Александр Введенский выпустил около сорока детских книжек, но знают об этом немногие. Значительно шире известны факты из «взрослой» биографии поэта. Вместе с Даниилом Хармсом Введенский являлся организатором и вдохновителем знаменитой группы ОБЭРИУ (Объединение реального искусства), которая в 1930 году была, в силу своей аполитичной чуждости, ликвидирована. Литературно-полицейскими мерами власть не ограничилась: в 1941-м Александр Иванович Введенский был арестован, после чего бесследно исчез, и долгие годы имя его вообще не упоминалось.
Когда справедливость (насколько возможно) была восстановлена, перед читателем предстал интересный русский поэт, смело и точно отразивший своё время. Вернее, к нам вернулись два поэта: взрослый, бескомпромиссный отрицатель общепринятого в поэзии и в жизни и рядом с ним — постоянный автор детских журналов «Чиж» и «Ёж» с его стройными и лёгкими строчками, которые написаны как будто другими буквами. Сравнивать двух Введенских глупо. Можно говорить только об огромном диапазоне этого поэта.
Я вижу
искажённый мир, я слышу шёпот заглушённых лир и тут, за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф, теперь я ставлю шкаф на место, он вещества крутое тесто… |
А вот, ветрам
послушный, Под самою луной Несётся шар воздушный Высоко над землёй. Весь город, как на блюде, Раскинулся под ним. Эй, маленькие люди, Садитесь, Полетим! |
Реалисты объясняют такое раздвоение стиля и настроения необходимостью зарабатывать деньги на жизнь. Реалисты правы. Но не совсем. Не бывает сорок книжек хороших стихов только за деньги.
Не знаю, как сейчас, а в нашем детстве «садистские» стишки и «страшилки» пользовались невероятным успехом. Говорят, что среди сочинений народных поэтов бродили, утратив авторство, и некоторые стихи Олега Григорьева, тоже как будто ставшие народными. Неудивительно: и те, и другие возникли, как полуосознанный вызов отвратительному официозу, безраздельно царившему в советской детской литературе.
Судьбы поэтов, осмелившихся бросить вызов системе, всегда были незавидны. Тяжко приходилось и Григорьеву, и это отчётливо слышно в его стихах:
— Ну, как тебе на ветке? —
Спросила птица в клетке. — На ветке — как и в клетке, Только прутья редки. О.Григорьев
|
А.Копейкин
По словам Натальи Карповой, в детстве она «много читала, много мечтала. Мечты были, как самые невероятные — стать диктором из телевизора, балериной, так и менее фантастические — вырасти, сделать причёску, надеть каблуки и пойти работать в детский сад воспитательницей Валентиной Ивановной. А писатель в моём представлении тогда был, кем-то вроде сказочного Деда Мороза, невиданным могущественным волшебником, живущим в особенном недосягаемом месте».
В 2006 году Наталья Карпова пришла в литературное объединение «Дмитровские зори», где её «в первый раз громко и на полном серьёзе назвали хорошим детским поэтом». Стихи начали печатать в журнале «Мурзилка», в различных периодических изданиях Москвы, Санкт-Петербурга, Перми, Дмитрова и других городов. Часто они были подписаны не настоящим именем, а псевдонимом — Тётушка Ау. В 2009 году в издательстве Белорусской Православной Церкви в серии «Солнечный зайчик» была напечатана её первая книжка «Море для лягушки» с иллюстрациями Людмилы Баировой.
Произведения Натальи Карповой неоднократно были отмечены литературными премиями и наградами, такими как «Золотое Перо Руси», «Самая умная Муха на свете» и др. В 2021 г. ей была присуждена премия Правительства Москвы имени Корнея Чуковского в области детской литературы в номинации «Лучший поэтический сборник для детей в возрасте до семи лет» за сборник стихов «В книжке дождики живут». Иллюстрации к нему создала художница Елена Дроботова. На страницах книги можно встретить бабушку Тучу и Дождевого, живущего в каплях дождя, а ещё самые разные дождики — и ласковый летний, и колючий осенний. На наших глазах творится волшебство — дождик поёт колыбельную бабушке, кошке и куклам, после грибного дождика в речке лягушата пекут грибной пирог, а радуга оказывается цветным хвостом дождевого петушка, прячущегося за грозовой тучей.
Вышедшее в 1861-1867 гг. четырёхтомное издание, скромно озаглавленное «Песни, собранные П.Н.Рыбниковым», наделало в кругах учёных-этнографов и фольклористов немало шума. Сначала составителю, как водится, не поверили, потому что тома эти скрывали в себе (а вернее, открывали любознательному читателю) целый мир, доселе никому не ведомый, — былинный мир русского Севера. Только в 3-м томе Рыбников подробно рассказал о том, как во время странствий по Олонецкому краю ему удалось записать более двухсот подлинных исторических песен, былин и «старин» — древних эпических сказаний, передаваемых из уст в уста певцами-сказителями, и тогда Академия наук спохватилась и присудила ему Демидовскую премию. А коллеги-фольклористы, затаив дыхание, принялись внимать хранителям народных песенных сокровищ, которых Павлу Николаевичу посчастливилось отыскать в Прионежье: Леонтию Богданову, Козьме Романову, Тимофею Рябинину, Никифору Прохорову, Василию Щеголёнку…
Как отмечают специалисты, «открытиям Рыбникова во многом обязаны последующие собиратели русского фольклора».
А.Копейкин