Паскаль Рютер «Сердце на Брайле»

Трагикомическая история юной виолончелистки Мари, мечтателя Виктора и его друга-шахматиста Хайсама, рассказанная в романе французского писателя Паскаля Рютера, уже давно стала популярна во всём мире. Во многом потому, что по «Сердцу на Брайле» сняли полнометражный фильм, в отечественном прокате он называется «Краткий обзор». Но сам текст, который, сильно отличается от киноверсии, выходит на русском языке только сейчас.

Главная особенность творчества Паскаля Рютера, уже знакомого русскоязычному читателю по роману «Барракуда форевер» – умелое сочетание смешного и серьёзного. Юмор постоянно возникает в отдельных сценах, где учительница музыки может скептически похвалить героя за то, что он рисует на партах виолончели, но в целом сюжет оказывается скорее драматическим. Завязка истории, казалось бы, довольно проста. Виктор – паталогически рассеянный, наделённый богатой фантазией двоечник – влюбляется в отличницу и виолончелистку Мари. Начав общаться с ней, Виктор постепенно меняется и даже делает успехи в учёбе. Вскоре он узнаёт, что у девушки есть очень печальная тайна. Ради возлюбленной герою приходится не только проявить усидчивость, но и повзрослеть и увидеть мир в проявлениях, до этого незаметных и зачастую совсем не радужных. В той или иной степени подобный переход от полусознательного отрочества к сознательной юности случается с каждым. Перед нами раскрывается убедительная история любви, где иронии гораздо больше, чем патетических переживаний. Ведь проявление романтических чувств, тем более в подростковом возрасте, может выглядеть со стороны и забавным, и в этом нет ничего страшного.

 

Паскаль Рютер «Сердце на Брайле»

 

х–2(4x+1)=4(2–x)+2

Вот она, моя первая проблема в этом учебном году. Не единственная, но первая. Я покопался в голове: что там осталось с прошлого года? Пустота. Я повернулся к Хайсаму, который уже отложил ручку, и подумал: может, хотя бы на этот раз он не знает решения? Однако по одному загадочному прищуру было ясно, что уважаемый египтянин уже закончил вычисления. Я бросил в его сторону взгляд, полный безысходности, но в ответ Хайсам лишь слегка приподнял свою лапу над партой. Обычно он делал так в знак ободрения: не беспокойся, всё утрясется, пусть и не лучшим образом, но утрясется. Впрочем, я в любом случае волновался за свои пробелы в знаниях.

Я тайком взглянул на учительницу математики. Она перемещалась с забавным постукиванием, поскольку прихрамывала, а иногда даже ходила на двух костылях, напоминавших спицы, которыми она, казалось, вывязывала урок. Всезнайка Хайсам как-то сказал мне, что преподаватель математики очень несчастна, потому что давным-давно потеряла ребенка. Я же подумал, что именно поэтому учительница теперь заставляет нас решать уравнения. Однажды я спросил Хайсама: «А может, она до сих пор так и носит своего мертвого ребенка в правой ноге?» Он как-то странно посмотрел на меня, широко раскрыв рот (это было у него признаком глубоких раздумий), а потом положил руку мне на плечо.

— Возможно, для тебя еще не всё потеряно, старина.

Кажется, он глубоко впечатлился моим наблюдением, даже восхитился и именно с этого момента начал воспринимать меня чуть более серьезно. Я же подумал, что это просто офигенно — так приподняться в его глазах.

Я делал вид, что пишу, чтобы никто ничего не заподозрил. К счастью, прозвенел звонок.

В конце дня Хайсам старательно укладывал вещи в свой шкафчик. Я болтался в стороне, но, поскольку мой друг не спешил, пришлось идти в комнату его отца одному. В тот день наш консьерж водрузил на голову потрясающую красную феску, придававшую ему вид древнего владыки. Маленькая золотистая кисточка, которая свисала с фески на бархатной ленте, буквально гипнотизировала меня.

Воспользовавшись отсутствием моего уважаемого египтянина, я попытался раскрыть некоторые интересующие меня тайны.

— Месье, — спросил я, — можете мне объяснить, почему вы назвали Хайсама египетским именем, хотя вы турок? А еще любопытно, почему вы справляете шаббат в пятницу вечером?

— А когда его нужно справлять, по-твоему? В среду утром? Или же в понедельник днем?

Он улыбнулся, и я понял, что отец Хайсама шутит.

— Я хочу сказать, что это не совсем турецкий обычай — справлять шаббат, да и не египетский тоже.

Он успокаивающе приподнял руку, очень напомнив мне этим жестом Хайсама.

— Как знать! Как знать!..

Наконец появился Хайсам. Я попросил его объяснить урок математики, ну потому что, блин… эти уравнения!.. Мы уселись в глубине комнатки, чтобы нам никто не мешал.

