Страсти по фольклору: отрывок из книги Елены Мусатовой «Золотое сердце»

Однажды в холодный сочельник семья зажиточных крестьян не пустила на порог нищенку с ребёнком, и та наложила на негостеприимных хозяев проклятие: их младшая дочка родится со свиным пятачком вместо носа. Так и случилось. Маланья на редкость отзывчива и трудолюбива, но её изъян отпугивает даже самых близких. Героиню ждут скитания, в конце которых она будет принята обществом и найдёт собственное счастье.

 

Елена Мусатова «Золотое сердце»

Сказка о девушке с поросячьим пятачком была впервые опубликована в 2008 году, но осталась почти незамеченной. Теперь книга Елены Мусатовой выходит в доработанной версии с иллюстрациями Екатерины Волжиной в издательстве «Абрикобукс», и писать о ней как о новинке стоит хотя бы потому, что это не совсем обычная для современной детской литературы история, рассказанная точно стилизованным под народное предание языком. Сюжет в «Золотом сердце» по накалу страстей напоминает отчасти Лескова с его странниками, отчасти Гауфа и его «Карлик Нос», не говоря уже о самой прямой отсылке к роману Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». Заявленная как сказка, повесть оказывается где-то посередине между фэнтези и магическим реализмом. Она тщательно суммирует и воспроизводит наиболее любопытные черты русской народной мифологии. Травничество и заступничество святых отшельников, договор с чёртом, цвет папоротника и чудесный талант шитья – всё органично находит своё место. Несмотря на сказочность, главной движущей силой истории оказываются вполне реальные человеческие чувства. Коварство и преданность, жадность и сочувствие смешиваются в некоторых героях, высвечивая их неоднозначные характеры. Все это создает приключенческую драму для подростков, сотканную из российского фольклора в уникальное фэнтезийное полотно.

 

«Золотое сердце»

Прошло лето, осень миновала, наступила зима. Прасковья Малашу не привечала, и та не ходила в отчий дом, но Мартын чуть не каждый вечер сидел в гостях у дочки. Он учил Николашу вырезать посуду, плести лапти. Зимние вечера быстро бежали за разговорами. Мартын обещал выделить земли, что-бы молодым было с чего кормиться. И все шло бы хорошо, если б не Малашины сестры-завистницы. Им было обидно, что Хрюшка, над которой они смеялись, в такое уважение вошла. Муж-красавец готов с нее пылинки сдувать. И злились сестры на мать, что не их она за Николашу отдала.

Сами сестры со своими мужьями так ругались и дрались, что деревенские посмотреть и послушать приходили. Иной мужичок бежит, торопится и кричит:

— Не началось?

Ему машут:

— Скорее! Уже горшки бьют, сейчас Нюрка выскочит.

— А синяк у нее на правом глазу, — скажет один.

— Нет, на левом, — перечит другой.

И ждут себе, когда зареванная Нюрка, кляня мужа и всю его родню, выбежит из дому.

На Святках деревенские собирались в избах, сегодня в одной, завтра в другой. Незамужние парни и девушки веселились, пели, играли, а те, кто постарше, развлекались разговорами. Малаша с мужем никуда не ходили, а сестры старались не пропускать посиделки. Особенно их любила Лушка. На святочных вечерах старики вспоминали истории, от которых у слушателей мороз пробирал по спине. Народу в избу набивалось много, хозяева побогаче зажигали свечу, те, кто победней, ставили на стол плошку с маслом и фитильком. Углы избы тонули в темноте, слушатели ловили каждое слово рассказчика.

После очередной истории про колдунов и ведьм старик Дорофей сказал:

— Прадед мой дожил до глубоких лет и знал много удивительных вещей.

Кое-чему и меня научил. Хотите, я вам покажу волков?

— Хотим, хотим! — закричали все.

Старик усмехнулся, встал с лавки и вышел в сени. Там что-то загремело.

— Сейчас волки набегут! — закричала Лушка и взяла ухват, чтобы защищаться.

Другие похватали все, что попало под руку: кочергу, рубель6 , которым в деревне катали белье, сковородки, вытащили топор из-под лавки. Лушкин муж выкинул курочку из лукошка и надел его на голову.

Вошел дед Дорофей, обвел взглядом односельчан, усмехнулся.

— Показывай своих волков! — крикнули мужики, а бабы завизжали от страха.

— Каких вам волков, когда здесь полна изба дураков. — Старик хлопнул себя ладонью по коленям и расхохотался.

В один из таких вечеров Лушка и поведала бабам, которые посмеивались над ее кривым мужем, что Малашка не просто так вышла замуж за Николашу, а приворожила его!

— Врешь ты все, — сказали соседки, — все знают, что привороженные ругаются да дерутся, а Малашка с мужем по деревне идут — ручки крендельком, грубого слова друг другу не скажут.

— Так это на людях, — не унимается Лушка. — Вы ж не знаете, что в ее избе творится.

