Дружба против страхов: отрывок из книги Ингрид Оведи Волден «Непростые числа»

Петре двенадцать, она любит футбол и чётные числа, но боится воды и всякой незавершённости. Например, числа Пи – от бесконечных цифр после запятой девочке становится физически плохо, и в кабинете у педагога-психолога Петра узнаёт, что у неё необычное, «магическое мышление», с которым почему-то надо бороться. Не самое подходящее время для первой любви! Тем более, когда лучшим друзьям, Крису и Мелике, так нужна её поддержка…

 

Ингрид Оведи Волден «Непростые числа»

Дебютная книга для подростков норвежской писательницы Ингрид Оведи Волден хоть и занимает по объёму всего сто с небольшим страниц, но имеет полное право называться романом. Настолько много история Петры охватывает тем – от невроза переходного возраста до эмиграции и первой любви. И каждая проблема обходится почти без назидательного нагнетания: текст даётся глазами семиклассницы, которая вместе с непосредственностью явно не лишена художественного таланта. «Слова у него словно застревали намертво в горле. Из-за того, что ему так трудно было вытащить из себя эти слова, они копились внутри и вырывались наружу, словно снежный ком, или хлопок двери, или брошенный в чью-то голову ластик» – думает Петра про своего друга Криса, который страдает заиканием.

Героиня увлекается короткими стихами «стишами» и раздумывает, не стать ли ей поэтом. Кажущаяся простота монолога девочки и совсем не простых на поверку переживаний соседствует с неожиданно живыми образами. В итоге дебютный роман норвежской писательницы органично вписывается в традицию скандинавской литературы для детей, а своей лаконичностью и лиричностью чем-то напоминает лучшие произведения Ульфа Старка, но для ребят чуть постарше.

 

МИР ОЖИЛ

Сегодня мир снова ожил. Сегодня мой первый день в седьмом классе, и наконец в Снеккерстаде появился еще кто-то, кроме меня, Мелика и Криса. Люди вернулись из отпусков загорелыми, румяными и довольными. Я тоже довольна: мне только что исполнилось двенадцать, а двенадцать — почти прекрасное число.

Я стояла перед зеркалом и расчесывалась: пять раз с левой стороны, пять раз с правой. Всего получилось десять, а десять — самое лучшее число. Волосы у меня каштановые и совершенно непослушные. Моя мама, Малин, говорит, что они отражают мой характер.

Я катила на велосипеде по освещенной дорожке в лесу. Пахло землей и уходящим летом. Я еха-а быстро, и ветер трепал мои волосы.

Теперь все начиналось снова.

Велопарковка у школы была почти заполнена. Я нашла место с одной стороны, обошла кана-лизационный люк и быстро пересекла школьный двор. В классе у самой двери сидели Ямила и Кристине. Когда я прошла мимо Кристине, она захлопнула дневник. Мелика увидела меня и улыбнулась. Она, как и до каникул, сидела в центре среднего ряда. Ее черные прямые волосы поблескивали на солнце. Я улыбнулась в ответ и незаметно положила записку ей на парту.

— S-s-s-sorry[1], — сказал Крис, когда я села сзади у окна. — Был з-з-занят.

— Да понятно, Крис, — ответила я и посмотрела на часы.

Сама опоздала. Я достала совершенно новую желтую нелинованную тетрадь.

— Так, вот и Петра на месте. Думаю, мы начнем! Это сказала Сольвейг. Она стояла у доски, загоревшая, в длинном зеленом платье.

Петра — это я.

Петра значит «камень» или «скала».

Сольвейг посмотрела на нас, и кто-то ответил «да», а Крис только моргал и ждал, когда она спросит про математику. У нас с ним все каникулы был «летний клуб» за колонной в «Быстропиве». На самом деле это заведение называлось «Бистро: пиво и бургеры», но все говорили просто «Быстропиво». И пока я читала целую стопку еженедельниов, которые достались «Быстропиву» от соседнего парикмахерского салона, Крис решал задачи в учебнике математики для седьмого класса. Когда Крис занимался математикой, он был спокоен. Он сидел, одну руку приставив ко лбу, словно козырек от солнца, а другой писал ответы — почти всегда правильные.

— Я з-з-з-закончил, — сказал он в мой день рождения. Шел дождь, и Малин дала нам какао, хотя было лето.

Крис тяжело дышал — я знала это дыхание еще с детства.

— Ты решил весь учебник? — спросила я.

В глазах Криса сверкнули искорки и он кивнул.

Хорошо, что можно просто кивнуть в ответ, особенно если человек такой, как Крис. Слова у него словно застревали намертво в горле. Из-за того, что ему так трудно было вытащить из себя эти слова, они копились внутри и вырывались наружу, словно снежный ком, или хлопок двери, или брошенный в чью-то голову ластик. Поэтому Криса направили к ПП — педагогу-психологу. И теперь они думали, что он перестанет швыряться ластиком в людей.

— П-п-п-полудурки и п-п-поросята, — сказал Крис.

Я засмеялась.

Шел урок математики, Крис сидел, держа ладонь, как козырек, и ждал, когда можно будет поднять руку. Математика — единственный предмет, на котором Крис тянул руку вверх. Числа в его горле не застревали.

Я смотрела, как Сольвейг шевелит губами и машет руками у доски. Ямила что-то прошептала Кристине. Сандра смотрела на них. Коре по прозвищу Орган быстро делал пометки в черновике. Он тоже наверняка уже решил все задачи в учебнике. Дина-Комп сидела в наушниках и тыкалась в игру.

— Да, Крис? — сказала Сольвейг.

— Пятнадцать, — произнес Крис рядом.

