Первая любовь на полудиком острове: отрывок из книги Шарлотты Жингра «Лето с Жад»

Тео живёт в большом и комфортном Бунгало-Сити, увлекается компьютерами, любит граффити и ненавидит чистить бассейн. Когда в наследство от двоюродной бабушки Анны ему достаётся хижина на отдалённом Птичьем острове, Тео испытывает смешанные чувства. Вроде бы и здорово стать хозяином собственного дома, но дом полуразваленный. На острове даже нет электричества, одни суровые скалы и заросли. Зато есть люди, которые рады взять у Тео урок информатики, а приехавшая сюда на лето Жад совсем непохожа на других девчонок, да и ведёт себя как-то странно, словно скрывает какую-то тайну…

Шарлотта Жингр «Лето с Жад»

Шарлотта Жингр «Лето с Жад»

Книга Шарлотты Жингра переведена на русский язык в издательстве «Поляндрия» только сейчас, хотя впервые вышла в 1999 году и предвосхитила многие темы, которые позже станут характерными в литературе для подростков. В основе повести – “робинзонада наоборот”. Закоренелый городской житель оказывается посреди дикой природы и постепенно привязывается к миру без благ цивилизации всё больше и больше. Однако если классический Робинзон учится выживать в одиночестве, то Робинзон-Тео уходит к природе, чтобы как раз от одиночества избавиться.

Когда Тео находит свой дом, его первым побуждением становится как можно быстрее уехать восвояси. Но постепенно он проникается очарованием острова, невероятной красотой природы, простотой и открытостью проживающих здесь людей. Тео ремонтирует дом и начинает разделять тревоги и заботы местных жителей, основная из которых – огромное количество мусора, который постоянно прибивает к берегу. Здесь, на этом маленьком острове, юноша видит жизнь совершенно другим, новым для себя взглядом. А главное – он знакомится с прелестной девушкой по имени Жад…

Роман о первом искреннем чувстве одновременно поднимает актуальную в наши дни тему заботы об окружающей среде – и ценности подлинной жизни, не перегруженной привычным нам «цифровым» комфортом

ПОЧЕМУ ЭТА ДЕВЧОНКА ТАКАЯ ПОТЕРЯННАЯ?

С материнскими чувствами лучше не шутить, а сразу успокоить все волнения, поэтому сегодня утром я уселся в свой болид, проехался зигзагами по тропинке и свернул направо на главную дорогу. Наконец-то можно прибавить газу! И я помчался по гравию.

Девчонка завтракала на кухне вместе с Эстер. Рядом на столе стояла серая коробка. Мы неловко поздоровались.

На том конце провода Джозиана неслась на свою первую встречу за день. В трубке послышался шум мотора. Вдруг мне показалось, что мы с мамой живём на разных планетах, на расстоянии многих световых лет.

Я вкратце рассказал, что придётся проторчать на острове ещё пару-тройку дней. Когда она предложила прислать денег, я чуть не поперхнулся от смеха: «Не стоит, мам, брось. Здесь даже банкомата нет».

Едва я положил трубку, Эстер протянула мне пару рабочих сапог: «Возьми, пригодятся, чтобы чинить крышу. Раньше они принадлежали моему мужу».

С противоположной стороны стола девчонка наблюдала за тем, как я ел, будто перед ней сидел тролль, пожирающий детей. Я спросил: «Чё?» — но она лишь поинтересовалась, приходилось ли мне раньше жевать. Своим задумчивым видом она больше смахивала на марсианку.

Потом произошло кое-что странное: она призналась мне, что хижина Анны прекрасна, по её мнению, поскольку складывается впечатление, будто дом сам вырос посреди леса и реки, слившись с серой корой лиственниц, и что хижину непременно нужно починить, иначе она не продержится до весны. Её голос дрожал.

— Но я и гвоздя не умею забить. Не понимаю, почему тётушка моей матери оставила мне этот хлам.

