«…Мне всегда хочется, чтобы в переводах с английского присутствовал английский акцент», — признавалась И.Бернштейн в интервью «Русскому Журналу». Своим учителем она называла Марию Фёдоровну Лорие, воспитавшую многих выдающихся мастеров художественного перевода (в их числе и Ирина Гурова, с которой Инну Максимовну связывала многолетняя дружба).
Интересно, что самые знаменитые, самые впечатляющие свои работы — «Моби Дик, или Белый Кит» Г.Мелвилла, «Смерть Артура» Т.Мэлори, «Возвращение в Брайдсхед» И.Во — Бернштейн сделала не по заказу, а «по собственному почину». Выходит, если бы она не предложила издателям свои переводы, мы встретились бы с каждой из этих книг значительно позже, чем это произошло в действительности!
Способствовать сближению культур — вот в чём Инна Максимовна видела миссию переводчика. Благодаря её деликатному посредничеству, заговорили по-русски «Отважные капитаны» Р.Киплинга, герои Эдгара По и Артура Конан Дойла, Джерома К. Джерома и П.Г.Вудхауза, Дж.Сэлинджера и Тома Вулфа, Айрис Мёрдок и Мэри Стюарт…
«На мой взгляд, интересно творчество новозеландской писательницы Маргарет Махи, — говорила переводчица (когда были сказаны эти слова, М.Махи ещё не получила высшую награду в области детской литературы — Международную Золотую Медаль им. Х.К.Андерсена). — Её знают у нас как детского автора, а я переводила её повести для более старшего возраста, которые, к сожалению, не были изданы».
Хочется надеяться, что рано или поздно это всё же произойдёт.
А.Копейкин
Возвращение Ивана Шмелёва в Россию состоялось не так уж давно. Многие ещё застали те времена, когда его имя было знакомо разве что специалистам-филологам да большим эрудитам. Редкий книголюб слыхал краем уха о том, что был-де такой писатель из первой волны эмиграции, не принявший октябрьскую революцию и «воспевавший патриархальное прошлое», — для большинства же его словно и не существовало.
Читая Шмелёва теперь, испытывая острое наслаждение от каждой его фразы, каждого драгоценного слова, одновременно испытываешь чувство вины за своё незнание и чувство досады на то, что столько лет его великолепная проза была для нас совершенно закрыта. Теперь-то всем ясно, с какой лёгкостью книги Ивана Сергеевича встают на одну полку с сочинениями величайших русских классиков, как ясно и то, что писать, как Шмелёв, теперь никто не умеет. Да и не про что теперь так писать.
С огромной любовью запечатлелась в его книгах страна, которой больше нет, «Россия, которую мы потеряли». Для самого Ивана Сергеевича она тоже оказалась потеряна — после революции он вынужден был покинуть родину навсегда. Однако он не утратил её в своей памяти, сохранившей каждое мгновение прежней жизни, её звук, цвет и запах, всё, что довелось увидеть и ощутить.
Очень хорошо, что эта память стала теперь и нашим достоянием.
А.Копейкин
В Советском Союзе Эдуардас Межелайтис считался официально признанным литовским поэтом — за сборник стихов «Человек» он в 1962 году был удостоен Ленинской премии.
Среди множества его книг есть и детские, такие как «Дневник Дайны», «Зайка-зазнайка», «Сказки моего детства», «Идёт по свету солнце». Для детей написана и маленькая поэма «Кастант-музыкант», оформленная рисунками Г.А.В.Трауготов. В разные годы издательство «Детская литература» выпускало для школьников небольшие поэтические сборники Межелайтиса «Литовская сюита» и «Линголинге».
А.К.
Пейзажная лирика Ивана Никитина, «крестьянского поэта», «преемника Кольцова», памятна нам с детских лет.
|
Полюбуйся: весна наступает, |
И.С.Никитин. Полно, степь моя, спать беспробудно…
Многие его стихи — певучие, музыкальные — впоследствии стали романсами и песнями. Особая популярность выпала на долю песни «Ухарь-купец», которую с полным правом можно назвать народной.
А.К.
Всё-таки переводчик — это совершенно особая профессия. Пожалуй, даже особое состояние души, в основе которого лежит крайне редкое человеческое качество — скромность. Что говорить, писателям оно не всегда бывает присуще. А для переводчика это почти необходимость — умение так подчинить своё «я» чужому замыслу и одновременно этим замыслом вдохновиться, чтобы те, кто читает на другом языке, не почувствовали себя обманутыми.
Открывая книгу под названием «Приключения Алисы в Стране чудес», мы вправе ожидать встречи с Льюисом Кэрроллом и никем иным — тем самым Кэрроллом, который сочинил книжку, не похожую ни на какую другую. Если же сквозь строчки на нас то и дело станет иронически поглядывать Владимир Набоков или весело подмигивать Борис Заходер, то, как бы ни были оба они прекрасны, боюсь, нас постигнет сильное разочарование.
