Мойдодыр: трансформация образа
«Мойдодыру» почти 100 лет. Как рассказывал сам Корней Чуковский, сказку он написал в 1921 году. Книга вышла в конце 1922 года в петроградском издательстве «Радуга». На титульном листе обозначен 1923 год. В наше время делаются попытки переосмысления этой сказки, в частности «Мойдодыра» упрекают в агрессивности к ребёнку. Однако стоит вспомнить культурно-исторический контекст, в котором он появился.
илл. Юрий Анненков, 1945
Беспечное отношение населения России к вопросам гигиены поражало ещё в дореволюционные годы. Во время вспышек холеры в 1910 году жители Санкт-Петербурга, к примеру, «с величайшим пренебрежением относятся как к холере, так и к принимаемым против неё мерам», несмотря на повсеместные предупреждения об опасности, писал в своих заметках английский посол Джордж Добсон. В 1920-е годы, в разгар пандемии испанского гриппа и холеры, в стране был страшный дефицит средств гигиены, горячей воды, чистого белья. Во время Гражданской войны на фронте от инфекций умирает едва ли не больше солдат, чем от боевых действий. Не хватает госпиталей, и тяжелобольных солдат отправляют домой, а вместе с ними едут тиф и дифтерия. И повсеместно нет никакой «культуры быта»: к идее чистоты, «мылу душистому и полотенцу пушистому» в народе относятся с подозрением и недоверием, как к атрибутам враждебных «чистых» сословий.
илл. Владимир Сутеев, 1951
Кроме того, рассказы о микробах — маленьких существах, способных в короткий срок заразить и убить миллионы, — казались слишком фантастическими. Как может обладать такой силой то, что не видно глазу?!
Вот фон, на котором появляется и в самом деле милитаризированный образ грозного полководца Мойдодыра. Но его армия воюет не с маленьким ребёнком, а с плачевным состоянием быта в России 1920-х годов. Ведь кусок мыла, горячая вода, чистое полотенце не были похожи на оружие, которым можно победить болезни и смерть. Обществу просто необходимо было напомнить о чистоте и гигиене.
Именно это и делает Корней Чуковский. Он просвещает детей, учит, наставляет. Но вместе с назиданием в его текстах присутствуют волшебство и фантастика. Именно это, по его словам, вызывает «жесткие нападки рапповцев, пролеткультовцев». Функционеры молодой советской республики обвиняют Чуковского в эстетстве. По их мнению, автор чересчур увлекается сказкой и пренебрегает пропагандой.
илл. Юрий Узбяков, 1950-е
В письме к высокопоставленному чиновнику Госиздата А. Б. Халатову Чуковский парирует: «Чуждаюсь ли тенденции я в своих детских книгах. Нисколько! Например, тенденция “Мойдодыра” — страстный призыв маленьких к чистоте, к умыванию. (…) Я знаю сотни случаев, где “Мойдодыр” сыграл роль наркомздрава для маленьких. Та же тенденция и у “Федорина Горя”. Там пропаганда гигиены, санитарии, уважения к вещам, которого так не хватает нашей юной культуре. (…) Тенденция моего “Лимпопо” — это уважение к медицине и докторам — тоже не лишнее в малокультурной стране».
илл. Аминадаев Каневский, 1961
Чуковский тонко почувствовал, что абстрактные рассуждения о пользе личной гигиены будут скучны маленьким читателям, им нужен живой образ и увлекательная история. Он также считал, что «поэма для детей» должна быть обязательно проиллюстрирована: «Те стихи, с которыми художнику нечего делать, совершенно непригодны для ребят».
Первым иллюстратором «Мойдодыра» был художник Юрий Павлович Анненков (1889–1974). Вообразить фантастического персонажа оказалось не так-то легко. Работа потребовала немало душевных сил. Перед иллюстратором стояла непростая задача найти образ, который сам Корней Чуковский обрисовал очень расплывчато:
Вдруг из маминой из спальни,
Кривоногий и хромой,
Выбегает умывальник
И качает головой.
