В театре, где поднимается занавес и зрители рукоплещут с криками «браво!», Мария Бабанова сыграла всё, о чём только может мечтать актриса. Она была шекспировской Джульеттой, Дианой в «Собаке на сене», Ларисой у Островского, Раневской у Чехова и невероятно популярной Таней в прославленном спектакле по пьесе Алексея Арбузова.

Но оказалось, что совсем особенная слава ждала за порогом. Эта слава пришла, когда над всей страной, над огромным Советским Союзом зазвучал радиотеатр Марии Бабановой.

Тут был секрет. Конечно, зрители в обычном театре тоже слышали удивительный, ни на кого не похожий «хрустальный» бабановский голос. Но когда этот голос вырвался на свободу, сбросил с себя всю материальную, отвлекающую тяжесть декораций, интерьеров, костюмов, когда он один, сам по себе, начал играть в пространстве эфира… О, вот тогда случилось второе и, может быть, главное рождение актрисы Бабановой. Оно выразилось не только в перемене театральной площадки. Хрустальный голос выбрал свой путь, и Бабанова почти безраздельно ушла в сказку. Теперь она была девочкой Суок, Хозяйкой Медной горы, Маленьким принцем, лучшим на все времена Оле-Лукойе и самой настоящей, единственно верной Феей, снарядившей Золушку на бал.

Сохранилось письмо от человека, который в 1945 году на дальнем Севере, где-то в республике Коми, стоял посреди метели под репродуктором, прибитом к столбу, и, «стараясь не проронить ни одного звука», слушал, как Бабанова читает сказку Андерсена «Соловей».

Сейчас стоять на морозе необязательно. Некоторые гениальные работы Марии Бабановой существуют на пластинках и лазерных дисках.

И.Линкова

Подробный профессиональный рассказ о жизни и творчестве Евгения Ивановича Чарушина есть на нашем сайте в разделе «Художники» (см.: ЧАРУШИН ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ). Несмотря на это, очень хочется процитировать строчки из его замечательной автобиографии, которые не вошли в большую статью Дарьи Герасимовой. Информации такая цитата не прибавит, но, может быть, прибавит хорошего настроения и доверия к человеку, умевшему так славно нарисовать любую зверушку.

«Вот яркие, памятные моменты из моего детства. Положив в лукошко только что вылупившихся цыплят, мать ставит их на тёплую русскую печь “обсыхать”. Цыплята копошатся, попискивают, а я лежу на печке и наблюдаю.

По утрам, не умывшись, лез на дерево, чтобы меня не заставили, чего доброго, учить уроки. Я читал Брема и чуть не плакал, так мне хотелось иметь тапира или жирафу. “Ходил бы зверь, ел… А я бы смотрел…”

Я приучился с детства понимать животное — понимать его движения и мимику. Мне сейчас даже как-то странно видеть, что некоторые люди вовсе не понимают животное. Так, например, на одном рисунке была изображена собака. Собака явно “улыбается”. Вывалила язык, “рот до ушей”, словом, собака в прекрасном расположении духа. А один педагог “объяснял” этот рисунок детям примерно так:

“Смотрите, какая злющая собака. Смотрите, как она рычит!”…

Критика моих работ такими людьми для меня очень страшна и обидна. Формы моих наблюдений за животными необычны и непонятны им».

Короткую автобиографическую статью, названную «Моя работа», Евгений Иванович Чарушин заканчивает такими словами: «…главным образом радует меня то обстоятельство, что я работаю для миллионов наших ребят.

Плохо ли, хорошо ли у меня это получается, не знаю. Но в работе моей я честен».

И.Линкова

Если бы у литературных персонажей могли быть предки, Том Белли непременно считался бы предшественником и предтечей Тома Сойера, хотя разница «в возрасте» у них всего шесть лет: книга Томаса Олдрича «The Story of a Bad Boy» («История плохого мальчика») вышла в свет в 1870 году, а бессмертный шедевр Марка Твена — в 1876-м.

Сюжетные точки отсчёта трогательно совпадают. Том Белли тоже попадает в маленький провинциальный городок Ривермут, где по улицам медленно едут коляски, запряжённые лошадьми, дома мирных жителей переполнены салфеточками, вазочками, куколками, микстурами от усталости, а дедушкина служанка называет хозяйского внука «мастер Том». Герои этой откровенно ностальгической истории читают «Дон Кихота», ставят самодеятельный спектакль про Вильгельма Телля, а за вход берут одну конфету или пять грецких орехов. Вершиной мальчишеского своеволия и протеста становится создание «Общества Ривермутских Сороконожек», цель которого —«приводить в трепет весь город и дразнить пастора Гаукинса и полицейского Снолли».

