В поисках настоящего: отрывок из книги Елены Головановой «1248. Приключение на Шёлковом пути»
Двенадцатилетний Сева едет вместе с папой на археологические раскопки в азербайджанскую деревню недалеко от Каспийского моря. Все остальные участники взрослые, и мальчику от этого неуютно, к тому же попасть на море хочется сильнее, чем рыть землю. Поссорившись с папой, ночью Сева тайком идёт к месту раскопок, но в итоге оказывается в странном посёлке, где люди говорят на незнакомом языке, не пользуются электричеством и носят причудливую одежду…
Елена Головановва. 1248. Приключение на Шёлковом пути
Ставшая лауреатом Международной премии имени Крапивина в 2024 году, повесть Елены Головановой описывает путешествие современного школьника Севы по средневековому Востоку. Внезапно оказавшись в другой эпохе, Сева ищет способы вернуться, но в итоге вынужден постепенно адаптироваться к новой жизни. Чтобы как-то избавиться от уныния, вместе с сыном приютившего его доктора Сева отправляется в Багдад. В то же время мальчик не теряет надежду отыскать отца, обращается к провидцам и философам. «1248», несмотря на приключенческий сюжет, местами приближается к психологической повести взросления, ведь Севе предстоит измениться, развить в себе неочевидные таланты и качества, чтобы найти друзей и кров в чужом, довольно опасном мире. Мечтая возвратиться из прошлого в своё настоящее, главный герой попутно выясняет, что ему по-настоящему важно и дорого.
Невольное перемещение во времени, или «попаданчество» – давний и распространённый приём, в том числе в исторической прозе для подростков. Тем не менее, книга получилась оригинальной, прежде всего, благодаря детально прописанным реалиям 1248 года и живому колориту средневекового Ближнего Востока в эпоху его расцвета перед монгольским завоеванием. Здесь уделяется большое внимание исторической убедительности текста, от предметов быта до одежды и языка персонажей. Так, речь русских купцов буквально оформлена с ерами и ятями, а играющий значимую роль в повествовании мудрец Руми – известный персидский поэт, действительно живший в то время в городе Коньи.
часть 3
У ветра на рассвете есть секреты, чтобы рассказать тебе
1
Очнувшись, он понял, что находится в очень тесном пространстве, всё тело занемело — сколько же времени уже прошло? Ни руками, ни ногами пошевелить было невозможно ещё и потому, что сверху его присыпало песком и мелкими камнями. Во рту тоже, похоже, был песок. Сева попытался открыть глаза, но не понял, получилось или нет. Вокруг разливалась густая темнота, и сквозь эту темноту до Севы издалека доносился звук.
Капли.
Глухое эхо разносило звук падающих капель.
Потом пролилась вода — или ею плеснули. И за этим плеском Сева различил тихий разговор. Говорили несколько мужчин. Говорили по очереди, очень спокойно, но слов было не разобрать. Он попробовал пошевелить пальцами, с трудом притянул к себе ногу. Что-то с грохотом обвалилось там, где еще секунду назад была его ступня. Из темноты на грудь просыпалась струйка песка. Мужские голоса стихли. Вдруг вслед за песком на него упало несколько камней.
Когда Сева открыл глаза в следующий раз, он увидел, что над ним склонились четыре бородатых лица. Не археологов, совсем других. В помещении, погружённом в полумрак, Севе удалось рассмотреть потолок в виде купола. Купол был расписан потемневшими золотыми звёздами. Было жарко и влажно, как в ванной, наполненной очень горячей водой. В воздухе клубились облака пара. У Севы кружилась голова, и бороды плыли по кругу на фоне звёздного неба, как в калейдоскопе.
Незнакомцы рассматривали его молча и с изумлением — это хорошо читалось на их лицах.
Наконец один из мужчин сказал что-то отрывистое на совершенно незнакомом языке.
Они опять помолчали.