илл. Евгений Монин, Владимир Перцов, 1969
На этом портретная характеристика в тексте заканчивается. Кроме того, Мойдодыр сочетает в себе черты доброго и злого существа. Предстояло увидеть персонажа, нетерпимого к неряхе и доброжелательного к чистюле. Поиски шли трудно и долго. Анненков старался смягчить нравоучительность иронией и шаржировать справедливого, но несколько агрессивного героя. Когда образ сложился, художник направляет Чуковскому рисунки с письмом: «Милый Корней Иванович, посылаю Вам моего Мойдодыра. Нарочно не захожу сам, чтобы Вы могли совершенно спокойно, без автора, критиковать рисунок. Если я верно изобразил Мойдодыра и Вы находите рисунок интересным, — я легко справлюсь с остальными. Мойдодыр меня замучил: я сделал около 10 вариантов. Сегодня вечером зайду к Вам узнать Ваше мнение».
илл. Анатолий Савченко, 1970
Старания художника были не напрасны. Мойдодыр получился настолько удачным, что на протяжении уже почти ста лет он сохраняет, скажем так, базовые первоначальные черты. Прижился мойдодыр и в языковом сознании людей. До того, как Чуковский придумал, а широкие массы ввели слово в активный словарь, люди умывались у рукомойника. Сосуд для воды и тазик, в который она стекала, ставили на шкафчик или столик. Рядом хранилась всякая всячина: умывальные и туалетные принадлежности, полотенца. Анненков собрал свой образ из бытовых мелочей. Он дал сантехническому шкафчику водосточные трубы — руки-ноги, накинул полотенца на локти, на голову одел каску или котелок — кувшин для воды, из мочалки сделал усы и бороду.
илл. Владимир Конашевич, 1971
Художник верен своему таланту карикатуриста. В чертах Мойдодыра угадывается портретное сходство с самим Корнеем Чуковским. На последних страницах длинноногий поэт и коротышка-художник разоблачаются в дружеском шарже: они показывают пальцем на неряшливых мальчиков. Ироничность иллюстраций «оттеняет» назидательность текст. Особо «спорное» утверждение о врождённой чистоплотности животных — мышат, котят, утят, жучков и паучков — художник иллюстрирует со скрытым сарказмом: мышата купаются в чашках чая, котята — в мисках супа, муха пролетает над паутиной и поливает из лейки хозяина неубранных углов — паука. Интересно, что в этой сценке проступает интрига будущего бестселлера Чуковского — «Мухи-Цокотухи».
илл. Май Митурич, 1970-е
Первое издание «Мойдодыра» вышло с подзаголовком «Кинематограф для детей». Известно, что молодой Чуковский скептически относился к новому виду искусства. Однако он понимал, что произведения для детей должны быть динамичными и зрелищными: «Действий, приключений, событий, молниеносно следующих одно за другим, — вот чего ждёт ребёнок в первые шесть-семь лет своей жизни». Анненков передаёт стремительность, с которой развивается действие сказки. Вихрь выпрыгивающих из окна вещей задаёт ритм. Погоня мочалки за мальчиком развивается по комедийному канону немого кино. На их пути возникают неожиданные препятствия, герои вынуждены делать какие-то трюки. Бешеный ритм, глупые комичные положения, обливание героя водой — всё это киноштампы того времени. Точку в пробеге ставит крокодил, который глотает мочалку. Чем не торт в лицо?
илл. Анатолий Елисеев, 1983
Кинематограф Чуковского в исполнении Анненкова настолько понравился детям, что книга переиздавалась с этими иллюстрациями и много лет спустя, хотя «Мойдодыр» не был обделён вниманием самых разных художников. В 1930-е годы к сказке о пользе умывания обращается Владимир Конашевич. Он освобождает Мойдодыра от громоздких водосточных труб, даёт ему в качестве рук полотенца, а для опоры — грациозно искривлённые ножки.
