Юстейн Гордер. Мир Софии

Вот ведь оказия, право. Мечешься по магазинам в радостном предвкушении и в который раз не застаешь нужной книжки.

Сочинение норвежца Юстейна Гордера "Мир Софии", обозначенное автором как "роман об истории философии", увидело свет в 1991 году и успех имело сокрушительный. К моменту появления у нас оно было переведено на десятки языков, издано в миллионах экземпляров, послужило основой для мюзикла и самого дорогого в истории Норвегии кинофильма. Спустя почти десять лет в ранге общепризнанного шедевра книгу переводят на украинский и русский языки и помпезно представляют на крупнейших книжных форумах и там, и тут. Солидные издатели, чрезвычайно благожелательная критика (журналистка "Коммерсанта" даже посоветовала родителям ночью под одеялом с фонариком почитать избранные места, чтобы не отстать от продвинутых отпрысков!) — и к сегодняшнему дню тираж практически разошелся.

Все это грустно, потому что книжка-то случилась посредственная.

Чем живет юная леди, для которой переложена в книге история философии? Единственный ребенок в тихо неблагополучном провинциальном семействе. Не любит видеть себя в зеркале, не влюблена, имеет одну, но верную подругу и массу домашней живности. К пятнадцати годам не слышала ни о законах Ньютона, ни о дарвинизме (на заметку желающим реформировать школу по европейскому образцу), зато четко знает, что надо заботиться об окружающей среде, и не моргнув глазом растолкует, что если молодой человек видел во сне, как двоюродная сестра дарит ему два шарика, то на самом деле он хотел с ней переспать, и шарики означают ее груди (с. 470-471).

Прикиньте, стоит ли устранять пробелы в своем философском образовании посредством изложения, адаптированного для такой представительницы североевропейского юношества?

Недвусмысленно определив своего собеседника, автор не придумал ничего лучше, чем обратиться к жанру ликбеза. При самом добросовестном подходе намеренное упрощение плюс стремление к максимальной "широте охвата" (а историческая перспектива книжки — от Древней Греции до наших дней) может дать на выходе не более чем хорошую энциклопедию. Отдельные имена, некоторые сюжеты, кое-какие устойчивые словосочетания… Спору нет, энциклопедия, особенно добротная, — вещь невредная. Но как-то пока не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь воистину прозрел по прочтении словаря.

В "Мире Софии" художественные претензии автора не лучшим образом сказываются на качестве энциклопедического материала: жанр романа не обязывает к полноте. Если на презентацию основных, на взгляд автора, философов отведено по десятку страниц, то про других в книжке просто сказано, что вот был такой Хайдеггер или Камю. Много говорится о Копернике, Фрейде или Дарвине — строго говоря, и не философах вовсе, но несомненно европейских культурных звездах. А неотразимому для просвещаемого юношества Ницше досталась лишь пара абзацев. Дабы, очевидно, без нужды не искушать. О позитивистах вообще не сказано ни слова, хотя на удивление подробно говорится о проблемах естествознания.

Кстати, листая книжку, можно наткнуться и на иных "культурных звезд" — Бэтмена, Джеймса Бонда, Скруджа МакДака, Винни-Пуха… Такие вот детали панибратского декора, кокетливые ужимки взрослого дяди.

Юстейн Гордер нигде ни единым словом не побуждает к чтению философских текстов. Похоже, автор считает, что сказанного имдостаточно. Вот его героиню Софию эти "философические беседы" приводят в прямо-таки экзальтированное состояние. Нам, надо думать, рекомендуется реагировать аналогично.

Но возбудиться от чтения гордеровской книжки трудно. Почему-то часто кажется, что некие случайные персонажи наплодили иногда любопытные, но в сущности совершенно необязательные мнения, которым мешает затеряться среди прочих человеческих фантазий только странный пиетет перед философскими занятиями. Да и тот существует скорее по инерции.

Смотрите, как все хрупко. Родители слышали — и, может быть, поверили — что философия есть нечто, чего не знать — неприлично. Вот они и под одеялом, с фонариком. А молодых людей еще надо завоевать. Для этого норвежский автор не скупится на заклинания о "настоящих" философах и их выгодном отличии от мамы, учителя и пастора, и даже рядит своего учителя философии в черные одежды для пущей наглядности. Еще чуть-чуть, и он заявит, что философия — это круто.