— А то ты знаешь! Была ты там хоть раз?

— Не была, — честно сказала Лушка, — и ни за что не пойду, хоть двумя калачами меня маните. Потому как старушка-нищенка, которая у нас жила, на самом деле Малашку не вязать учила, это так, для отвода глаз.

— А чему? — ахнули бабы.

— Колдовству! И книгу ей подарила, толстую, с картинками. Что в ней было написано, не знаю, потому что порядочной женщине грамота ни к чему. А Малашка-свиняшка ее каждый день читала, все страницы замусолила. Раз ночью я проснулась, гляжу, сидит Малашка на своем конике, в руках держит книгу раскрытую и похрюкивает. А из книги прямо столб разноцветного пламени
поднимается. Я со страху, что дом сгорит, без памяти на подушку так и упала. Утром встала, все как обычно, следов огня нигде нет. А Малашка по дому хлопочет, будто ничего и не было. Она хитрая да подлая, всегда умела притворяться.

Рубель — деревянная доска с поперечными желобками. В старину выстиранное белье гладили с помощью скалки и рубеля. Для этого влажное белье наматывали на скалку и катали по столу, прижимая сверху рубелём. В результате ткань расправлялась.

Лушка так часто говорила о ведьме Малашке, что деревенские, поначалу не верившие ее болтовне, постепенно начали понимать: а ведь и правда, во всем виновата ведьма. Иначе невозможно было найти разумное объяснение многим странным вещам.

Корова пала — ведьма порчу наслала, лиса кур поворовала — опять она виновата, ребенок заболел — не иначе как от дурного глаза. Одна баба вспомнила, что надела юбку, которую сшила Малаша, и тут же подвернула ногу. Другая уверяла, что под одеялом, выстеганным Хрюшкой, ей снятся дурные сны.

Весной, когда речушка разлилась и затопила лужок, кузнец едва не потонул в месте, где ему было по колено. Причем сам кузнец утверждал, что кто-то тянул его за ногу, не давая ступить шагу, и хрюкал. И хотя кузнец был в таком состоянии, когда ноги сами выписывают кренделя, все ему поверили. А кому еще хрюкать, как не Малашке? Все чаще в избах заводили разговоры, что нужно наказать ведьму, иначе она всю деревню со свету сживет.

Малаша жила и не ведала, какая гроза на нее надвигается. С удовольствием хозяйничала в своей избушке, любая работа в ее руках спорилась. Курочки квохтали во дворе, козочка принесла приплод, отец обещал телку дать. Все было хорошо и ладно в ее семье. Мартын Гаврилович, как и обещал, отрезал дочери кусок земли, вместе с Николашей вспахал и засеял поле. По веснеработы в деревне много, но бабы всегда найдут время посудачить.

Однажды у колодца собралась целая толпа молодых девушек и взрослых женщин. Все слушали речи полуслепой Степаниды.

— Не спалось мне минувшей ночью, дай, думаю, выйду на воздух, подышу. Смотрю, а из Николашкиной трубы вылетел огненный шар и рассыпался искрами и вроде как фигура человеческая появилась.

Старуха помолчала и добавила:

— На метле.

Недосуг сплетницам думать, что Николашина изба от Степанидиной вовсе не видна. Одна разумная женщина подхватила полные ведра и сказала:

— Старая, а врешь. Малашка, может, и со свиным рылом уродилась, да в этом ее вины нет. А сердце у нее доброе, жалостливое, никому она плохого не сделала и не пожелала. Ты, Степанида, пореже бы к наливке прикладывалась, тогда и ночью ничего не чудилось бы. А вам, бабоньки, либо делать нечего, глупости слушаете.

И пошла по своим делам, а Степанида горестно вздохнула:

— Видали? И ее Малашка околдовала. Ох сильна ведьма, ох сильна. А меня хоть пытайте, вот вам крест, видела, как есть видела, вот как тебя, Ивановна, сейчас вижу, — божилась Степанида и тыкала пальцем в подошедшего деда Дорофея.

— У, карга старая, — проворчал старик, встреченный дружным хохотом. — Мужика от бабы в двух шагах не отличишь, а туда ж себе: видела.

Над Степанидой хоть и смеялись, но словам ее поверили и пересказывали эту байку друг другу на все лады.

Сестры совсем рассвирепели. Будь их воля, выгнали бы ненавистную Малашку из деревни, прочь с глаз. Поначалу наговаривала одна Лушка, теперь к ней присоединились и остальные четверо.

— Свои клеветать не будут, — решили деревенские, — значит, правда.

Настала летняя сенокосная пора. Мужики взяли в руки косы, бабы ворошили сено и сгребали его в копны. Дела всем хватало. Однажды туча нависла над деревней. В избах зажгли лампадки перед образами. Стемнело, в небе засверкало, земля качнулась от грома.