Нина Михайловна Демурова, разумеется, не Набоков и не Заходер, в том смысле что она не пишет стихов и прозы, но зато ей удалось почти невозможное. Помните? Перевести «Алису» — значит, «перевезти» всю Англию. Вы только представьте: чтобы Англия «приехала» в Россию, потребовались усилия одной скромной женщины! То же случилось и с другой до мозга костей английской книжкой — «Питером Пэном» Джеймса Барри. Вместе с «Питером Пэном» она привезла в Россию ещё один кусочек старой доброй Англии. Эти кусочки мы уже давно собираем и коллекционируем: Кэрролл, Барри, Диккенс — какие имена! Тут же и Фрэнсис Элиза Бёрнетт с её «Таинственным садом» и «Маленькой принцессой», и Алан Гарнер со сказочным «Элидором», и Беатрикс Поттер, и Роальд Даль…
!-- 222
См. также: Демурова, Нина Михайловна
ПОДРОБНО: Нина Демурова. Льюис Кэрролл
Нет необходимости пускаться в долгие рассуждения о роли и месте Сергея Есенина в русской литературе — об этом и так сказано более чем достаточно. Мы понимаем, что значит для нас Есенин, поскольку ощущаем его поэзию неотъемлемой частью себя. Однако, имея дело с явлением глубоко национальным, всегда интересно узнать, как такое явление воспринимается представителями иных культур.
Поэт Юстинас Марцинкявичюс, переводивший Есенина на литовский язык, отзывался о нём восторженно: «Есенин — чудо поэзии. И, как о всяком чуде, о нём трудно говорить. Чудо нужно пережить. И надо в него верить. Чудо есенинской поэзии не только убеждает, но и всегда волнует, как проявление большого человеческого сердца». Один из самых уважаемых стихотворцев Литвы, Марцинкявичюс родился в крестьянской семье и потому особенно близко к сердцу принимал есенинские строфы: «В мире русской народной жизни, словно в колыбели, рос и развивался талант Есенина. Природа живёт в человеке, а человек в природе. Взаимодействуя и взаимно дополняя друг друга, они создают в сердце поэта конкретный образ родины, чаще всего обрисовывающийся в «реалиях» родного села…»
А.К.
Свою первую книжку Владимир Фирсов не успел подержать в руках. Крошечный сборничек рассказов «Звёздный эликсир» вышел в свет в 1987 году, когда писателя уже не было в живых. Чуть позже в заметке «Преданность жанру» критик В.Л.Гопман с горечью скажет, что по характеру Владимир Николаевич был слишком мягок и сдержан для того, чтобы широко печататься; он был лишён той «“пробивной силы”, которая многим авторам успешно заменяет дарование».
Возможно, поэтому некоторые произведения Фирсова лишь относительно недавно увидели свет в книжном варианте. Выпущенный в серии «Классика отечественной фантастики» солидный том «Срубить крест» (М. : АСТ : Ермак, 2003) собрал под своей обложкой и одноимённый роман, когда-то печатавшийся в «Уральском следопыте», и большинство рассказов, среди которых есть просто блестящие, и, возможно, лучшую повесть Фирсова «Сказание о Четвёртой Луне».
См. также: Фирсов, Владимир Николаевич
«Я знаю, что война неизбежна, и что я с неё не вернусь», — так сказал однажды юный Анри Фурнье, ненароком угадав свою судьбу.
Всё случилось, как он и предполагал. Он погиб под Верденом, в память о себе оставив единственный роман «Большой Мольн».
Всякий, кто принимается писать об этой загадочной книге, своеобразном «рыцарском романе» начала XX века, невольно настраивается на поэтический лад: «“Большой Мольн” — вещь одновременно и простая, и сложная, — утверждает исследователь. — Достоверная и точная во всех подробностях деревенской и школьной жизни, книга всё же таит в себе какое-то ускользающее волшебство.
К ней хочется возвращаться снова и снова, чтобы вместе с Мольном пройти по еловой аллее к замку с серой башенкой, надеть плащ с плиссированным воротником и отправиться на бал, где хозяева — дети; чтобы глотнуть ледяной воды из колодца Гранфона, прохладного в самый жаркий день; чтобы стереть пыль со старой могильной плиты в часовне Затерянного поместья и прочесть: “Здесь покоится рыцарь Галуа, сохранивший верность своему Господу, своему королю и своей даме”.
На месте гибели лейтенанта Фурнье и его солдат — простой деревянный крест, но славные паладины могли бы назвать их своими друзьями…»
А.К.