Позволю себе предположить, что для вредного въедливого подростка (какими мы их, собственно, и хотели бы видеть) все это не более чем слова. С какой, собственно, стати барышня, так ловко заинтригованная с первых страниц книги вопросами "Кто ты?" и "Откуда произошел мир?", должна искать ответа у вышеупомянутых господ, а не у сайентологов, мунистов или какого-нибудь "настоящего" священника? Учитель философии из книжки весьма резко высказывается по поводу астрологии, спиритизма и оккультизма: "Подобная литература имеет такое же отношение к настоящей (опять, не могу не заметить, это заклинание) философии, как порнография к любви" (с.499). Тут же, впрочем, выясняется, что как "подлинный" (опять!) философ, "не догматик", он не должен исключать возможность существования явлений парапсихологии, однако удручен тем, что люди тратят время на ерунду. Но почему же они должны предпочесть тяжело написанные книжки с выдумками философов?

Сочинение Гордера не дает ответа на этот вопрос.

Оно не учит видеть проблему во всей ее остроте. Слишком часто героиня с готовностью удовлетворяется первым предлагаемым объяснением.

Оно не показывает, что такое строгое философское размышление. Обычно нам представляют готовые выводы, а не логику рассуждений философов. Диалоги же учителя и барышни, многочисленные и многословные, ни на какую строгость не тянут.

Оно не объясняет, чем философское рассуждение отличается от любого другого. Не принимать же, честное слово, за чистую монету высокопарные заявления о том, что "настоящий философ никогда не говорит "никогда"" (это почему же?) или умеет всегда видеть "оборотную сторону медали" (что же тут специально "философского"?).

Книжка Гордера и не могла дать ответ на этот вопрос, поскольку построена на сознательной адаптации. А философия (при любом ее определении, каковых множество) это во всяком случае размышление без поблажек. Без скидок — на возраст, национальность, эпоху. Сделал скидку — получил произведение маскульта. Еще бы оно не пользовалось успехом!

Это не значит, что у простого смертного нет другого выхода, кроме как мучить себя Гегелем в первоисточнике. Неплохое начало — небольшая книжка располагающего к себе автора, посвященная конкретной и близкой вам проблеме. Для кого-то — "Страх и трепет" Киркегора, а для кого-то — "Мир" Бибихина. Но и учебник истории философии может быть написан как философская книжка. Порекомендую "Историю западной философии" Рассела, с которой начинают знакомство с философией студенты американских колледжей — семнадцати, между прочим, лет (чем не юношество). Написанная свободно, расцвеченная забавными анекдотами, книга не выглядит занудной. Но ее жанр — диалог на равных. Да, он требует необычной собранности и ответственности и от автора, и от читателя. Философов не пересказывают и не толкуют, их понимают и им возражают. Но что заводит больше, чем сильный собеседник!

Поскольку Гордер упускает эту возможность, ему приходится прибегать к разнообразным ухищрениям для того, чтобы удержать внимание читателя. Он пишет "роман". И это беда. С оживляжем тут происходит полная и окончательная катастрофа.

Просвещаемая девица ведет себя на редкость развязно. Можно было ожидать, что представитель современного европейского юношества не станет благоговейно внимать учителю, а станет, напротив, ему то и дело тыкать. Но происходит нечто более прискорбное: нашей замечательной девушке сразу все "ясно". "Ясно" — пожалуй, самое частотное слово в книге. "Поехали дальше", "мне двадцать раз объяснять не нужно"… Даже как-то стыдно за бедных философов, мучительно пробивавшихся к ускользающей истине сквозь головную и душевную боль.

Ликбез соединяет стремление к упрощению с напыщенностью ("настоящая философия", не хухры-мухры) и заискивающим отношением к адресату — как бы не спугнуть дитятко. В результате — какая-то шариковщина.

Почитав первые несколько глав учебника философии, полученых по почте, барышня гладит спящую маму по головке, приговаривая: тебе повезло, ты — человек и обладаешь редкой способностью мыслить. Впрочем, вскоре за завтраком в ответ на неосторожно оброненное той же мамой "Я никогда об этом не думала" дочь с пафосом выговаривает: "Значит, у тебя в жизни серьезные сложности, потому что человек — существо мыслящее. Если ты не думаешь — значит, ты не человек". Неосторожно полученное знание мудрости не прибавляет. А любви книжка и вовсе не учит.

Мама чаще всего попадается заносчивой девице под горячую руку, и на ней она упражняется от души. Озадачившись философскими проблемами, милая девушка возгордилась и рассудила, что прежние суетные развлечения — карты и бадминтон — ее больше не интересуют. Уроки она позволяет себе не учить, уповая на свое дивное самостоятельное мышление. Впервые оказавшись одна в кафе, брезгливо слушает разговоры посетителей, прикидывая, пребывают ли они еще на эстетической стадии, или все же поднялись на этическую.

И никто, представьте себе, ее ни разу не одернул!

Мама смиренно опускает руки: "Я такая необразованная". В школе оценивают пятеркой образчик "самостоятельного мышления". Сам учитель философии, этот "подлинный философ", не считает нужным исправлять откровенные ошибки.

