Сергей Козлов. Правда, мы будем всегда? (с ил. С.Острова)

В шестидесятые годы, да и не только в шестидесятые, часто так бывало, что, прежде чем сделаться писателем, человек работал в каких-то несусветных местах, занимался чем-то несуразным — то кочегаром был, то на заводе токарем, то учителем пения, то геологом, то экскурсоводом в музее-заповеднике… А потом оказывается, что ещё он учился в Литинституте, и печатался потихоньку, и всё-таки постепенно становился писателем, каким мы его знаем. И если это хороший писатель, над книгами которого сердце трепещет и останавливается от красоты и печали, то всякий раз думаешь: а вот был бы ужас, если б он так и остался — на всю жизнь — кочегаром! Или экскурсоводом, что уж совсем ни в какие ворота.

Сергей Козлов, к счастью, не задержался ни в кочегарах, ни в экскурсоводах, — перешёл на стихи, потом на сказки, которые его и прославили. Вообще-то никто толком не знает, когда задумывались и складывались первые сюжеты с участием Ёжика, Зайца и Медвежонка. (Первая публикация Козлова была вообще в журнале «Огонёк» — «Как солнце разбилось», промышленная сказка на гидроэнергетический сюжет, в мае 1962 года.) Но когда они появились, эти обитатели нового сказочного леса, у всех читателей было впечатление, что и лес этот был всегда, и персонажи были всегда.Вроде бы это очень знакомый, традиционный такой круг героев, отчасти как в народных сказках — экспансивный заяц, простоватый медведь, классически-недобрый волк, — но никогда ещё, ни в каких сказках не были они столь трогательно-беззащитны — даже волк — перед красотой и печалью.

И не было ещё такого, чтобы «главным» — то есть персонажем, без которого вообще вселенная не обходится, — стал ёж, уменьшительный Ёжик. Вот строгал он «палочку для грибов» при свете звёзд и первым сел на Слона — и оказался главным. Кто бы мог подумать!

Не случайно именно Ёжика выбрал чуткий Норштейн, чтобы сделать фильм, после которого мы все стали другими.

Текст сказки «Ёжик в тумане» — на первый взгляд — как-то попроще, чем гениальный фильм; и много в сказке «посторонних» персонажей — комарики какие-то, лунные зайцы, собака воет, — а Медвежонка-то и вовсе нет. Однако же Юрий Норштейн и Франческа Ярбусова взяли за основу именно эту сказку Козлова. И показали, что можно увидеть, услышать, что можно вычитать в тексте, который почти весь состоит из вечернего сумрака и тумана.

В течение десяти примерно лет после «Ёжика в тумане» (1975) было экранизировано ещё несколько историй о Ёжике и Медвежонке, в том числе из тех, что включены в эту книжку: «Как Ёжик и Медвежонок встречали Новый год» и «Если падают звёзды» (реж. А. Грачёва, «Киевнаучфильм», 1975 и 1978), «Поросёнок в колючей шубке» (реж. В. Данилевич, «Союзмультфильм», 1981), «Зимняя сказка» и «Удивительная бочка» (реж. Ю. Бутырин, «Экран», 1981 и 1983). Но к той глубине понимания, которую продемонстрировали Юрий Борисович и Франческа Альфредовна, к той способности видеть сквозь туман, слышать беззвучные слова — никто из «мультипликаторов» не подошёл.

Сказки Козлова очень просты. В некоторых историях и событий-то никаких почти нет, вместо сюжета — настроение, чистая лирика. Вот Заяц и Медвежонок придумывают друг другу новые имена, в которых должна отразиться их неразрывная дружба; или Ослику снится кошмарный сон, о котором он потом рассказывает другу; или Ёжик сидит возле печки и мечтает о весне — как они с друзьями будут бегать по тропинкам и разрыхлять огороды, — всё просто, всё говорится обычными словами. Но это та простота, за которой открываются немыслимые бездны смысла.

«Между словами должен сквознячок пробегать», — сказал как-то Козлов, когда его спросили, как надо писать книжки.

Промежутки между словами — не пустота, тишина между речами — не молчание, а разговор: незримый, беззвучный. Не то чтобы он какой-то особо секретный — вовсе нет; но поймёт его не каждый.

В хорошей книге важны не только тексты, но и расположение их в пространстве, и само пространство. Об этом редко задумываются читатели, особенно читатели вслух: как построена книга, как расставлены в ней сказки друг за другом, что из чего вырастает и к чему приводит. Но рассмотрите внимательно издание, которое у вас в руках.

По первым циклам — «Чистые птицы», «В сладком морковном лесу» и «Чудесные облака» — кажется, что книжка честно выстроена по временам года: стоит лютая зима, которая сменяется оттепелью, как будто слон дышит теплом в трубу; потом долгожданная весна —«пахнет чистыми птицами», за ней внезапное лето — расцветают ромашки и земляника, расцветает дружба Зайца и Медвежонка, — но вот уже звёзды сыплются с неба, Волк говорит глупости, Слон бежит из зоопарка, приходит осень.

И вдруг календарь рвётся, возникает внезапно провал во времени, и в нём являются четыре новеллы о непостижимом. Через временную пустоту, через зияние вечности переходит Ёжик на дрожащих тоненьких лапках — шипя и фыркая, как Море, улыбаясь, как Музыка, светлея, как Туман, и шевеля ушами, как Солнечный День.