— Светопреставление, — сказал Николаша, заходя в дом с улицы, — дождь стоит стеной, в двух шагах ничего не видно. Кабы посевы не смыл.

В окно что-то ударило, раз, другой, потом заколотило сильно и часто.

— Град, — ахнула Малаша, — вот оно, горе.

Всю ночь бушевала гроза. В небе громыхало и трещало, метались молнии. Утром, когда деревенские подсчитывали убытки, выяснилось, что непогода наделала много бед, но самое страшное — град выбил несколько полей ржи, оставив семьи без урожая. Вечером Николаша пришел в избу и сел у стола.

— Говорят, ведьма грозу наслала, — сказал он.

— Люди доверчивы, как дети. Не повелевает человек ни солнцем, ни ветром, не может он вызвать бурю и дождь.

— Говорят, если не выгнать ведьму, она не успокоится — уничтожит деревню, — продолжал Николаша.

— Жаль мне того человека, на кого по глупости направлен людской гнев.

— Себя пожалей, Малашка, это ведь тебя ведьмой называют.

— Меня? Но почему?

— Потому что сестры твои языками как метлами метут, напраслину возводят. А мать твоя, Прасковья, ни одним словом не заступилась. Уходить надо, Малашка. Житья не дадут, да и обещали ночью петуха красного подпустить. Собирайся.

— Что собирать-то, Николенька? Мало мы нажили. Образок со стены сниму, пряжу пушистую в корзину положу, одежу кое-какую, полотна кусок. Чугунок с картошками захвачу да половину ковриги. А больше ничего на себе не унесем. За курочками и козочками отец присмотрит.

Николаша обвел взглядом избу. В горле засаднило. Здесь жили его родители, сколько сказок рассказала ему на печке бабушка Анисья Степановна. Все про королей и королевишен. Бывало, спрашивает ее Николаша: «Бабушка, а я тоже на королевишне женюсь?» — «На самой распрекрасной». Женился. А теперь из-за свиного рыла придется всего лишиться. Вот ухват, вроде вещь незамысловатая, а и его оставить жалко. А сундук новый, а плошки, ложки? Ведь только стала изба походить на настоящий дом. И половичок на полу появился, и полотенце расшитое у божницы. И что же, все бросить? Вскипело сердце у Николаши. До того ему горько стало, больно, обидно. Всегда он был нищим, голью перекатной, только обжился, а у него последнее отнимают.

Когда стемнело, Малаша с Николашей тихонько покинули избу и прошли огородами. Звезды высыпали горохом на небо. Пел соловей, летняя ночь дышала теплом и пахла травами. Малаша остановилась и обернулась посмотреть на деревню. Соломенные крыши изб едва можно было различить в темноте.

— Господи, хорошо-то как. Не ошибся ли ты, Коленька? Может, зря мы уходим? Не могут люди с нами так поступить, они же не звери дикие.

Только договорила Малаша, как над их избой взвился в небо огненный столб. Рассыпались искры, жарко занялся деревянный домишко.

— Подожгли-таки!

— Горит моя избушка, — чуть не заплакал Николаша. — В землю вросшая, покосившаяся, но такая родная и близкая сердцу. Осенью хотел новой соломы на крышу положить, угол подправить, венцы заменить. Жил бы я в ней долго и счастливо, если б не повстречалась на пути ты, рыло свиное. Опоила, обманула, женила обманом.

С самого детства Малаша слышала «Хрюшка», «Малашка-свиняшка», казалось, привыкла к обидным прозвищам, но от слов, произнесенных любимым мужем, полились из глаз горячие слезы.

«Зачем я на свет родилась? — думала Малаша. — Неужели лишь для того, чтобы терпеть поношения?»

— Крыша рухнула, и ночь, как назло, тихая, ни дуновения, видать, однамоя избушка и сгорит! — сказал Николаша.

Будто кто подслушал его слова. Подул ветерок, сначала слабый, еле заметный, но с каждым мгновением он становился крепче, резче и, набрав силу, подхватил сноп искр и швырнул их на соломенные крыши соседних изб. Раздался визг баб, плач детей, слышался рев скотины. И среди всей этой кутерьмы Маланья с Николашей различили слова:

— Ведьма напустила, ведьма!

В свете разгорающегося пожара, осветившего деревню подобно огромному факелу, было видно, как огонь словно на ходулях шагает от избы к избе.

— Забегали, — сказал Николаша, — пускай на себе почувствуют, каково это — без крыши над головой остаться.

Малаша вздохнула. Зла на деревенских она не держала.

 

Мусатова, Елена Леонидовна. Золотое сердце : [для сред. и ст. шк. возраста] / Елена Мусатова ; [ил. и обл. Екатерины Волжиной]. — Москва : Абрикобукс, 2021. — 192 с.
© Елена Мусатова, 2020© Екатерина Волжина, 2020© ООО «Издательство «Абрикос», 2021 © ООО «Абрикос Паблишинг», 2020