Вот он сообщает, что Юм показал логическую недопустимость перехода от констатирующего суждения к модальному (предписывающему). Сказанное подкрепляется примером логической несообразности: "С каждым днем все больше людей хотят летать самолетами, поэтому надо строить больше аэродромов". Юм имел в виду, что никакое "поэтому" здесь невозможно по правилам логики. Конечно, поддакивает девица, нужно же думать об окружающей среде, и вообще лучше строить больше железных дорог. Тут мадемуазель обнаруживает полное непонимание того, что такое логическая ошибка, но напрасно ожидать, что ей на это укажут. Скорее умилятся.

Барышню вообще стараются не огорчать лишними проблемами. Весьма благожелательно излагая некоторые положения марксизма, учитель говорит, что к известным выводам Маркса подвигло тяжкое положение рабочих в его время. И тут же успокаивает: в Норвегии так уже никто не живет. Припоминает как-то к слову уничтожение евреев нацистами — только для того, чтобы отметить, что некоторые палачи были отнюдь не глупы, вот только с чувствами у них было не все в порядке. И тут же: "Впрочем, не обязательно обращаться только к самым страшным примерам". Как будто фашизм не крупнейшая интеллектуальная проблема Европы, а несчастный случай на производстве. Много говорится о прелестях единого мира и ООН, но ничего — о мировых конфликтах и раздрае в этой организации.

Вопросы, на которых автор предпочел бы сконцентрироваться, взяты из арсенала любезных его сердцу экзистенциалистов. Наверное, приятно поразмышлять о подлинности существования, сидя у очага в уютном домике в сытой стране. Но только не надо удивляться, если однажды перед вами на ковер посыпятся осколки оконного стекла и невесть откуда возникнут экспроприаторы, борцы за независимость или, напротив, сторонники чистоты нации.

Наконец, несколько слов об основной интриге романа. На протяжении всей книги она раздражает своей откровенной посторонностью по отношению к ее философской линии. А в итоге оборачивается настоящим фарсом. Девушка София пятнадцати лет, несколько испорченная странным философским образованием, но все же трогательная — со всеми ее зверюшками, тайным убежищем в саду для уединенных размышлений, мамой и учителем философии, оказывается плодом фантазии некоего майора ооновских сил по поддержанию мира. Написав роман по истории философии, майор, оказывается, имел в виду просветить свою собственную дочь Хилду, с которой во многом списана София, и одновременно восполнить обнаруженный им пробел — создать кое-что "подходящее для юношества".

Ну и как же теперь должна ответить София на поставленный еще на первых страницах вопрос "кто ты?" Бесплотный персонаж, фикция, игрушка в руках неведомого автора, место которой у лесного костра вместе с домовыми, фавнами, эльфами, чертями, ангелами, Питером Пэном, Красной шапочкой и Шерлоком Холмсом. Ей-богу, так в тексте! В романе по истории философии — костер с русалками. Воистину господин Гордер нагромоздил. Ведь если быть последовательными, туда же к костру по праву стоит отправить и саму Хилду с ее папой-майором, и бледные дубли философов, созданные им в своем лихо закрученном произведении. К фавнам их, ко всем этим, знаете ли, чертям.

Я не со зла. Но зачем же так подставляться?

Оксана Пораховская

Философия и философская литература всегда (точнее, почти всегда) считались элитарной областью знания с ограниченной востребованностью читателями, особенно подросткового и юношеского возраста. Но даже ограниченный читательский спрос этой возрастной группы определяется, главным образом, потребностями так называемого "делового" чтения, школьной программой, в которой философия в последние годы добивается статуса общеобразовательной дисциплины. Что же касается "досугового", свободного чтения подростков, то в нем философская литература, по данным социологических исследований, практически отсутствует. Это не значит, что философские вопросы подросткам не интересны и входят в компетенцию исключительно зрелого сознания, имеющего дело с труднодоступными для непосвященных теоретическими опусами и трактатами.

Быть или не быть, как быть, кем быть, каким и т.д. и т.п. — об этих философских вопросах можно говорить с людьми разного возраста, образования, профессии, говорить языком простым и доступным, в непосредственном общении, беседе, споре, а также со страниц литературного произведения.

Традиции "общедоступной" философии через смешение различных литературных и разговорных жанров были заложены еще в античности, где научные и философские проблемы излагались в формах художественной прозы и поэзии, проговаривались в дружеских беседах на площадях, пирах, в учебных аудиториях (1). Поэзия и проза, драма и комедия, фантастика, приключения, детектив — все эти литературные жанры давно сжились с философией и делают ее доступной широкому читателю, в том числе и юному (2).