— Что именно тебе непонятно? — спросил он. Выглядел Хайсам очень спокойно.

— Короче, хочу знать, как быть с этой заразой иксом. х–2(4x+1)=4(2–x)+2. Не люблю критиковать науку, но это уже ни в какие рамки!

— Здесь нет ничего сложного. Попробуй упростить.

Он закинул в рот огромный кусок лукума и принялся старательно жевать, странно на меня посматривая. Я спросил:

— Упростить что?

— Уравнение, что же еще. Что еще ты собрался упрощать?

— Я не понимаю.

— Смотри. Надо раскрыть скобки, получится: x–8x–2=8–4x+2. Согласен?

Я пожал плечами.

— А дальше что? Это же еще не конец?

— Нет, балбес. Дальше надо перебросить все иксы влево, а остальное — вправо.

— Хорошо. Тогда получится… x–8x+4x=8+2+2.

— Ну вот. А теперь что делаем?

— Не знаю. Ну, пойдем в футбол поиграем?

Он чуть не подавился лукумом: казалось, будто сахарная пудра заполнила его глаза изнутри и они превратились в два маленьких снежка.

— Да нет же, тупица, ты еще не решил уравнение. Тебе нужно найти значение икс!

У меня слезы навернулись. Я вспомнил о папе, который подарил мне «Трех мушкетеров», который был лучшим в классе, которого отчитал по полной Счастливчик Люк и который делал всё, чтобы за мной присматривать… А я… меня нокаутировал первый же икс в учебном году.

— Итак, — продолжил Хайсам, успокоившись, — надо упростить. Упрощай.

— Ладно, упрощаю, упрощаю, куда уж проще… Вот, получилось: –3x=12.

— Теперь надо поделить на –3!

— Само собой… Ой! Но мне кажется, как-то не очень: x=12:(–3)… Наверняка я где-то просчитался…

— Нет, всё правильно, получается x=–4. Так тебе больше нравится?

— Честное слово, не понимаю, зачем всё это вообще нужно, но мне нравится. Хотя я и не уверен, что смогу провернуть то же самое в одиночку. Гарантировать не могу.

— Интересно, что ты будешь делать, когда появится несколько неизвестных, — произнес он, глотая еще один сладкий кубик.

— А что, так бывает?

— В математике всякое бывает…

— Как ты всему этому научился?

— Да никак. В этом нет моей заслуги: египтяне всегда были великими математиками.

— А турки, которые соблюдают шаббат?

— И турки тоже. Даже те, которые соблюдают шаббат.

***

На следующей неделе дела пошли только хуже, и я заметил, что обстоятельствам вообще свойственно усложняться. Всё началось с учителя географии, который взбесился, раздавая нам проверенные контрольные. На вопрос о климате в Ницце я ответил: «В этом регионе идет снег и иногда случается отлив». Я-то себя понял, но, похоже, только я один. Весь класс взорвался от хохота, особенно несколько тощих девчонок — казалось, они не смеются, а теоремы математические зачитывают. Такие все из себя правильные, что, даже когда пукают, уверен, не воняет. Хайсам тоже улыбнулся, но как-то мягко, по-дружески. Ну забыл я выучить всякое там про климат из-за поршневых пальцев. Папа хотел заменить поршни с четырьмя канавками на поршни с пятью канавками. Поэтому пришлось всё разобрать и вытащить из поршней хромированные пальцы. Мы заглянули в справочник Кребса, за которым я сбегал в свою комнату, и поняли, что нужно слегка подрегулировать головку шатуна, чтобы поршни не заедало, — а что было дальше, вы знаете. Из-за этой истории я совсем позабыл о климате в Ницце. Хотя и не имею ничего против географии. Один раз отец моего уважаемого египтянина показал мне на карте, где находится Египет, и я увидел, что в этой стране повсюду вода, ну, кроме мест, где пустыня.

–— А Турция? — спросил я его.

Он уверенно ткнул в карту на стене. Его гладкий, как жемчужина, ноготь сухо щелкнул по поверхности.

— Вот она, Турция. Прямо здесь.

— Надо же, забавно. Я думал, это Индия.

На перемене после урока географии я стоял в одиночестве, размышляя, что скажет папа и как мне оправдаться. Я наблюдал за летающими туда-сюда мячами и думал, что просто не создан для учебы. Мне показалось, девчонки из класса смеются надо мной, потому что они смотрели в небо и громко спрашивали: «Интересно, когда же пойдет снег…» А потом вертели своими тощими задами и хихикали. Хайсам куда-то запропастился, и я не знал, где искать поддержки. Я вспомнил, как отец застал меня врасплох: «Какие нововведения случились в „панаре“ во время гонки Париж — Берлин в 1901 году?» Даже в справочнике Кребса не было ответа.

