Отчего-то сегодня нечасто вспоминают, что Итало Кальвино, властитель дум ценителей изощрённо-эстетской прозы, автор причудливой трилогии «Наши предки», своеобразно сочетающей в себе историю и фантастику, романов «Незримые города» и «Замок скрещённых судеб», столь же увлекательных, сколь изысканных и головоломных, всегда ощутимо тяготел к сказке, — ещё в 1956 году под его редакцией вышел сборник итальянских сказок.
Одно время писателя всерьёз интересовали «архаические истоки художественной литературы», и нередко он даже широко использовал в своём творчестве те возможности, что предоставляла ему сказочная форма. Это легко заметить в остроумном цикле «Космикомических историй», рассказанных старым QfwfQ, «приятелем» знаменитого лемовского Ийона Тихого. Традиционно относимые к жанру научной фантастики, истории эти на деле представляют собой те же сказки — сказки нового времени.
А.Копейкин
«Поэт-самоучка» Алексей Кольцов происходил из старинного купеческого рода. Его отец мало внимания уделял образованию сына, надеясь сделать из него такого же торговца, как и он сам. Но жажда овладеть секретами поэтического мастерства оказалась для Алексея сильнее. «Песня», «Русская песня», «Сельская песня», «Песня старика», «Песня пахаря» — так обычно называл он свои стихотворения. Кольцов вошёл в литературу как поэт из народа, и его музой была раздольная русская песня.
|
Раззудись, плечо! («Косарь») |
А.К.
«…В области приближения к совершенству Лермонтов от Пушкина отстаёт и едва ли его когда-нибудь нагнал бы. Но у Лермонтова есть ощущение и ожидание чуда, которого у Пушкина нет. У Лермонтова есть паузы, есть молчание, которое выразительнее всего, что он в силах был бы сказать. Он писал стихи хуже Пушкина, но при меньших удачах его стихи ближе к тому, чтобы действительно стать отражением “пламя и света”. Это трудно объяснить, это невозможно убедительно доказать, но общее впечатление такое, будто в лермонтовской поэзии незримо присутствует вечность, а чёрное, с отливами глубокой, бездонной синевы небо, “торжественное и чудное”, служит ей фоном» (Г.В.Адамович).
Отечественное лермонтоведение по объёму ненамного уступает пушкинистике. А вот в книжной графике с пушкинскими стихами не под силу соперничать никому, даже Лермонтову. Возможно, всё дело в том, что Михаил Юрьевич не писал сказок (если не считать прозаической «турецкой сказки» «Ашик-Кериб»), которые стали бы благодатным материалом для художников-иллюстраторов… И всё же его поэзия притягивала к себе многих замечательных мастеров, например, Михаила Майофиса, который тоже отмечает свой день рождения в октябре. Его рисунками к «Боярину Орше» мы и решили украсить лермонтовский двухсотлетний юбилей.
А.К.
«Когда 21 сентября 19 года до н. э. в калабрийском городе Брундизии, подле моря, соединяющего южную Италию с Элладой Гомера, на пятьдесят первом году своей тихой жизни трудолюбца скончался Публий Вергилий Марон — уже тогда, пожалуй, это событие означало для сознания одних современников и хотя бы для смутного чувства других нечто большее, чем просто смерть любимого и почитаемого поэта. Поэты у римлян были; но Вергилий — не один из великих, даже не первый, а единственный» (С.Аверинцев).
«Причины популярности Вергилия на протяжении двух последних тысячелетий в его повествовательном мастерстве и силе воображения. По сравнению с другими поэтами в его стихах больше всего событий: количество действия на строку в “Энеиде” даже больше, чем в “Метаморфозах” Овидия. Вергилий — просто увлекательное чтение, хотя бы потому, что так много происходит в его строках, а значит и в воображении его читателей. В каком-то смысле, Вергилий даже интереснее Гомера, которому он очевидно пытался подражать, потому что Гомер чрезмерно описателен, и его составные определения иногда просто назойливы. Впрочем, у Вергилия было преимущество перед Гомером, поскольку он писал на семь веков позже, в тот период, когда визуальные искусства развились достаточно, чтобы избавить поэтов от необходимости описания вещного мира с той же точностью, что и внутреннего человеческого ландшафта» (И.Бродский, пер. с англ. Е.Касаткиной).