Второй покачал головой. Произнёс что-то. Поднёс к Севиной голове светильник с бледным огоньком внутри, а второй рукой потрогал его за плечо. Было больно.
— Я руку сломал? — хрипло, с трудом ворочая языком, спросил Сева.
Четверо бородачей отпрянули от него. Похоже, они совсем не ожидали, что он заговорит.
Тут бороды закружились сильнее, зашумела, сливаясь с голосами, вода, в незнакомой речи Сева интуитивно как будто распознал слово «доктор». Ему показалось, что его куда-то тянут, поднимают, несут, он увидел пляшущие в темноте огни, почувствовал свежесть ночного воздуха на разгорячённых щеках, и в следующую минуту всё опять погрузилось во тьму.
2
Сквозь сон к нему пробился протяжный голос муэдзина, созывавший мужчин на молитву. В последний раз Сева слышал этот голос вчера днём, когда перед обедом помогал Гюльназ-ханум во дворе вынимать косточки из белой черешни для варенья, а муж её незаметно исчез и так же незаметно вернулся после намаза.
Не открывая глаз, Сева почувствовал, как щекочут нос ворсинки грубого пледа. Воздух был очень холодным, подозрительно холодным для июня, пах он тоже совершенно иначе, чем вчера, чем-то пряным, экзотическим, восточным, то ли сладким, то ли травяным, с еле уловимой ноткой гнильцы. Рукам и ногам было обжигающе горячо, словно он спал, как Илья Муромец, под слоем пуховых одеял на русской печке.
Сева сделал над собой усилие и открыл глаза.
Комната вокруг была совершенно незнакомой. Стены и пол выстелены коврами так, что не оставалось ни одного белого пятна. Над коврами в глиняной стене в нишах стояли старинные — это было очевидно — кувшины с длинными изогнутыми носиками, ковшики, миски, чаши, вазы, а также другие предметы, назначения которых Сева не знал. Среди них был, например, бронзовый шар на ножках, весь исчерченный рисунками и как будто закованный в доспехи.
Осматривая комнату, Сева услышал звуки. Он чуть приподнялся на локте и в дверном проёме, где была соседняя комната, увидел женскую фигуру. Фигура была пониже и потоньше Гюльназханум. На голове у неё тоже был платок, но это точно была не Гюльназ. Женщина стояла у печки и щипцами перекладывала в железную коробочку угли. Потом она ловко перехватила горячую коробочку пёстрой прихваткой — угли стукнулись о стенки — и повернулась к Севе. Их взгляды встретились.
Она воскликнула что-то вроде «ох!» и поспешила в комнату.
Присела рядом с ним — Сева понял, что он лежал на небольшом возвышении на подушках и действительно был укрыт несколькими сшитыми из лоскутов одеялами и пледами, а внизу, под одеялами, стояла ещё одна жаркая коробка с тлеющими углями.
Хозяйка посмотрела на Севу и дотронулась до его лба, точь-в-точь как это делала в детстве мама. От её руки приятно пахнуло эфирныммаслом.
— Извините, вы кто? — спросил Сева почти шёпотом, в горле у него пересохло. — Где папа?
Она улыбнулась ему и ответила что-то совершенно непонятное. Как и бородачи, о которых вдруг вспомнил Сева, она говорила на другом языке. Налила в глиняную чашку воды. Дождавшись, пока он допьёт, забрала чашку, показала ему жестом, чтобы подождал, поднялась и вышла. Через мгновение Сева услышал, как она звала где-то за домом:
— Мохаммед! Мохаммед!
Оставшись один, он тут же откинул жаркое одеяло, выпутался ещё из нескольких и обнаружил на себе чьи-то чужие нелепые панталоны и разноцветные вязаные носки длиной до колена. Сева подошёл к низкому окну. Во дворе за плетёной оградой жевал сено ослик. На голом гранатовом дереве висело несколько сморщенных прошлогодних плодов, ничего другого из окна видно не было. Двор хоть и напоминал двор Гюльназ-ханум, но, совершенно очевидно, был другим.