В общем, я был не в духе и отказывался от всех предложений поиграть, надеясь хорошенько обмозговать ситуацию — а это в жизни суперважно. Я уже представлял себе папу в кабинете директрисы, да еще и Счастливчика Люка, который снова отчитывает его по полной, и мне любой ценой хотелось избежать этого, чтобы не ранить отцовские чувства. Еще я вспомнил об Александре Дюма, который, даже не зная нас, приложил столько усилий, чтобы развлечь и научить всяким историческим штуковинам. Я поклялся прочесть сегодня вечером минимум двадцать страниц «Трех мушкетеров», однако остановился в итоге на пятнадцати, поскольку надо разумно рассчитывать свои силы, чтобы потом не выдохнуться.

Прозвенел звонок с перемены, и я уже не знал, хороший это знак или плохой. Полный сомнений, я встал в шеренгу одноклассников в ожидании учителя физкультуры и еще раз вспомнил про папу и его блестящее школьное прошлое, чтобы придать себе сил. Спорт точно приведет меня в чувство.

Полчаса спустя, оказавшись в кабинете Счастливчика Люка, я понял, что спорт приносит мне столько же удачи, сколько и климат в Ницце. Завуч стоял прямо передо мной, широко расставив ноги, и казалось, он вот-вот выхватит револьвер и пустит пулю мне прямо в лоб.

— Я полагал, мы всё обсудили и поняли друг друга… не так ли?.. Думал, ты сделал нужные выводы… и решил вести себя лучше…

— Да… то есть нет!

— Что значит «да, то есть нет»?

— Короче, я пытаюсь сказать, что да, выводы я сделал и начал пытаться, но иногда слова сами по себе вырываются…

— Подведем итог… Учитель физкультуры выстроил вас в шеренгу…

— Да, и пошел за ключами от спортзала…

— Вы все построились и ждали его, так?

— Так и было, месье, ждали. Всё именно так, как вы говорите…

— И именно в этот момент ты решил отличиться… Можешь еще раз повторить, что ты там сказал?

Я почесал подбородок. Ситуация действительно была безвыходная. Я подумал, что бы сделал на моем месте д’Артаньян.

— Вы просите меня повторить…

— Да…

— Если для того, чтобы мне стало стыдно, то это не очень любезно с вашей стороны…

— Говори, или я позвоню твоему отцу!

Он сделал вид, что уже тянется к телефону и ищет номер. Я запаниковал ужасно, потому что понял, что Счастливчик Люк знает, как меня подловить.

— То есть повторить?

— Да.

— Ну, мы построились и ждали. Вдруг начался дождь. Знаете, месье Люк… то есть месье Геноле, когда огромные капли летнего дождя, похожие на мух, разбиваются о еще сухую плитку…

— Избавь меня от своих литературных описаний…

— Но литература очень важна, месье…

— Мне всё равно, я хочу, чтобы ты повторил то, что сказал там, в шеренге…

— Вы читали «Трех мушкетеров» Александра Дюма, месье?

— Нет, я не читал «Трех мушкетеров»… А что? Ты прочитал?

— Да… то есть почти… А вы знали, что Александру Дюма понадобилось целых три года, чтобы написать эту книгу? По одному на каждого мушкетера…

— Нет, я не знал…

Вдруг он снова вернулся к теме разговора:

— Ладно. Ну? Я по-прежнему хочу знать, что ты там сказал…

— Что я там сказал? Вы действительно хотите знать? Короче, я сказал: «Ну и что нам теперь дальше делать? Петушка теребить?»

На несколько секунд завуч потерял дар речи, словно до сих пор не расслышал моей фразы. Мне показалось, он вот-вот улыбнется — ну или расплачется, было сложно сказать.

— Ты меня расстраиваешь, мой мальчик, так расстраиваешь, ведь ты же неплохой парень…

— Конечно, месье.

— И можешь многого добиться…

— Наверняка, месье. Тут вопрос в подходе к учебе, как говорят специалисты.

— Ну что, порадуем твоего отца? Зараза.

И вот оно, внезапное чудо. Я вдруг вспомнил статью из местной газеты, в которую папа заворачивал испачканные инструменты. Ход конем. Прямо битва д’Артаньяна и де Жюссака.

 

Благодарим «Издательство КомпасГид» за предоставленный отрывок из книги Паскаля Рютера «Сердце на Брайле».

 

Originally published under the titleLe coeur en braille by Pascal Ruter © Didier Jeunesse, 2012 © Перевод, оформление, издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Тинбук», 2021. Опубликовано под маркой «Издательство КомпасГид» ISBN 978­5­907178­64­9