Недавно в фонде детской библиотеки появилась новая книга — "Мир Софии", роман об истории философии, известного норвежского писателя Юстейна Гордера (3). Роман адресован широкому кругу читателей и, прежде всего, детской аудитории, которая имеет редкую возможность прочитать собственную книгу о Главном в человеческой жизни.

Подобно Алисе Л.Кэрролла, совершившей путешествие в мир математического Зазеркалья, героиня Ю.Гордера — норвежская девочка София (4) проникает в эзотерику философского Зазеркалья. Кросс-каунтри главной героини по старому-новому миру философских размышлений в декорациях остросюжетного, приключенческого жанра превращает чтение этого романа в увлекательное занятие с одновременным обучающим эффектом.

Бестселлер (5) и учебник в одном издании позволяет совместить и, тем самым, усилить возможности досугового и делового чтения, сделать более результативным изучение философии и других культурологических дисциплин. Каждая глава книги, как сайт в Интернете, открывается своими ключевыми фразами ("Мы созданы из вещества того же... Разумно то, что диктует тебе жизнь... Звездное небо надо мной и моральный закон во мне..."), которые обещают новую интригу, приключение, перемещение во времени и пространстве навстречу новым именам, идеям, культурам.

35 глав, 35 уроков-диалогов учителя с учениками в интерьере детских проблем, интересов, увлечений. Античность и Средневековье, эпоха Возрождения и Новое естествознание, рационализм и эмпиризм, христианство и наука, кантианство и гегельянство, Маркс, Дарвин, Фрейд, Сартр — весь этот историко-философский, культурологический материал выглядит совсем не страшно в "живом", заинтересованном разговоре подростков с мудрецами европейской культуры, ибо связан с современниками логикой морально-поведенческих императивов, задачами совершенствования человека и общества.

Размышляя над познавательными и педагогическими возможностями новой книги норвежского писателя (оставляя специалистам обсуждение ее литературно-художественных достоинств), в недавнем прошлом преподавателя философии и литературы народных университетов (есть такие в Норвегии), приходишь к выводу о том, что оценка ее только как учебного пособия "нового поколения" (философский текст в котором не упрощен, а обращен прямо и непосредственно к детскому сознанию) совершенно недостаточна. По нашему мнению, Ю.Гордер в своем романе выстраивает модель целой школы, "философской" школы в традициях античности (6). Философия в такой школе не просто предмет обучения, а мировоззрение, связанное "кровными узами" со всеми учебными дисциплинами. Учитель философии — не ментор, не цензор ученических знаний, а их сотворец, заинтересованный собеседник, умелый рассказчик, ведущий своих учеников по миру философской мудрости. Путешествуя вместе с учителем, ученики имеют реальную возможность обрести свою собственную философию, утвердить личную жизненную позицию.

Возможно, именно так, как в книге, автор представляет себе философское образование детей среднего школьного возраста, считая их готовыми к серьезным размышлениям на "взрослые" темы. По крайней мере, всем своим читателям он внушает разумный оптимизм и желание сорвать еще одно яблоко с древа познания в Эдемском саду Философии.

 

1. Эпическая "Теогония" Гесиода, поэмы "О природе" Парменида, "О природе вещей" Лукреция, "Диалоги" Платона и т.п.

2. Можно назвать поэмы Гомера, "Метаморфозы, или Золотой осел" Апулея, "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле, "Путешествие Гулливера" Свифта, из современных произведений и авторов — "Властелин колец" Толкина, "Алиса в Зазеркалье" Кэрролла, "Девочка из будущего" Булычева и др.

3. Ю.Гордер является автором популярной философско-художественной прозы для детей и взрослых, учебно-научных сочинений. В России уже издавались его сказки — "Лягушачий замок" и "Рождественская мистерия".

4. Автор не случайно выбирает в качестве героини своего романа девочку. По его мнению, женская линия в философии имеет право на существование и незаслуженно забыта учебниками, словарями и энциклопедиями.

5. Переводы на 38 языков мира, издания в 50 странах, миллионы проданных экземпляров.

6. Ю.Гордер выступает за введение курса философии в программу средней школы. Его роман "Мир Софии", демонстрирующий опыт общения автора с детьми, его умение просто и ясно говорить с ними "о законах бытия, о мировой истории и философии, о культуре и религии" может быть использован и в библиотечной работе с детьми и подростками. В рамках дополнительного культурологического образования в детской библиотеке можно организовать читательскую конференцию по творчеству Ю.Гордера и других популяризаторов философских знаний, книжную выставку их произведений, познакомиться через Интернет с клубами гордеристов, действующими во многих странах мира и т.д.

Мария Карданова