— Совершенно верно, — откликнулась Сольвейг.

Я не знала, на что он отвечал, но загордилась и улыбнулась Крису. Он быстро заморгал.

Я тоже любила числа. Точнее, я любила четные числа. Четные числа создавали равновесие во вселенной. Неважно, складываешь ли ты два четных или два нечетных числа, — результат будет четным. Это превосходно. Одинокие нечетные числа мне не нравились — их нельзя поделить пополам, не повредив.

Это как стихи из еженедельника «Прекрасная жизнь». Примерно в середине или ближе к концу там печатали так называемый стиш недели. Мой любимый стиш нынешнего лета — вот этот:

День сегодняшний рассветом озарит,
Если ты для новых радостей открыт!

Я не была уверена, что хорошо понимаю смысл стиша, но как же здорово, когда слова рифмуются! Стиш — словно два нечетных числа, которые становятся четным, если их сложить друг с другом.

Некто по имени Пит Хейн[2] — вот кто посылал туда эти стиши. Внизу было написано, что он математик, поэт и гражданин мира. Я спросила Малин, что значит «гражданин мира», и она сказала, что на свете бывают не только шведы или норвежцы или и то и другое, как я. Еще есть люди, перед которыми весь мир.

Перед Малин тоже должен был открыться весь мир. Она приехала в Норвегию, чтобы работать и путешествовать, а вместо этого появилась я. Все вещи Малин умещались в ящике в гостиной: атлас, шведский паспорт и книга, на обложке которой было по-шведски написано «Азия».

— Но как мы можем определить длину окружности земного шара? — спросила Сольвейг, стоя у доски. — Или вот этого круга?

Она нарисовала круг. У нее был красивый почерк. Я открыла желтую тетрадь с нелинованными листами и на первой странице написала «СТИШИ». Подумала про то, что сказала Малин, когда мы сидели за столиком на летней веранде и отмечали мой день рождения.

— Ты ведь тоже можешь писать стиши, — заметила она.

Желтая тетрадь была завернута в синюю шелковистую бумагу. Народу собралось немного, когда у тебя день рождения летом, все разъезжаются. Пришли Крис и Конрад, но Мелики не было. Ее родители считали, что «Быстропиво» — не подходящее для детей место.

— Ты можешь устроить праздник с одноклассниками и потом, — сказала Малин, но я не была уверена, что хочу. Надо бы пригласить всю компанию с затона. Тура Мартина, Марион, Эйвинда и остальных, с кем мы играем там в футбол. Но никто из них, кроме Криса и Мелики, не учился в моем классе.

Ямила, Кристине и Сандра наверняка с удовольствием пришли бы на праздник, если бы там были Тур Мартин и компания. На каждой перемене они стояли и поглядывали в сторону старшей школы. Но обычно никто не обращает внимания на тех, кто просто стоит и глазеет. Когда они не пялились на старшеклассников, то хихикали и обсуждали других — например, Криса, который заикается, кидается вещами и надевает шорты в школу, хотя на дворе зима.

Я посмотрела на Криса. Он рисовал круги циркулем.

— Петра?

Сольвейг стояла у доски и смотрела прямо на меня.

— Да? — откликнулась я и посмотрела на нее в ответ.

— Ты с нами или где-то в другом месте?

Ямила захихикала. Кристине приподняла брови, медленно жуя жвачку.

Крис, спрятавшись за мной, показал на окружность в своей тетрадке по математике. Наверняка Сольвейг меня о чем-то спросила.

Я посмотрела на круг. И на то, что написано сбоку: 3,14 = π = пи.

— Пи? — произнесла я.

Сольвейг кивнула.

И тут она рассказала, в чем особенность числа пи: оно не заканчивается. 3,14 — и дальше бесконечная череда знаков после запятой. Они продолжаются и продолжаются, уходя в вечность.

У меня начало покалывать в руках, звуки поплыли все дальше и дальше. Я смотрела на Криса и никак не могла сфокусировать взгляд. Я представила себе цифры, которые не заканчиваются, и меня затошнило — все сильнее и сильнее. Показалось, что меня сейчас вырвет.

И это случилось. Шел мой первый день в седьмом классе, и меня стошнило прямо на парту.

В Америке есть ЦРУ, а у нас в Снеккерстаде есть ППУ — психолого-педагогические услуги. Они следят за тем, чтобы люди не воровали, не заикались или не шатались где ни попадя. Например, Тур Мартин из восьмого класса, с которым мы играем в футбол около затона, все время шатается где ни попадя. Поэтому его заставляли ходить к «пэпэушникам». Его мать ужасно ругалась на них и говорила, что в их семье шило в одном месте — обычное дело.

Сейчас она сидела на скамейке напротив кабинета ППУ в конце длинного коридора в ратуше. Я сидела рядом и думала: может, в нашей семье тошнота — обычное дело? Вдруг, например, Малин тоже как-то раз вырвало прямо посреди урока?

Дверь открылась, и вышел Тур Мартин. Я опустила взгляд и спрятала лицо под курткой.

— Можете взять эти свои диагнозы и спустить их в унитаз! — заявила его мать мужчине в дверях. Мужчина был очень высоким, со светлыми волосами средней длины и вытянутым носом.

 

[1] И звини (англ.). Здесь и далее — примечания переводчика
[2] Пит Хейн — датский ученый, писатель, изобретатель, художник и инженер, автор коротких стихотворений, известных под названием «груки». Груки были очень по- пулярны, трижды чуть не принесли автору Нобелевскую премию. Так как слово «grook» имеет исключительно английское происхождение, переводчик выбрал более понятное русскому уху слово «стиш».