В средние века Вергилия считали могущественным магом и колдуном, в чём легко убедиться, заглянув в сборник «Великие некроманты и обыкновенные чародеи», выпущенный в 2006 году издательством «Азбука-классика»; сборник открывается анонимной «Книгой о жизни Вергилия, о его смерти и о многих чудесах, которые он совершил благодаря колдовству и некромантии при помощи дьяволов преисподней». «Одарённость и неординарность исторических персонажей нередко приводит к тому, что их жизнь обрастает самыми невероятными легендами», — замечает автор предисловия Николай Горелов. Добавим от себя, что бездна времени, разделяющая нас и Вергилия, тоже играет немаловажную роль. Средние века давно миновали, а родившаяся тогда легенда жива и продолжает плодоносить. Вергилия — не исторического, но легендарного, — сделал героем своего романа-фэнтези «Феникс и Зеркало» (1969) американский писатель Авраам Дэвидсон. Эксперимент удался: роман вошёл в классику жанра, а с 1993 года его можно прочесть и по-русски — он был издан в знаменитой «жёлтой» серии «Fantasy» питерским издательством «Северо-Запад».
А.Копейкин
Биографы Льва Квитко приводят разные даты его рождения. В одном случае указывается, что он родился 15 октября, в другом — что 11 ноября. Одни уверяют, что будущий поэт появился на свет в 1890 году, другие — что в 1893-м. Как и автор «Рыжика» Алексей Свирский, Лейб Квитко рано осиротел — отсюда и разночтения. С двенадцати лет он «говорил стихи», поскольку был ещё не очень грамотен и не мог толком их записать. В 1917-м выпустил первый сборник, он назывался «Лидэлэх» («Песенки»). Эта и все другие книжки Квитко были написаны на языке идиш, а на русский их переводили Михаил Светлов, Самуил Маршак, Елена Благинина (в советских изданиях почему-то избегали слова «идиш» и писали просто «перевод с еврейского»).
Среди почитателей таланта Льва Моисеевича был Корней Иванович Чуковский, строгий и придирчивый ценитель поэтического слова. Но о Квитко он говорил так: «Очарованность окружающим миром сделала его детским писателем; от имени ребёнка, под личиной ребёнка, устами пятилетних, шестилетних, семилетних детей ему легче было выразить свою любовь к жизни, свою простую веру в то, что жизнь создана для беспредельной радости».
Увы, реальная жизнь не всегда подкрепляла эту веру. В 1952 году вместе с другими деятелями еврейской культуры Лев Квитко был расстрелян. То ли в августе, то ли в октябре… Дату его смерти так же сложно установить, как и дату рождения.
А.Копейкин
В течение многих лет подписчики «Пионерской правды» ждали очередного выпуска авторской рубрики Генриха Альтова «Изобретать? Это так просто! Это так сложно!» не меньше, чем новой фантастической повести Кира Булычёва. В сущности, Генрих Саулович тоже говорил о вещах фантастических, но — только на первый взгляд, потому что всякий раз он предлагал реальное решение, казалось бы, неразрешимой задачи.
В издательстве «Детская литература» его книга «И тут появился изобретатель» выходила неоднократно, последний раз — в 2001 году в серии «Знай и умей». Альтов был изобретателем и по профессии, и по призванию. Он не только разработал фундаментальную Теорию Решения Изобретательских Задач (ТРИЗ), но и сам был автором не одного десятка запатентованных изобретений.
«Чтобы делать реальные изобретения, — говорил Генрих Саулович, — нужна фантазия». Поэтому в отдельную дисциплину он выделил РТВ, что означает «Развитие Творческого Воображения». Писатель-фантаст — это была вторая ипостась Альтова, и в ней он оставался верен себе и своим изобретательским принципам. Его рассказы можно назвать «стопроцентно научной фантастикой» (сборники «Легенды о звёздных капитанах», «Опаляющий разум», «Создан для бури»). Кому-то такое определение покажется похвалой, кому-то — почти ругательством. Так или иначе, литературные теории Альтова были куда уязвимей изобретательских. Разъять «искусство слова» на составляющие, чему должна была способствовать изобретённая совместно с писателем и учёным П.Амнуэлем шкала «Фантазия-2», Генриху Сауловичу, к счастью, не удалось.
А.Копейкин
Казалось бы, чего проще: писать лишь о том, про что самому интересно было бы прочитать. Этим нехитрым принципом и руководствовался Георгий Мартынов, когда трудился над своими романами.
Пусть наивны мартыновские «Звездоплаватели» с точки зрения современной науки, но разве могут устареть или потерять срок годности естественное человеческое любопытство и неодолимое желание «заглянуть за горизонт»?
С чем столкнётся человек на Венере или на Марсе? Встретим ли мы когда-нибудь в бесконечном Космосе «братьев по разуму»? Каким окажется наше «далёкое будущее»? Вполне типичные вопросы для научной фантастики. На каждый из них писатель Мартынов старался ответить по возможности честно, в меру своих сил и способностей. Так появились его романы «Каллисто» и «Каллистяне», «Гость из бездны», «Гианэя», «Спираль времени». Есть в этих книгах немало такого, что вызовет в читателе начала XXI века недоумение или саркастическую усмешку. Но если кто-то разглядит там искренность, можете не сомневаться: обязательно дочитает до конца.
См. также: Мартынов, Георгий Сергеевич
