На этих двух фотографиях старенькая Сперантова, давно перешедшая на возрастные роли, словно бы смотрит на себя молодую так же внимательно и пристально, как, по её словам, она всегда смотрела на других актрис-травести, исполнявших роли мальчиков в спектаклях детского театра. «Ничего не могу с собой поделать, — признавалась Валентина Александровна, — амплуа этих актрис — моё амплуа, я отдала ему почти всю свою творческую жизнь».

В Москве она была лучшей травести, и её первенство никто не пытался оспорить. Автор известной трилогии «Дорога уходит в даль» писательница А.Я.Бруштейн, много работавшая для детского театра, рассказывала, что Сперантова «пришла в театр, едва выйдя из детства, и была кровно близка своему зрителю, в котором всё было ей дорого и понятно».

Секрет выдающейся артистки, считала Бруштейн, заключался в огромной и неотразимой искренности, происходившей «от свойственного ей своеобразного “наивного реализма”: Сперантова на сцене никогда не сомневается в том, что она есть именно то лицо, которое она изображает. Она так убеждена в этом сама, что ей не приходит в голову, что зритель может думать не так и его надо ещё в чём-то убеждать. Она никогда ничего не старается внушить зрителю, что-либо навязать ему: она уверена, что он понимает всё, что происходит на сцене, именно так, как понимает это она, актриса. Поэтому Сперантова действует всегда тончайшими средствами, без всякого нажима и подчёркивания. Рядом с ней даже очень хорошие актёры иногда кажутся крикливыми, шумными, “жмущими”».

Ранние работы Сперантовой вошли в историю, но не сохранились на киноплёнке, — мы помним эту замечательную актрису уже по ролям бабушек. И только её удивительный голос в мультфильмах («Конёк-Горбунок», «Федя Зайцев», «Золотая антилопа», «Заколдованный мальчик», «Петя и Красная Шапочка») и радиоспектаклях доносит до нас свидетельства её театрального триумфа 1920-40-х годов.

А.Копейкин

Стараниями неутомимого голливудского пересмешника Терри Гилльяма «академики народной сказки» братья Гримм сами теперь стали сказочными персонажами. Роли распределились следующим образом: Якоб — самоуверенный нагловатый циник, Вильгельм — забитый очкарик-романтик, оба — шарлатаны, проходимцы и авантюристы, дурящие дремучих крестьян тем, что якобы избавляют их от нечистой силы.

Замысел блестящий. Воплощение — так себе. Ну их к лешему, все эти постмодернистские игрища. Вспомним лучше, кем в действительности были великие филологи, собиратели народных сказок братья Гримм.

Прежде всего, они были великими тружениками. «Каждый день я сижу за рабочим столом по меньшей мере двенадцать часов кряду, и ещё хочу напомнить, что тому, кто это делает, скоро исполнится 68 лет», — так писал старший брат, Якоб; младший, Вильгельм, работал не меньше. В неустанных трудах, том за томом рождались «Детские и семейные сказки» и «Немецкие предания», прославившие Гриммов в веках.

«Настало время спасать древние предания и сказки, — тревожились братья, — чтобы они не исчезли в беспокойных днях наших, как искра в колодце или роса под горячим солнцем». Движимые столь благородными намерениями, они совершили филологический подвиг, сохранив для потомков бесценные сокровища народной фантазии.

В отличие от Шарля Перро или Музеуса, предложивших читателям витиевато-изысканные переработки народных сказочных сюжетов, братья Гримм старались оставить записанные сказки как есть, во всей их первозданной свежести и непосредственности. Оттого и сейчас нередко приходится слышать испуганные голоса педагогов, выражающие сомнения в пригодности наследия Гриммов к чтению детьми. Ответ на это дал наш нынешний юбиляр Вильгельм: «Мы не знаем более здоровой и прекрасной книги, чем та, которую создал народ», — сказал он.

