Роальд Даль. Матильда

Детским произведениям Роальда Даля живётся не так уж просто. С лёгкой руки издателей их автор именуется «сказочником № 1 в мире», а в чём его неоспоримые преимущества, поймёт не всякий читатель, второпях ухвативший книжку. Особенно читатель начитанный. Вот и здесь: ознакомившись с аннотацией, можно решить, будто перед нами этакий перекроенный «Карлсон», ничего больше. Ну в самом деле: какая-то малявка Матильда усердно перевоспитывает родителей и учителей. Нетрудно догадаться, что методы её куда как далеки от гуманных.

На самом деле любовью ко всевозможным пакостям точки схождения с «мужчиной в самом расцвете сил» исчерпываются. К слову сказать, дядюшке Юлиусу и его вставной челюсти хоть изредка, но можно посочувствовать. Можно проявить великодушие по отношению к «низводимой» фрёкен Бок. А вот жертвы маленькой Матильды (чье имя переводится с древнегерманского как «могучая битва») вряд ли пробудят снисхождение. Осторожно! Книга заражает вирусом неподдельного взрослоненавистничества! По существу, малышка вредит, как только может, и почерк её куда жёстче, чем у обжоры с пропеллером. Но делает она это лишь потому, что другого выхода нет.

Есть писатели, которые прекрасно понимают, что главные озорники и бесстыдники нашего мира вовсе не дети, а те, кто постарше. В этом Линдгрен, конечно, близка Далю, но куда ближе оказывается французский сказочник Марсель Эме. Едва мы откроем его «Сказки кота Мурлыки» («Les Contes du chat perché»), как тотчас обнаружим то же, что и в «Матильде»: дети буквально вынуждены проказничать, время от времени «подкладывать свинью», чтобы урвать кусочек свободы, унять вконец разошедшихся взрослых, уверенных в своей правоте. Но Даль неуёмней и резче: его книгу следует читать строго после того, как тебе стукнет двенадцать. Слишком хороши и доступны рецепты, а ведь под горячую руку рискуют попасть ни в чём не повинные. И по той же причине, открыв книжку, не хочется её закрывать.

Даль прославился как автор коротких историй с неожиданными, очень эффектными концовками, встряхивающими сознание. Язык здесь прост (хочется сказать, «искусно прост»), за что рассказы любимы преподавателями английского, часто делающими их обязательным чтением для своих учеников. Более того: по этим историям снят длинный-длинный, почти бесконечный телесериал, несколько более убедительный, чем экранизация той же «Матильды». А уж «следы» их можно отыскать в таких неожиданных, к примеру, местах, как работы Квентина Тарантино. Ничего удивительного: как и Тарантино, Даль любил то, что принято называть «чёрным юмором».

Он был своего рода «подрывником», из раза в раз со вкусом и безупречной невозмутимостью ошарашивающим читателя. Его новеллы — как будто набор маленьких революций, но революций парадоксально традиционных, естественных для английской литературы (она, как мы помним, то и дело совершает вылазки в сторону «перевёртышей», изысканных кукишей в кармашке). Детские истории Даля скроены по тем же лекалам, с той лишь поправкой, что дети очень даже готовы к секретам и неожиданностям. А потому не оставляет чувство, что автор заговорщицки подмигивает им. «Дети знают, что я на их стороне», — говорит Даль, и в данном случае его слова значат именно то, что значат.

Матильда — очень милая, маленькая (если верить картинкам, почти микроскопическая) и деликатная девочка. При этом умная, совершенно самостоятельная и ни капельки не зазнайка. В свои пять лет она чудесно справляется с таблицей умножения, хорошо знакома с Диккенсом. В тихой комнатке ребёнок-вундеркинд усердно листает книжки (остроумный автор подсовывает список прочитанного: пригодится всякому эрудиту), а вечно занятым и хамоватым родителям просто-напросто плевать и на своё дитя, и на его таланты. Более того, дочка для них обуза и «болячка». Вечером папаша, обстряпав очередное мошенничество, обзовёт её «треплом» или «невеждой» и врубит телек. Мама спокойней, но слишком увлечена окраской волос и игрой в бинго. Телевизором, конечно, тоже.