Увидев моё замешательство, она улыбнулась своей полуулыбкой. Эстер налила мне стакан апельсинового сока, и девчонка последовала за мной и села рядом на крыльцо, выходящее в сад, со своим стаканом в руках. Захватив со стола серую коробочку, она осторожно поставила её в стороне.

Девчонка рассказывала о граффити, которые обнаружила накануне на пляже. Голос её дрожал, и я не решился признаться, что лично мне граффити очень нравятся.

— Это чудовищно. Нужно срочно их стереть.

Спустившись в сад, Эстер по дороге поинтересовалась: «Всё в порядке, малыш?»

Девчонка ответила: «Да, всё нормально». Поскольку я ещё вчера согласился прийти на уборку пляжа, то предложил помочь завтра и с граффити. Её лицо засияло: «Принесу щётки и моющие средства!»

Я уже собирался уходить, когда она взяла в руки серую коробку со стола и разложила её, как аккордеон. Оказалось, это старая модель полароида — большая редкость. С грациозностью кошки девочка встала и подошла к Эстер, которая поливала из шланга сад, покрутилась вокруг неё и замерла, притаившись с коробочкой, словно охотник, готовый к атаке. Едва затвор щёлкнул, фотоаппарат выплюнул мокрую карточку. Девочка вернулась ко мне и села рядом, держа в руках картонный прямоугольник.

Пока мы смотрели на проступающие контуры, она сказала:

— В этом саду всё такое хрупкое сейчас. Даже не верится, что в августе крошечные побеги станут огромными, а Эстер подарит нам кабачки, фасоль и картофель со словами: «Бе- рите, берите, друзья, тут на всех хватит!» А пока что она поливает будущие сокровища...

Картинка проступила полностью. На снимке льющаяся из шланга вода превратилась в миниатюрную радугу в утреннем свете.

Вернувшись в хижину, я подумал, что эта странная девчонка, стирающая граффити и фотографирующая радуги, сильно отличается от замороженных принцесс, с которыми мне доводилось сталкиваться в школе.

Я отправился к скалам понаблюдать за гогочущими и ныряющими у подножия гряды гагами. На шесть взрослых приходилось сорок восемь птенцов — я специально посчитал, — да тут можно детский сад открывать! Вдруг послышался рёв приближающегося внедорожника.

Уилли показался на набережной с огромным рулоном чёрного картона на плече.

— Привет, Тео. Бесполезно учить тебя, как укладывать кедровые дощечки для кровли прямо сейчас. Для начала нужно оторвать старую черепицу, убрать непригодный рубероид, проверить, в каком состоянии доски под ним, заменить их, если придётся. У меня в прицепе лежат строительные леса — они нам точно понадобятся.

Я подумал: «Ой-ой! Вот это я вляпался...» Но вслух всего лишь спросил с некоторым вол- нением:

— Ага, только вот сколько стоит рулон чёрного картона, который вы принесли? Да и работы тут явно не на один день.

Он ответил только на первый вопрос:

— Ну... Я думал просто подарить его тебе в благодарность за вчерашний урок.

От растерянности я повернулся обратно к реке и гагам. Так отплатить мне за работу, от которой одно только удовольствие?

— Ну что, — нетерпеливо продолжил Уилли, — поможешь разгрузить машину? У меня сегодня и других дел полно...

Мы перенесли стройматериалы поближе к хижине, установили леса и забрались на крышу. Скат оказался пологим, и на несколько минут я замер, стоя на краю: от вида просто дух захватывало. С одной стороны — река, с другой — лес, а мы прямо посередине. Тут у кого угодно голова кругом пойдёт.

— Да у тебя тут просто рай на земле, Тео! А ты знаешь, где можно увидеть самые потрясающие закаты на планете? На Гавайях и здесь, на северном склоне острова. А на китов можно поглазеть с восточного мыса во время прилива.

Уилли принялся за работу и не произносил больше ни слова. Две минуты спустя от старой кровли одни только щепки летели, а куски деревянной черепицы приземлялись тут и там вокруг хижины. Он работал быстро, с каким-то звериным рвением, и я с трудом за ним поспевал. Когда мы отодрали рубероид, Уилли стал осматривать доски:

— Повезло тебе, Тео, настил цел. Надо только накрыть его.