А.Копейкин

Виктор Шкловский однажды заметил, что «критики не поспевали за широкими и быстрыми шагами Всеволода Иванова». Сказано очень верно. И сейчас ещё имя этого писателя в сознании многих накрепко связано с «Бронепоездом 14-69» да повестями и рассказами «партизанского цикла». «Но Иванов никогда не повторял себя. Он всегда искал новые пути, новые формы самовыражения. После партизанских повестей и рассказов он пишет роман “Возвращение Будды”, потом — роман “Похождения факира”. Только недавно был издан его роман “Ужгинский Кремль”, над которым он работал долгие годы. В 40-е годы Всеволод Иванов пишет “фантастические” рассказы, обрабатывая сюжеты греческой и библейской мифологии».

Шкловский не дожил до того времени, когда полная версия «Кремля» была издана под одной обложкой с романом «У», и мы открыли новую грань творчества Иванова — сатирика-фантаста, мастера иронии и гротеска. Ещё интересней его «таинственные» повести и рассказы, в которых самобытно претворены традиции русских романтиков XIX века. Самый подробный сборник таких произведений, наполненных странными случаями и невероятными происшествиями, называется «Пасмурный лист»; он вышел в 1987 и 1988 годах в издательстве «Правда» в серии «Мир приключений».

А.Копейкин

«Представьте себе город, в котором вы живёте. Представьте себе, что весь ваш город оккупирован иностранной армией, которая отделила часть жителей от остальных, скажем, тех, у кого чёрная или жёлтая кожа, или тех, у кого зелёные глаза. И представьте себе также, что эти люди не только отделены от остальных, но заключены в одном из кварталов города, обнесённом специальной стеной.

В один прекрасный день оккупационные власти решили очистить от людей квартал за стеной. Выслать их куда-то. Сегодня мы знаем, что они были отправлены в лагеря смерти. Со временем и мы, жившие там, узнали об этом. Город, в котором я жил, назывался Варшава, а квартал, обнесённый стеной, назывался гетто. Я пробыл там всё время, пока длилась Вторая мировая война…»

Ури Орлев (Орлевский) приехал и обосновался в Израиле после того, как чудом спасся из концлагеря Берген-Бельзен, где оказался вместе с братом после смерти матери. Он — автор нескольких романов для взрослых и более двух десятков книг для детей. На русском языке издавалась повесть У.Орлева «Остров на Птичьей улице» — живое, выстраданное свидетельство жизни в Варшавском гетто, написанное от лица одиннадцатилетнего мальчика.

А.Копейкин

Повесть Эммануила Казакевича «Звезда» была опубликована в первом номере журнала «Знамя» за 1947 год; не прошло и двух лет со дня Великой Победы. Но удивительно: в повести и речи не было ни о какой строгой документальности, очерковости или хроникальности, при том что она со всей очевидностью основывалась на личном опыте автора-фронтовика.

Обычно книги, написанные «по горячим следам», живут недолго. У «Звезды» оказалась иная судьба. И во многом благодаря тому, что Э.Г.Казакевичу удалось дать «блестящий образец жанра собственно повести, художественной организации материала, независимой от паспортной подлинности имён героев, календарной точности времени и географической — места действия» (А.Т.Твардовский).

Сегодня это небольшое по объёму произведение, с правдивой пронзительной силой рассказывающее о героической гибели в тылу врага группы дивизионных разведчиков, короткая повесть, едва насчитывающая восемьдесят страниц текста, но стоящая иных эпопей, заслуженно и прочно входит в круг подросткового и юношеского чтения (см.: КРУГ ЧТЕНИЯ: ОБЗОРЫ: СТАРЫЕ КНИГИ О ВОЙНЕ).

Э.Г.Казакевичу принадлежит также перевод с итальянского сказочной повести Карло Коллоди «Приключения Пиноккио». Это именно перевод, а не пересказ и не переработка. С 1950-х годов он живёт в нашей литературе наравне со всеми любимым «Золотым ключиком…» Алексея Толстого.

А.Копейкин