Матильда бы очень хотела, чтоб её родители были добрыми, чуткими, благородными и умными людьми. Однако ей приходилось мириться с тем фактом, что ни одним из этих качеств ни мама ни папа не обладали.

Волей-неволей маленькая героиня тоже становится подрывником и анархистом. Родители — это ещё цветочки. Подумаешь, пара шуток с папиной причёской. Настоящие испытания начнутся, когда мы встретим мисс Таррамбах (MissTrunchbull) — идеальную машину репрессивной педагогики. Бывшая спортсменка (если точнее, метательница молота), ставшая директором школы, наводит ужас на всех, кто имеет с ней дело. К тому же, она замешана в какой-то тёмной истории…

В лице Таррамбахихи Матильда сталкивается с весьма достойным противником. Если вдуматься, станет понятно — директор школы такой же нарушитель традиций и усилитель неразберихи, только с совершенно противоположными целями. Таррамбахиха учиняет невообразимые злодейства: за неимением привычного спортивного снаряда, к примеру, любит метнуть ребёнка куда подальше, хорошенько раскрутив перед этим. Матильда мыслит нелинейно, а потому почти сразу же распознаёт секрет противницы: почему ей всё сходит с рук, как это частенько бывает с угнетателями.

Всё доводить до крайности. Плевать на все приличия. Чтобы всё, что ты делаешь, было до того безумно, ни на что не похоже, ни с чем не сообразно, что даже невозможно поверить. Ни один родитель не поверит… <…> Мои бы точно не поверили. Сказали бы, что я врушка.

Подобного врага, в чём-то похожего и на тебя самого, не возьмёшь сразу, с наскоку. К тому же, он видит в тебе сплошное «пустое место», ты для него ничтожество. А когда ты и вправду мал, справиться с этим нелегко. Но помимо спокойствия и смелости (вспомним слова Честертона: «Сильный не может стать мужественным; мужественны только слабые») и помощи чудесной мисс Ласкин (в оригинале MissHoney) девочке помогут волшебные, сверхъестественные силы. Тут и до супермена рукой подать, вернее, до «супермалютки». Сама же книжка ближе к концу превратится почти в мистический детектив, что не менее изящно, чем всплески абсурда, укладывается в ложе английской литературной традиции.

«Матильда» получилась частью отменно хулиганской, даже негодяйской, частью загадочной. Она бойкая и заводная настолько, что рассказ кажется оборванным на полуслове, а сама книжка — лишь первой из многотомной приключенческой эпопеи. Юмор не слишком тонок, но бодр, в чём виден умысел (ох уж этот пресловутый «тонкий английский юмор»). Даль, как и его иллюстратор Квентин Блейк, в сущности, тяготеет к карикатуре, почти гротеску. И мы от души смеёмся над ограниченными, бездушными родителями, над неуклюжей, патологически злобной директрисой, мечтающей разделаться с «тошнотворными прыщами» — детьми. Смеёмся, а после вспоминаем, что физические наказания учащихся были повсеместно отменены в Англии лишь в 1999 году. В 1988-м, когда Даль написал свою книжку, исполнился всего год, как они были отменены только в части британских школ.

Конечно, Даль имел в виду и это, и много чего ещё, по большей части неприглядного, да и попросту отвратительного. Шероховатый юмор сказки — результат острых, непримиримых наблюдений за повседневностью, не столько «серьёзной», сколько сумрачной. Кривые рожицы великовозрастных персонажей далеко не всегда выглядят передержкой или пародией: мы слишком часто сталкиваемся с подобным, сами не желая того замечать. Когда-нибудь Матильда, такая умная и спокойная, вырастет; вырастут и её сверстники. Может быть, они не будут такими взрослыми — привычными и окончательно испорченными.

Эта-то надежда, должно быть, и есть главный секрет и урок книги.

Кирилл Захаров