В 1939 году на киностудии «Союзмультфильм» Иванов-Вано создаёт мультипликационную версию «Мойдодыра». Образ утрачивает «буржуазность». Анимационный Мойдодыр выглядит брутальнее, но и фотогеничнее. Вместо изящного шкафчика на ножках появляется дощатое подстолье типа табурета. Из огромного количества утвари у начальника остаются только две щётки-брови. Мыльницы, расчёски, щётки, зубные порошки перестают быть уникальными атрибутами персонажа и становятся серийно выпущенными солдатами бесчисленной санитарно-гигиенической армии. Кувшин, напоминающий мещанский котелок, исчезает. Его заменяет простонародный таз, а мочалка из страшных усов превращается в залихватский чубчик. Мойдодыр утрачивает свою инфернальность. Он выглядит строгим, но справедливым хозяином положения.
илл. Владимир Гальдяев, 1996
В послевоенные годы сказка обретает цвет. Художники А. Каневский, В. Сутеев, Ю. Узбяков по-своему боролись со страшной послевоенной действительностью. Их иллюстрации излучают оптимизм. Чуковский упрекал А. Каневского в идеализации и отрешённости: «Обложка, изображающая роскошную ванную министерского масштаба, скучна и мертвенна: мальчика яростно трут три щётки, а он ни в одном глазу, не обращает никакого внимания. Картина равнодушная, как и все другие иллюстрации. Следующая иллюстрация ещё хуже обложки. От мальчика улетают простыня и одеяло, а он стоит безучастно, как деревянная кукла». Значительно больше понравились автору иллюстрации Юрия Узбякова. Художник добавляет в историю жизнь горожан. История разворачивается на глазах у представителей советской общественности. Простые граждане дают оценку облику мальчика — сначала стыдят его, а в финале героизируют и прославляют в прессе.
илл. Дмитрий Трубин, 2018
«Оттепель» меняет советскую иллюстрацию. В 60-е годы приходит целая плеяда молодых иллюстраторов, заинтересованных в поиске новых форм. Среди них Евгений Монин, который выполнил иллюстрации к бумажной книге и работал над диафильмом. Его история гротесковая, но подчёркнуто миролюбивая. Мойдодыр утрачивает агрессивность военачальника. Он скорее заботливый и домовитый усатый нянь. В рисунке появляются плавность, прозрачность, тонкие цветовые нюансы, ощущение творческой свободы. Ещё больше абстрагируется от образа Великого Умывальника Май Митурич. Он превращает Мойдодыра в почти смайлик — весёлую рожицу на ноге с розовыми руками-полотенцами, которыми он то угрожает мальчику, то укрывает его. Появляется акцент на символике цвета: розовый цвет тела, чёрный цвет грязи и синий цвет воды.
илл. Юлия Гукова, 2019
С конца 1980-х — начала 1990-х годов возвращается подчёркнутая декоративность. Бытовые детали начала века густо насыщают пространство сказки. Подробный фон иногда даже порождает параллельные сюжеты. В нулевые у «Мойдодыра» появляются целых две ипостаси. Пушистая и яркая, как детское полотенце, сказка обретает свою тень — экзистенциальный опыт художника, припоминание детства изнутри. «Взрослый» Мойдодыр становится площадкой для обсуждения детских травм. В этом смысле изначальная тема кинематографа для детей любопытно преломляется в работе Юлии Гуковой. От немого кинематографа остаётся чёрно-белое цветовое решение, но мы «смотрим» не наивную комедию начала века, а высокотехнологичный современный хоррор об ужасе ребёнка перед подавляющей фигурой авторитарного взрослого.
илл. Татьяна Никитина, 2019
«Мойдодыр» становится платформой для рефлексии на тему социальных страхов. Игорь Олейников в этой истории видит трагедию неидеальной живой жизни, которую поглощает идеальная цифровая реальность. Агрессия сияющих зелёных огоньков заключает мальчика в замкнутый круг. Технологичная зона обнесена колючим заграждением из крокодильих хвостов. В этой метафоре есть и одиночество в сети, и экзистенциальный ужас всего двадцатого века — страх перед тоталитарной государственной машиной.
Так, оторвавшись от злободневности исторических тем, «Мойдодыр» не утратил актуальности и сегодня, спустя сто лет. Он перерос своё время и вышел на территорию непреходящего, вневременного сказочного контекста.