Сева озадаченно пригладил волосы.
— И куда мне идти? — спросил он сам у себя.
— Ассалям алейкум! — В дверях, раскинув руки в приветственном жесте, стоял высокий немолодой мужчина. Выглядел он экстравагантно: на нём была косоворотка, вместо брюк на поясе непонятно каким образом держалось линялое полотнище («мотня», сказал бы папа), а на ногах — войлочные бабуши, Сева видел такие в сувенирных лавках Марракеша. На голове был намотан белый тюрбан.
— Алейкум ассалям, — неуверенно ответил Сева, как его научили в Гале. Он начал судорожно соображать, как бы расспросить про экспедицию, про папу, про дом Гюльназ-ханум, когда вдруг мужчина спросил его по-китайски:
— Ты себя хорошо чувствуешь?
Вот этого Сева никак не ожидал.
— Спасибо, неплохо; а вы? — Он ответил фразой, которую произносил, наверное, тысячи раз.
— И я не жалуюсь. — Мужчина засмеялся. — Дай я на тебя посмотрю. Я доктор, ты тут четыре дня пролежал, я тебя лечил, а ты и не заметил, наверное. — Китайский его был странный, смысл Сева улавливал только отдалённо, но тем не менее сказанное понимал.
Он послушно лёг на подушки, позволил мужчине заглянуть себе в глаза, в рот, подержать себя за ладонь, то ли измеряя пульс, то ли читая линии судьбы. Чудной, вообще говоря, был осмотр.
«Как четыре дня?» — вдруг вскипела у Севы в голове мысль, и он тут же её озвучил.
— А чем я болел?
— Головой стукнулся, — ответил лекарь. — Тебя в хамаме нашли, мужчины наши парились в харарете, вдруг услышали грохот и тебя в нише нашли. Крыша там провалилась. Вот мне тоже интересно, как ты каменную кладку смог разобрать?
Что такое «каменная кладка», Сева, конечно, не понял, но за слово «хамам» зацепился как за единственно знакомое.
— Да! Точно! Мы ведь хамам и раскапывали! Там мой папа должен быть! Экспедиция, вы знаете, где она?
— Экспе... что? — Мужчина поднял на него свои ясные глаза.
— Экспедиция. — Сева изобразил, как археологи простукивают молоточком землю. — Можно мне туда пойти? Меня папа наверняка совсем потерял.
— В хамам? — изумился доктор.
— Ну конечно! Да! Вы просто не понимаете, как там волнуются. Надо бежать, прямо сейчас!
— Ну раз надо, то пойдём.
Доктор поднялся, надел мешковатый подбитый стёганый халат и выдал Севе такой же, только поменьше размером. Халат пах сухостоем, высохшей травой и, как ни странно, хорошо защищал от холодного воздуха, что стало понятно в следующую минуту, когда они вышли во двор.
3
Двор у этой семьи тоже был, мягко говоря, необычный. Севе некогда было осматриваться, но краем глаза он сразу увидел: что-то здесь не так. Через стену, сложенную из крупных необработанных камней, были перекинуты какие-то пыльные театральные костюмы. Чуть поодаль — место для костра. «Капище какое-то», — подумал он, вспомнив прочитанное где-то древнерусское слово. Там, где раньше он видел ослика, оказался загон для скота, оттуда доносилось тихое блеяние. И всё вокруг было цвета выжженного солнцем камня, земли, пыли, — кроме одежд и ковров, совсем никаких ярких красок.
Через очень низкую дверь в каменной стене они вышли на улицу. Следом за ними, вынырнув невесть откуда, увязался мальчишка. Он был чуть помладше, чем Сева, и поменьше ростом. Из-под огромной косматой шапки сверкали весёлые любопытные чёрные глаза, похожие на черешни.