Мы развернули новый рулон рубероида. Уилли захватил с собой острый резак и скобозабиватель. Кажется, я неплохо справился и довольно ровно раскроил чёрный картон, следуя инструкциям Уилли, — вполне прилично для начинающего.

Уилли попросил меня спуститься за мешком черепицы, однако затащить его на крышу мне стоило нечеловеческих усилий. Даже не дав мне отдышаться, он начал экспресс-курс по укладке кровли:

— Начинай с края крыши. Осторожно, первый ряд кладётся наизнанку. Потом отсчитай четыре с половиной дюйма вверх и клади новый ряд. Чертишь линию. Затем хорошенечко клади следующий. Самое главное — правильно начать. Чередуй узкие, средние и широкие черепицы, чтобы они заходили на предыдущий ряд. Ты слушаешь? Между дощечками оставляй зазор в один гвоздь, а прибивай их двумя каждую. Да сильнее забивай, компьютерный задохлик! Да не кистью! Всей рукой!

Блин! Я почувствовал себя таким растяпой. Как я вообще запомню все его советы?

К счастью, в этот момент со стороны дороги и извилистой лесной тропинки показалась девчонка с рюкзаком на плече. Она подняла голову, и я увидел, какие зелёные у неё глаза. На её губах, в уголке, снова заиграла нерешительная улыбка, словно глубоко в душе девчонка всё равно грустила, даже когда сияло солнце.

— Я могу к вам подняться?

Эстер передала нам через неё сэндвичи, бутылку воды, печенье — и тут я осознал, что умираю с голоду. Я набросился на бутерброд с ветчиной, а девчонка присела рядом на краю крыши, пока Уилли задумчиво жевал, с головой погрузившись в книгу «Река и её острова». Неудивительно, что он стал библиотекарем.

— Видел трёхголовый бонсай? — спросила она, пока я пил воду огромными глотками.

Девчонка показывала пальцем на какую-то чахлую сосну рядом с хижиной: сухие поникшие ветви с одной стороны ствола тянулись из последних сил к вершине скал.

— Ты про это? И что в нём такого необычного?

— Он очень старый. А может, и самый старый на острове, если взглянуть на его ствол у самых корней. Анна обожала это дерево и часто о нём говорила. Думала, оно на неё чем-то похоже.

Пару секунд я рассматривал это странное дерево, которое, казалось, предприняло три попытки расти вверх, но каждая из них с треском провалилась. Если честно, бонсай выглядел просто ужасно.

Потом девчонка показала мне несколько снимков: венерин башмачок, редкий и хрупкий цветок, который растёт только на опушке и который нельзя — ни в коем случае — срывать. Всё это девчонка объясняла серьёзным тоном школьной учительницы.

Когда она ушла, мы с Уилли продолжили забивать дощечки — так, бок о бок, мы уложили два ряда черепицы.

— Ну вот, — заявил мой наставник через десять минут. — Теперь ты и один справишься. Я оставлю тебе свой ватерпас и рулетку. Если на днях польёт дождь, ничего страшного: рубероид водонепроницаемый.

Так он меня и оставил, наедине с целой непокрытой крышей — гадство.

Через два часа работы я понял, что придётся разобрать три ряда деревянной черепицы, поскольку получилось криво. Хорошее настроение испарялось с каждой минутой, и чувствовал я себя очень глупо. Да чем я вообще тут занимаюсь, один, на четвереньках, на крыше? Ещё и с тремя мозолями на правой ладони в придачу!

Я погрозил трёхголовому дереву:

— А ты, бонсай, можешь вообще подохнуть в этой дыре! А вот ты, тётушка, уже достала меня с этой кровлей, хижиной и островом! Я тебя ни о чём не просил!

И я бросил работу, уселся на квадроцикл и выехал из проклятого леса. Как можно быстрее, поворот за поворотом, я проехался вдоль всего Птичьего острова — за десять километров пейзаж не изменился. Вокруг лишь скалы да лес от края до края. Даже лодки нет, чтобы уплыть отсюда, — чудесно.