При этом история Тома Белли похожа на историю Тома Сойера, как сладкий лимонад на крепкий виски. И дело тут не только в масштабах литературного таланта обоих авторов. Исследователи вообще упрекают американского поэта и прозаика Томаса Олдрича за то, что он старательно избегал мрачных сторон жизни, ориентировал свои произведения на «избранного» читателя и принципиально выступал против всякого реализма за всякий романтизм.

Не будем слишком строги. Читать незатейливую маленькую книжку старомодного Олдрича вполне приятно и вполне «улыбчиво». На русский язык она была переведена в 1930 году, последний раз (насколько нам известно) переиздана в 2012-м, и в русском варианте скромно называется «Воспоминания американского школьника». Других сочинений данного автора в обиходе русскоязычного читателя не имеется.

И.Линкова

В 1971 году издательство «Детская литература» выпустило книгу Фёдора Михайловича Достоевского для детей. Ситуация представляется невероятной, но это факт. В предисловии к книге, которая так и называется — «Детям», говорится о том, что когда-то писатель читал некоторые отрывки из своих произведений собственной пятилетней дочери и её друзьям. Великий знаток человеческих душ был очень доволен результатами этих чтений. Он даже намеревался выбрать на досуге подходящие для детского восприятия страницы, чтобы издать их в виде сборника. Но не успел. Однако замысел не погиб и в 80-е годы XIX века в России дважды выходили в свет детские хрестоматии, составленные из текстов Достоевского.

Упомянутое издание сорокалетней давности собрано по тому же принципу. В нём есть короткие отрывки из романов «Бедные люди», «Неточка Незванова», «Униженные и оскорблённые», «Преступление и наказание», «Подросток», «Братья Карамазовы». Есть страницы из «Дневника Писателя» и «Записок из Мёртвого дома». В первую минуту, когда книга ещё закрыта, трудно поверить, что выбор оправдан и «Достоевский — детям» — это действительно реальное чтение, а не дежурный реверанс в адрес классика. Но вот начинается рассказ Нелли о страданиях и гибели её матери («Униженные и оскорблённые»), или мужик Марей («Дневник Писателя») провожает перепуганного барчонка воистину утешительными словами: «Ну и ступай, а я те вослед посмотрю. Уж я тебя волку не дам!». Вот переворачивается одна грустная страница за другой, и становится ясно, что Достоевский, желавший обратиться к детям, совершенно прав, а мы со своими «возрастными нормами» — замшелые консерваторы.

Наверное, человек, который написал: «Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей», — имеет право говорить с кем угодно, потому что даже показывая безжалостную смерть, он выражает не только отчаяние.

И.Линкова

Единственная детская книга этого лауреата премии Андерсена была переведена на русский язык только тогда, когда тема христианства в нашей стране опять стала актуальной. В Испании повесть «Марселино Хлеб-и-Вино» появилась в 1952 году, а у нас — в 2009-м (см.: Коротко: Санчес-Сильва Х.М. Марселино Хлеб-и-Вино). Это необычная книга, и её стоит прочитать даже тем, кто вовсе не собирается завтра же пойти в церковь. Особенно полезно взрослым подумать над этой историей, потому что испанскому писателю удалось донести до бумаги такие тонкие, такие естественные движения детской души, которые ведут не к религиозной догме, а просто к желанию маленького человека помочь другому. В этой повести всё как будто наоборот: подкидыш Марселино, которого приютили монахи, ни о чём не просит, встретив Иисуса, совершенно живого, на старом чердаке. Он сам начинает потихоньку приносить новому знакомому немножко хлеба и вина с монастырской кухни — ведь нельзя же оставить нового друга голодным!

Может быть, повествование о детском одиночестве, о детском желании добра и готовности верить в хорошее, может быть, это совершенно искреннее признание так хорошо получилось, потому что сам Хосе Мария Санчес-Сильва провёл своё детство в детских домах Мадрида: отец его бросил, а мать умерла. Но мальчик не пропал и с большим трудом «выбился в люди»: стал известным журналистом, редактором журнала, стал писателем, который после повести про Марселино прославился на весь мир. Он написал ещё много книг, в основном — детских. Мы их не знаем, потому что они не переведены. Только в далёком 1968 году в журнале «Вокруг света» мелькнул коротенький рассказ с неблагозвучным названием «Дурак». Если найти его на необъятных просторах Интернета, станет понятно, зачем, говоря о творчестве Санчес-Сильвы, кто-то из критиков употребил словосочетание «магический реализм». Это рассказ о необычном подарке, который достался доброму и трудолюбивому сельскому дурачку. Люди над ним посмеялись, пообещав, что он встретит Красавицу-Весну. А он её и вправду встретил. И тоже ни о чём не просил. Она сама посмотрела в его хорошие глаза, и они изменили цвет: были просто карие, а стали зелёные. Как зелёный мир, который расцветает весной.

И.Линкова