После этого календарь возвращается в свои права: идут четыре «Осенние сказки» и цикл «Поросёнок в колючей шубке» — шесть зимних историй.

И как только читатель, вздохнув облегчённо, успокаивается и заново привыкает к сезонному ходу событий — наступает «Необыкновенная весна». И это такая чехарда времён и состояний, что уже и сил никаких нет следить, что за чем наступает, да и незачем вовсе, потому что разливается море из синих подснежников, и расцветают табуретки, и звёзды тихонько звенят на ослиных ушах, и шуба шьётся из ничего, и все говорят о смерти.

И через всю книгу — сквозным сюжетом, сквозняком — проходит тихий и до жути прекрасный разговор, в котором так мало звучания и так много значения…

А впереди этого всего стоит притча о лягушонке, который звонил в колокольчик, — «кто-то ведь должен звонить в колокольчик…»

Потому что если не будет колокольчика, то страшное послышится в тишине, когда посыплются, шелестя, листья с деревьев.

«– Это не листья сыплются — это время шуршит, — сказал Чёрный Омут, — а мы — слушаем. Всем страшно».

Страшно не то, что шуршит, а — вдруг перестанет шуршать, и обрушишься ты в безвременье, как Ёжик в глухую воду.

Но нет: того, кто упал в реку, вынесет из потока кто-то невидимый, попрощается беззвучными словами — и время вернётся, и тишина станет внятной, и неведомое станет зримым.

Истории о Ёжике, Зайце и Медвежонке издавались и переиздавались с рисунками разных художников, от помянутой уже Франчески Ярбусовой до карикатуриста Ёлкина. А эту книжку, которая у вас в руках, иллюстрировал Светозар Остров. Это один из самых известных ленинградских и петербургских художников, мастер разнохарактерный и разноплановый. Он оформил множество книг самых разных авторов — от Омара Хайяма до Хармса, от Толкина до Зощенко, от Фрэнсис Бёрнетт до Эдуарда Успенского — находя для каждого особые приёмы, но никогда не теряя своей особой («светозарной», как почти всерьёз говорят искусствоведы) индивидуальности.

Для всех разговоров, даже для тех, которые словами не написаны, художник нашёл свои приёмы, свои краски: тут пронзительно-яркий морковный лес, а там море, с нежнейшими аквамариново-изумрудными переливами волн; тут волк во всех устрашающих подробностях, с жёсткой шерстью, острыми ушами, злыми зубами, а там тихая-тихая тень серого слона; тут обобщённые — несколькими движениями кисти — ласточки, а там конкретная, как на живом кусте — бабочка.

Лес, нарисованный Островым, может быть густым и плотным — ни один волк не продерётся; а может быть прозрачным и сквозным, так что даже слон сквозь него ночью промчится, не задев ни веточки.

И вечные герои — Ёжик, Медвежонок, Заяц, изображённые многократно и по-разному: то несколькими штрихами, наброском, то почти в объёме, — настолько убедительны, как будто они были тут всегда.

В чём, собственно, никто и не сомневается.

Мария Порядина

Больше узнать о писателе Сергее Козлове и художнике Светозаре Острове помогут следующие публикации:

• Баруздин С. О новой книжке Сергея Козлова / С. Баруздин // Козлов С. Я на солнышке лежу / С. Козлов. — Москва : Малыш, [1993]. — С. 6–7.
• Баруздин С. О Сергее Козлове / С. Баруздин // Баруздин С. Заметки о детской литературе / С. Баруздин. — Москва : Детская литература, 1975. — С. 348–355.
• Бердышева Л. Козлов Сергей Григорьевич / Л. Бердышева, В. Ковтуненко // Русские детские писатели XX века : биобиблиографический словарь. — Москва : Флинта : Наука, 1997. — С. 229–231.
• Зартайская Ю. Светозарное искусство / Ю. Зартайская, В. Зартайский // ПИТЕРbook. — 1999. — № 8.
• Красикова Е. Мир без троллей и колдунов / Е. Красикова // Детская литература. — 1981. — № 8. — С. 17–20.
• Малая С. Козлов Сергей Григорьевич / С. Малая // Писатели нашего детства. 100 имён : биографический словарь : часть 3. — Москва : Либерея, 2000. — С. 223–227.
• Окуджава Б. Сергей Козлов — сказочник / Б. Окуджава ; Осенние сказки / Ф. Искандер // Детская литература. — 1999. — № 5–6. — С. 134–136.
• Рощин М. [Кажется, нет теперь человека, который не знает «Ёжика в тумане»…] / М. Рощин // Козлов С. Поющий Поросёнок / С. Козлов. — Москва : Искусство, 1988. — С. 2.
• Соколова Н. Художники : Светозар Александрович Остров / Н. Соколова // Соколова Н. О художниках книги : учебное пособие / Н. Соколова. — Санкт-Петербург : ГРМ, 2008. — С. 109–111.
• Туровская М. Несколько слов вдогонку / М. Туровская // Козлов С. Поросёнок в колючей шубке и ещё восемь сказок-сценариев мультипликационных фильмов… / С. Козлов. — Москва : Всесоюзное бюро пропаганды киноискусства, 1987. — 4 с. обл.