Пушкин называл его «…представителем вкуса», Белинский писал: «В нём думали видеть Пушкина прозы». Но всё закончилось очень быстро. «По жизни» — смертный приговор, заменённый каторгой, каторга, заменённая ссылкой, Кавказ и смерть (убит в стычке с горцами). В литературе — бурная недолгая слава, разгромная статья всё того же властителя литературных дум Виссариона Григорьевича Белинского (1840 г.) и, наконец, в XX веке безоговорочный перенос ударения со слова «писатель» на слово «декабрист», хотя на самом деле Александр Александрович сразу после восстания на Сенатской площади добровольно отдался в руки Николая I и при этом «изъявил совершенное раскаяние».

В результате, самым правильным будет слово «романтик» — тот, кто хотел на бумаге и в жизни высокого слога и сверхчеловеческих страстей.

Отринув «болтовню поэтов», сомнительные чувства «приторных вздыхателей» и «записных волокит», Бестужев-Марлинский писал: «Нет, не таков был я; в любви моей бывало много странного, чудесного, даже дикого; я мог быть непонятен, но смешон — никогда. Пылкая, могучая страсть катится как лава; она увлекает и жжёт всё встречное; разрушаясь сама, разрушает в пепел препоны и хоть на миг, но превращает в кипучий котёл даже холодное море…»

Произведения пламенного пушкинского ровесника были широко представлены в изданиях советского периода и продолжают иногда издаваться в последние годы. Теперь можно узнать Бестужева-Марлинского как представителя русской готики («Кровь за кровь», «Страшное гаданье») или прочитать «Письма из Дагестана», щедро насыщенные местным колоритом.

И.Линкова