязычным читателям остаётся довольствоваться фэнтезийной дилогией «Книги Великой Альты», выпущенной издательством «АСТ» в серии «Век Дракона», да разрозненными публикациями в журналах и антологиях.

А.Копейкин

Несмотря на тяжёлую болезнь, Борис Алимов до последних дней оставался деятельным, активным, улыбчивым и доброжелательным человеком. В московском Союзе художников он долгие годы возглавлял секцию книжной графики (теперь эту почётную должность занимает Анастасия Архипова) и очень огорчался, когда столь любимая им область искусства становилась прибежищем халтурщиков и непрофессионалов. Что греха таить, в современной издательской практике, где, по словам художника, «слащавая, сентиментальная, мультипликационно-диснеевского плана иллюстрация… вытеснила всё остальное», такое случается сплошь и рядом.

Мать Бориса Александровича — Наталия Гембицкая — тоже была художником-иллюстратором; брат Сергей — известнейший аниматор, театральный художник и опять-таки книжный график. «В доме, где я рос, любили книгу, — вспоминал Борис Алимов. — Дед был страстный библиофил и любитель искусства, мама — художник книги. Поэтому-то, наверное, отношение к книге как к предмету искусства возникло ещё в раннем детстве, когда я получал в подарок от деда книжки с чудесными картинками и наблюдал, как рисует мама. Мне всегда казалось, что книга без иллюстраций — это не книга. Не могу себе представить «Остров сокровищ», «Гаргантюа», «Гулливера» и многое другое без картинок».

Среди его собственных удач следует упомянуть чеховскую «Каштанку», «Конька-Горбунка» П.Ершова, поэму С.Есенина «Анна Снегина», «Приключения Гекльберри Финна» М.Твена, «Судьбу человека» М.Шолохова, «Сорок первый» Б.Лавренёва, «Басни» И.Крылова…

А.Копейкин

«С сегодняшним днём я не в ладах, но меня любит вечность» — эти слова Сигизмунда Кржижановского литературовед Вадим Перельмутер поставил эпиграфом к своей статье о творчестве одного из самых странных и загадочных писателей XX века.

При жизни Кржижановскому удалось опубликовать одну-единственную повесть и восемь рассказов, а также поучаствовать в создании известных фильмов «Праздник святого Йоргена» (его фамилия не указана в титрах) и «Новый Гулливер». «Всю мою трудную жизнь я был литературным небытием, честно работающим на бытие», — находим мы в «Записных тетрадях» писателя. Лишь в 1980-90-х годах, когда рукописи Кржижановского были, наконец, извлечены из архивов, стало окончательно ясно, какого выдающегося мастера не приняла и потеряла бывшая советская литература.

В записной книжке Георгия Шенгели Вадим Перельмутер нашёл однажды несколько строк, обведённых чёрным: «Сегодня, 28 декабря 1950 года, умер Сигизмунд Доминикович Кржижановский, писатель-фантаст, “прозёванный гений”, равный по дарованию Эдгару По и Александру Грину».

Это теперь, опомнившись, все кинулись искать истоки его творчества у русских романтиков, сравнивать с Гофманом, Майринком, Борхесом и даже Кафкой, хотя, если говорить по совести, любые сравнения тут не вполне корректны — слишком уж самобытен, слишком оригинален был Сигизмунд Кржижановский. Он бы наверняка сказал по этому поводу что-нибудь вроде: «Посмертная слава: громыхающая “телега жизни”, едущая дальше порожняком».

Его парадоксальные, окрашенные причудливой фантазией рассказы и повести не укладываются в понятие «детское чтение», однако их сюжетную и стилистическую изобретательность вполне способны оценить или, по крайней мере, воспринять «продвинутые» подростки.

Во всяком случае, очень хотелось бы на это надеяться…

А.Копейкин