Втроём — впереди доктор с Севой, в нескольких шагах от них мальчишка в папахе — они шли по улице. Сева пытался узнать улицы, по которым ходил вместе с папой и ребятами из экспедиции, но, видимо, это была другая, более древняя мусульманская часть села. Каменные заборы, двери и ворота наглухо заперты. Они вышли на главную площадь махалля, где возле мечети на большой широкой кровати в тени единственного дерева сидели, подобрав под себя ноги, старики. Увидев доктора с Севой, они замолчали, кивнули в ответ на приветствие доктора и проводили их взглядами.
Вдруг Сева понял, чтó не так — в этой части села не было машин! Ладно машин (их почти не было и в Гале), но и асфальтированной дороги. Ещё не было фонарных столбов. И электрических проводов.
— А электричество вообще у вас здесь есть?
Иероглиф «диен», 电, «электричество», входит в множество китайских слов: и в «телефон», и в «компьютер», и в «телевизор», и в «кино»; его невозможно не знать, но Севин спутник почему-то не понял, о чём речь.
Чем дальше они шли, тем страннее и страннее казалось Севе это село. По округе разносился звон — тяжело опускался на железо молоток, весело стучал по меди маленький молоточек. Навстречу попалась женщина в чадре, в руках она несла тяжёлый кувшин с водой. Над низкими домами с плоскими крышами Сева увидел башню, похожую на ту, что стояла в Гале возле музея, но башня выглядела по-другому, как будто растрёпанно, запущенно. Между истёршихся, выбеленных солнцем камней пробивалась трава, над плоской крышей низко кружилось вороньё. Да, это определённо была та самая башня — но другая.
Свернули ещё раз, и внезапно доктор остановился.
— Ну вот и хамам. — Он показал рукой на невысокое сооружение со сферами-куполами. Здание было хоть и не в лучшем виде, но, во всяком случае, совершенно определённо целое, невредимое и в рабочем состоянии.
Сева покачал головой, мужчина же, наоборот, закивал и приглашающе махнул рукой. Они сделали несколько шагов и зашли под створчатый свод. Сева сразу вспомнил это ощущение влажности — как будто сидишь внутри облака. И тихое эхо плещущейся воды. Сейчас в бане никто не мылся, но в дальнем конце кто-то был. Они подошли поближе, и Сева увидел человека — в качестве одежды на нём был кусок грубой холщовой ткани, подвязанный верёвкой. Человек сидел на корточках и разводил водой из чаши какой-то раствор.
Доктор перекинулся с ним двумя короткими фразами и пояснил Севе:
— Видишь, как раз человека прислали чинить то, что ты натворил. — И, заметив непонимающий Севин взгляд, указал на потолок купола.
Там на фоне нарисованных тусклых звёзд зияла небольшая пробоина, из которой выпало несколько камней. Проворно вскочив на деревяшку, которую, очевидно, принёс с собой рабочий, Сева попытался дотянуться до потолка. У него не получилось, поэтому доктор сильными руками взял его под мышки и приподнял. В этом неудобном положении тем не менее Севе удалось просунуть голову в дыру. Что он ожидал увидеть? Утоптанную десятками сандалий площадку, панамы археологов, папину спину. Но вокруг были пепельные плоские крыши Галы и силуэт башни поодаль, левее, именно там, где он видел её каждый раз во время перекуса. Сердце стучало громко, как будто часто-часто ударяли молотком, Сева слышал этот стук даже в ушах. Не веря своим глазам, он сжал кромку каменной дырки с такой силой, что посыпалась крошка.
Доктор опустил его. Он смотрел на Севу с беспокойством и участием, но всё же не понимал, что происходит. Сил стоять не было, Сева сел на пол. Как же так? Это же тот самый хамам? Почему же он не под землёй? Что должно было произойти за четыре дня, чтобы исчез толстый слой земли?
© Голованова Е. В., текст, 2025
© Пировских М. Н., иллюстрации, 2025
© Издание, оформление. ООО «Поляндрия Принт», 2025