Добравшись до противоположной части острова, я шёл широкими шагами по каменистому берегу и хлестал водоросли палкой. Ватные облака закрывали половину неба. Оказавшись у широченной реки, я закричал невидимым китам: «Эй, млекопитающие! Не хотите показать мне нос? Или плавник? Или хвост?»

Едва я начал успокаиваться, как за спиной откуда ни возьмись появилась жёлтая гряз- нющая собака и побежала вдоль берега. Своими прыжками она распугала стаю гаг, и те тут же бросились врассыпную — если можно так сказать.

— Эй! Не убегайте далеко, глупые!

Собака подбежала ко мне, держа камень в зубах. Вокруг никого.

— Нет, дружище, только не камни. В крайнем случае неси палку. Да и собак я не люблю.

Продолжая лупить водоросли, я размышлял вслух: «А твою хижину я продам, тётушка, можешь на меня рассчитывать. Как только мне стукнет восемнадцать, Джозиана всё устроит. Наверняка найдётся парочка психов, которые захотят проводить все каникулы за починкой этой рухляди, бегать от оравы комаров, восхищаться закатами и с ума сходить от вида пушистых птенцов».

— Уаф! — бросила собака в сторону гаг.

— А вы, пташки, не уплывайте далеко от берега и от ваших мамаш. Уверен, там, где поглубже, тюлени уже облизываются, поджидая вас. Так что оставайтесь здесь, поняли? Собака вам не причинит вреда.

Для бродячего пса животное слишком жизнерадостно размахивало хвостом, будто метроном. Я же продолжал рассуждать обо всём, что только в голову приходило: «Да если и при- езжать сюда, то только чтобы на живность пялиться да слюни пускать. А что с той девчонкой? Она заболеет, что ли, если имя своё назовёт?»

— Я не буду с тобой играть. А будешь таскать камни, зубы начнут крошиться. Иди отсюда! Кыш! Ну вот, теперь заскулил...

Естественно, собака выиграла. Подставив нос ветру и устроившись между мной и рулём, животное с развевающимися ушами доехало со мной на квадроцикле.

Переступив порог хижины, я увидел просунутую под дверь записку от девчонки.

Привет.

Я вернулась, чтобы сфотографировать бонсай. Залезла на крышу. Оттуда я долго смотрела, как свет, небо и облака опускались на остров. Трёхголовый бонсай охранял покой, как обычно. Каждую зиму он бросает вызов северным ветрам и цепляется за жизнь — именно поэтому он так прекрасен. Анна верила, что бонсай защищает хижину, будто страж. А я верю, что теперь душа Анны поселилась внутри дерева.

P. S.: Не оставляй инструменты снаружи но- чью, а то они заржавеют. Ещё советую накрыть мешки с черепицей или внести их в дом, иначе они отсыреют. Завтра утром я приду помочь.

Жад

Значит, у неё всё-таки есть имя. И красивое — Жад. Даже настроение немного улучшилось.

Я собрал валявшиеся инструменты, разделил с собакой одну из бесценных банок с тунцом в масле, а потом мы вместе вышли из дома, дожидаясь заката. Я залез по стремянке на крышу и уселся на край.

— Ну посмотрим, что у вас тут за самые лучшие закаты на планете. Через пару минут проверим.

Блин! У подножия строительных лесов собака смотрела на меня своими жалобными глазами.

— Да быть не может. Ты тоже хочешь на крышу? Уходи, толстяк. Эй! Кыш! Собака.

Облака прорвал порыв ветра, и по округе разлился розовый свет. Солнце впереди горело, словно факел. Старая сосна-бонсай засверкала.

— Ну так, восемь из десяти. А ты что думаешь, собака?

Тем не менее пара вопросов назойливо вертелась в голове. Во-первых, на Гавайях тоже водятся комары и портят вам всё удовольствие от закатов? А во-вторых, почему эта девчонка такая потерянная?